Незнакомка замялась. Наконечник ее стрелы дрогнул, словно готовый опуститься, и сама она на миг прикрыла глаза. Но уже через секунду стрела снова четко указывала на сердце Мартина, а безжизненный взгляд зеленых глаз столкнулся с его взглядом.

- Потому что я никогда не видела живых людей. Мне интересно, - призналась она, без тени смущения, да и какой-либо другой эмоции тоже. – Ты, конечно, умрешь – я должна защищать Древо, оно единственное существо, которое любит меня и заботится обо мне. Но… перед этим, мне хотелось бы узнать больше о таких, как ты.

- Таких, как я? – спросил Мартин, усаживаясь на мох. Стрела тут же метнулась вниз, нацелившись ему в лоб, но странно – его все меньше беспокоила собственная жизнь. Это беспокойство уступало место интересу.

- Да, людей, - холодно подтвердила незнакомка. – Мой Отец говорит, что вы отвратительны, ничтожны, ваши помыслы полны злости и корысти, - впервые в голосе девушки послышалась эмоция, и это была ненависть. – Вы убиваете лишь из озорства, и хотите добраться до моего Отца потому что убийство его считаете доблестью!

- Да ты ведь и сама человек! – выдохнул Мартин, глядя на девушку. Ту передернуло, словно ей в руки сунули гнилую крысу. Она гордо вскинула голову.

- Я не человек! Я – Хранительница Древа!

- А выглядишь как человек, - заметил Мартин. И, поймав сравнивающий взгляд незнакомки, поспешил поправиться. – Как человеческая девушка.

Для Хранительницы все это было впервой. Множество веков она провела рядом с Древом, слушая его и обучаясь у него. Оно старательно питало ее ненависть к людям, и убеждало в том, что как только любой человек появится на этих землях – его немедленно нужно будет убить, ибо иначе он убьет и ее, и его. Целыми столетиями она слушала о коварстве, подлости, кровожадности и лживости людей, и, не видя никого из них, представляла их монстрами, огромными и смердящими, с громовыми голосами. Древо так же учило ее быть бесчувственной и холодной, потому что, уверяло оно, люди хитры и обманом могут убедить ее в своих добрых намерениях, усыпить ее бдительность, чтобы нанести удар из-за спины.

Однако человек действительно оказался очень похожим на нее саму, и совсем непохожим на монстра. Голос его был приятен и спокоен, он не боялся ее, и, кажется, не лгал, хотя и говорил вещи невероятные. Или все-таки лгал?

Хранительница нахмурилась. Она, убившая в себе все чувства, теперь страдала от их противоречивости. Разве не об этом говорил ее Отец? Почему она не убила человека сразу, не дав ему открыть свой мерзкий рот? Теперь он опутает ее сетью обмана, обведет и убьет сам… Нужно немедленно избавиться от него!

Но почему… Почему так тяжело стрелять в этого монстра, сидящего перед ней так беззащитно? Почему ей так интересен он, его вид, его голос? Почему ее тянет к нему, словно много веков в сердце зияла огромная дыра, а теперь она начала наполняться странным теплом.

- Садись! – человек кивнул на мох перед собой. – Как тебя зовут? Я – Мартин.

И Хранительница, не способная сопротивляться, медленно опустила лук и села напротив монстра, которого ее всю жизнь учили ненавидеть.

- Хранительница или Дочь Моя, - сказала она. – Так называет меня Отец.

Мартин качнул головой. В голове его зашевелились догадки, но он никогда не дошел бы до них, если бы морской воздух прежде не освежил его память. Теперь же он словно наяву слышал размеренный голос Мьельна.

«Три дня и три ночи маленькие создания не выходили из своих нор и не вылетали из своих гнезд – так ужасно было то, что они услышали… И, поняв, что спасения им нет, отчаялись на ужасный поступок».

- Ты думаешь, что Древо – твой Отец, - тихо спросил он. – А он не говорил тебе, откуда ты взялась?

Хранительница удивленно посмотрела на Мартина и покачала головой. Она никогда не задумывалась над этим, и не задавала таких вопросов своему Отцу. Она просто была на этом уступе вечно, сколько помнила себя и Древо было ее единственным собеседником и наставником.

- Ты можешь не верить мне, - осторожно начал Мартин, - но ты человек.

Девушка снова вскинула голову, собираясь возразить, но Мартин остановил ее жестом руки, и странно – она повиновалась.

- Давным-давно, пять столетий назад…

Мартин пересказывал историю Мьельна так, как помнил, хотя ему и тяжело было сосредоточиться, потому что Хранительница постоянно перебивала его вопросами. Ее интересовало все: кто такие волки и Маленькие Создания, как выглядит змея, что такое Город. Почти на каждое слово юноши она требовала уточнения, и Мартин сам не заметил, как перешел от пересказа старой легенды к рассказам о простой жизни. Он описал ей все, что видел сам – много высоких деревьев среди которых (здесь ему пришлось согласиться, стиснув зубы) не было такого величественного, как Древо. Озера и рыбалку, и сети из волоса цирина – и самих циринов, таких, каких он помнил – статных, благородных, похожих на быка и лошадь одновременно. Он рассказал о Городе, и своей жизни в нем, рассказал все то же, что некогда рассказывал Аллайе, но только получалось подробнее и ярче, потому что Хранительница спрашивала у него о цвете камня в городских мостовых, о том, как это – прозрачное стекло. Заинтересовали ее зеркала, и Мартин долго объяснял, как люди заколдовали металл, чтобы он показывал их отражения. Потом они перешли к Лесу и, изголодавшаяся в своей каменной темнице девушка жадно слушала про высокие травы, про забавных белок, про дождь и снег. Рассказал ей Мартин и про свирепых Тварей, которые убивают ночью все живое, что видят на своем пути. Рассказал и о том, откуда они появились.

- Я не знала всего этого, - сказала Хранительница, когда он закончил, выдохшись. Зеленые глаза ее потемнели. – Говори еще!

И Мартин, вдохнув побольше воздуха, принялся рассказывать снова. Теперь он говорил о чувствах: о забавных ссорах, о спорах, об азарте охоты и о том, как это прекрасно – мчаться верхом во весь опор, когда сердце замирает от восторга (Хранительница приложила руку к груди). Он рассказывал о том, как люди обижаются друг на друга, и как мирятся потом. Как шутят и смеются над шутками. Так тяжело было рассказывать это тому, кто не имел об этом ни малейшего понятия, но Мартин пытался подбирать слово за словом, внимательно глядя в лицо своей слушательницы. На нем, прежде холодном и беспристрастном теперь менялись живые эмоции, словно рассказ Мартина был для нее глотком свежего воздуха, возвращением к самой жизни которой она была лишена, хоть и не знала об этом. Он услышал ее смех и увидел ее слезы. Она хмурилась и улыбалась, впервые за все столетия своего существования.

Уже смеркалось, когда Мартин понял, что больше ничего не сможет рассказать и, в знак этого, откинулся на спину. Над ним пробегали желтые клочкастые облака.

- Я не знала всего этого, - повторила Хранительница. – И никогда не видела. Откуда мне знать, что это – не ложь?

Мартин пожал плечами.

- Я не могу тебе доказать правдивость своих слов, - просто ответил он. – Но все, то, что ты переживала во время моего рассказа, существует. Почему бы и не быть всему остальному?

- И я так много не видела… - прошептала она. Мартин поднялся и, обойдя девушку, обнял ее за плечи. Он на секунду подумал, что руки его пройдут сквозь нее, но нет – он ощутил под ладонями холодную плоть. Она вздрогнула, но не отстранилась.

- Я бы тоже многого не увидел, если бы не Судьба. И ты понимаешь, что если не убить Древо, то свободных, живущих в этом мире существ, будет оставаться все меньше. Вряд ли Лес успокоится, не истребив всех…

- Убить Древо – значит убить меня, - сказала Хранительница.

- Убить ли? – Мартин присел перед девушкой на корточки и взял ее руки в свои. Они были холодны так же, как и слезы, капавшие на его ладони. – А теперь ты живешь?

Хранительница молчала, закрыв глаза. Теперь Мартин понял, как молода она была в тот страшный день, когда Маленькие Создания отчаявшись принесли ее в жертву. Он не винил их – Зверь был прав, говоря о причинах и следствиях. Но эту девчушку, почти еще ребенка, с рыжими веснушками на бледном лице ему было жалко до слез.