Теперь было не так легко размышлять о грядущей славе, и сам Мартин казался себе маленьким, испуганным и потерянным среди величественных стволов деревьев.

Через некоторое время стало так темно, что Мартин уже не мог различить тропы. Он то и дело спотыкался об корни, поскальзывался на мокрой траве и царапал лицо об ветки. Ноги ныли от непривычной нагрузки, и прогулка перестала быть легкой. Хорошо одно — звуки и взгляды тоже пропали, так внезапно, словно кто-то дал существам сигнал спрятаться. Прислушавшись к себе, Мартин осознал, что это скорее пугает его, чем радует. До этого он боялся, но не чувствовал себя одиноким. Теперь же вся незавидность положения встала перед ним в полный рост. Он здесь, в абсолютно незнакомом месте, без каких-то четких указаний должен спасти Город от Тварей, которых и убить-то почти невозможно. И вообще, почему он решил, что для этого нужно куда-то идти?

Мартин замер, осененный этой догадкой. Судьба недаром ни слова не сказала ему о направлении, в котором нужно двигаться после того, как он попадет в Лес, наверняка просто потому, что он должен был оставаться на месте! Может быть, он получил бы помощь или подсказку, а теперь придется заночевать здесь, среди неясных теней, и только завтра утром он сможет найти дорогу обратно. Может быть, и вся суть его приключения состояла в том, чтобы до ночи оставаться там, куда он пришел, а там надо было разбить что-нибудь, или раскопать какую-нибудь древность, или, на худой конец, победить особенно большую Тварь, которая появилась бы с наступлением темноты?

Последняя мысль заставила Мартина побледнеть. Наступила самая настоящая ночь, а в Городе ночь означала приход Тварей. Да и Лес внезапно перестал казаться таким уж дружелюбным. Скрип его ветвей под ветром напоминал скрип виселицы, на которой сейчас были друзья Мартина, оставленные там, в назидание настоящим и будущим незадачливым ворам. Кроме того, юноше показалось, что деревья тянут к нему раскоряченные сучья.

А самым ужасным было то, что он услышал, замерев на месте и дрожа от напряжения. Свист, переходящий в бульканье, возвещающий о приближении Тварей. Тени как-то резко удлинились и обрели кроваво-красные глаза, взирающие на Мартина из-за густой зеленой листвы. Потом одна из Тварей выступила вперед и кровожадно облизнулась.

Впервые Мартин видел ее так близко, и никак не мог отвести взгляд.

Когда он столкнулся с Тварью в первый раз, ему едва исполнился год. Во второй раз, подгоняемый ворами, он не успел рассмотреть ее как следует, а сдохнув, та испарилась бесследно. И в логове, и во всем Городе никто не стремился на досуге описывать, как выглядит Тварь. Все знали лишь то, что у нее есть глаза, которыми она видит, лапы, чтобы догонять свою жертву и клыки, чтобы разорвать ее на части.

Тварь была высокая и тощая, с выгнутой вверх спиной и поджарым животом, с длинными сухими лапами, которые, казалось, состояли лишь из костей, обтянутых кожей. Тонкий гладкий хвост Твари бил по бокам, вытянутая морда щерилась выпирающими из-под верхней губы клыками, нос жадно втягивал воздух, а острые уши ловили каждый звук. Вслед за первой Тварью вышли еще две, потом еще… Не менее десятка Тварей, и взгляды всех были устремлены на человека. Все они были покрыты короткой, черной лоснящейся шерстью и выглядели идеальными созданиями для преследования и убийства.

— Человек?.. — прошелестело что-то над головой Мартина, и в его сторону выметнулись от ближайшего дерева две гибкие лозы. — Убейте его!

Заорав благим матом, юноша бросился в сторону, проскочив между внезапно ожившим деревом и ближайшей Тварью, которая, клацнув в воздухе зубами, бесшумно бросилась в погоню.

Мартин бежал, сбивая босые ноги в кровь и больно стуча тяжелыми башмаками, болтавшимися на руке, себе по коленкам. В боку нещадно кололо, а весь воздух в Лесу, который недавно казался таким свежим и бодрящим, будто исчез. Много раз Мартину казалось, что он уже не сможет бежать дальше, но каждый раз, когда он приостанавливался и оглядывался назад, то видел оскаленные морды Тварей и ветки, рвущиеся к нему, он понимал, как все еще хочет жить и понимал, что остановится только тогда, когда умрет от усталости.

Внезапно, юноша оказался на открытом месте. Последняя из веток хлестнула воздух в миллиметре от его руки, и тут же послышался жуткий треск. Лишь на мгновение обернувшись, Мартин понял, что спасения нет.

Твари мчались за ним легкой рысью, даже не высунув языков. Но самым ужасным было то, что корни деревьев, подобно огромным змеям поднимались из земли и ползли вперед. Эти деревья умели ходить…

Вскрикнув, Мартин упал на землю и кубарем покатился в темноту.

Несколько мгновений юноша лежал неподвижно, гадая, умер ли он? Вставать решительно не было никаких сил, не было сил видеть и думать. Машинально он выхватил меч, о котором совсем забыл и с невероятным усилием заставил себя сесть и открыть глаза.

Деревья окружили его со всех сторон, но почему-то уже не двигались с места, и юноша подумал, уж не привиделась ли ему их прогулка в бреду смертельного испуга? Зато порядком разъяренные резвостью жертвы Твари прыгнули вперед. Завязался бой и Мартин понял, что до этого он никогда не знал своих возможностей.

Может быть сам меч со свистом вращался в его руке, рассекая и развеивая Тварей в прах, а может вместе с лесным воздухом в грудь юноши вошла какая-то неведомая доселе сила и отвага, но он вскочил на ноги и принялся прыгать и кружить вокруг себя, отражая нападение за нападением, абсолютно бездумно и все-таки успешно. Он сек, резал и рубил. Твари, впрочем, не были хитрыми противниками и все, что требовалось — это защищать горло, до которого они хотели добраться любыми способами. Деревья злобно шелестели в отдалении, шелест их даже походил на слова, но Мартин не стремился к пониманию сейчас. Окруженный Тварями он сам, как загнанный зверь, делал выпад за выпадом, пытаясь проткнуть каждую Тварь, до которой мог дотянуться, а они в свою очередь щелкали вокруг него зубами, явно решив взять строптивую жертву на измор. Трое из них уже исчезли, пронзенные мечом, и остальные придерживались теперь более осторожной тактики. У них получалось. Хоть Мартин уже и не чувствовал усталости, дойдя до такого состояния, когда с трудом осознаешь свое тело, но силы его не просто кончались, они были на грани. И, когда в конце концов юноша, внезапно даже для себя самого повалился на траву, не в силах поднять руки для выпада, он понял, что пришла его смерть.

Но Тварей рядом не было, а прямо перед глазами Мартина рдела алая полоса рассвета.

И он, ничему не удивляясь, немедленно заснул.

Проснулся Мартин от того, что у него затекла рука. Проклиная жесткое ложе и Вала, который наверняка опять выпихнул его на самый край, где только нет подстилки и только лишь голый камень, Мартин открыл глаза. Его взгляду предстал веселый и бескрайний изумрудный лес, а уши уловили журчание воды. Окончательно проснувшись, Мартин понял, что он совсем не в логове и рука затекла не из-за широкого Вала, которому вечно было мало места на койке, а из-за того, что ночь он провел на голом, слегка замшелом камне, на берегу озера. С удивлением Мартин заметил, что правая ладонь его сжата в кулак, а в этом кулаке, в свою очередь, зажат меч, измазанный каким-то серым пеплом, но все еще невозмутимо сияющий серебром. Тогда юноша вспомнил все — и свой отчаянный бой с Тварями, и деревья, которые ходили. Сейчас они мирно покачивали ветвями на ветру, окружив озеро тем самым, но уже неподвижным полукругом, который Мартин видел ночью. Юноша сел и, с опаской оглянувшись на деревья, машинально вытер меч об траву и вложил его в ножны. Потом огляделся.

Солнце находилось чуть ниже зенита, это значило, что полдень уже прошел и через несколько часов снова наступит вечер, а потом и ночь. Мартин содрогнулся от ужаса.

В прошлый раз Твари почему-то не тронули его, когда он свалился без сил, но стоит ли в этот раз рассчитывать на такое милосердие? Может, они просто не наигрались тогда и решили оставить свою строптивую игрушку еще на денек — осознавать всю безысходность ее положения? Тогда этой ночью они обязательно вернутся сюда, чтобы на этот раз закончить дело.