Твари уже ворвались в комнату, с хрипами и свистом. Воры сдали было назад, но потом Рид вернул своего напарника. Твари скользили в разбитое окно одна за другой и, как опытные охотники, занимали свои места, не давая жертве ни малейшего шанса на спасение…
— Мама! — заорал Мартин, барахтаясь в липком холоде, как слепой щенок в воде. — Сейчас!
Одна из Тварей скользнула за спину женщины и когда та повернулась к ней, надеясь найти спасение в подполе, нагло осклабилась. Другая прыгнула ей в спину.
— НЕЕТ! — крикнул Мартин, вцепившись в рукоять меча. Руку пронзила ужасная боль, словно ее сломали и изогнули в нескольких местах. И тут же все исчезло. Он падал, падал в темноте с огромной высоты, оказываясь все дальше от спасения своей семьи, своей судьбы… Себя самого. Бесконечно падал в пропасть, теряясь в глубоком прошлом.
Потом он ударился обо что-то головой и потерял сознание.
========== Глава II ==========
Комментарий к Глава II
Спасибо всем, кто ждет продолжения. Спасибо всем, кто сможет простить меня за долгое ожидание. Ничто не служит мне оправданием, но все-таки хочу похвастаться тем, что после долгой нервотрепки я таки смогла поступить на филолога.))
Надеюсь, новая часть понравится вам.
С того момента, как Мартин ушел, Аллайя каждое утро и каждый вечер приходила на восточную окраину поселка и подолгу стояла там, встречая солнце. Он просила милости для Мартина у Великих, и, в особенности, у Ветра, покровителя всех путников. А так же, в сердце ее теплилась надежда на то, что именно на этом рассвете Мартин вернется, целым и невредимым, с радостными вестями. Раз он ушел на рассвете, значит и вернуться должен так же.
Стояла она и теперь. Жестокий ветер трепал пушистый платок на ее плечах, а колючие снежинки путались в волосах и ресницах, но Аллайя не обращала на это внимания. Неотрывно, слезящимися глазами, она смотрела на восток, где из-за туч медленно поднималось солнце, и одними губами шептала какую-то немую молитву.
— Замерзнешь, — к ней бесшумно подошел Аластор. Девушка отрицательно покачала головой. Тогда охотник с глубоким вздохом накинул ей на плечи свою куртку и чуть приобнял ее. Некоторое время Аллайя крепилась, но потом, не в силах сдержать плача, дрожа уткнулась в грудь охотнику. Тот рассеянно похлопывал ее по спине.
— Два месяца прошло, Аластор! — всхлипывала девушка. — Два месяца и никаких вестей! Мне так страшно…
— Оттуда, куда он ушел, и не бывает вестей, Аллайя, — мягко сказал Аластор. — Но он ушел туда живым, и нет причин думать, что он не вернется.
— Он говорил мне не плакать, — судорожно вздохнула Аллайя. — А я не могу… Мне кажется, что случилось что-то страшное… Или случится… Сегодня…
Холодные лучи утреннего солнца пали на заснеженные камни и они заиграли миллиардами искр, словно огромные алмазы. Свет этот, яркий, но холодный и безжизненный резал глаза, и Аластор поморгал, чтобы стряхнуть с ресниц слезу.
— Раз говорил — значит и не плачь, — твердым голосом приказал Аластор. — Глупо это. Мы ничего не знаем, а ты уже…
Аллайя подняла к охотнику мокрое от слез лицо и согласно закивала. Тот, желая быть еще более убедительным, грубо забурчал:
— Это один из лучших моих учеников, так-то! Уж себя-то он защитить сможет… И меч у него не простой.
Аллайя соглашалась молчаливыми кивками головы. Отойдя от Аластора, она нерешительно сняла его куртку.
— Ты замерзнешь… Возьми…
— Ничего, заболею — приду в гости, — проворчал Аластор. — Иди, тебя уже наверное ждет Динь.
— Да-да! — спохватилась Аллайя. — Я обычно всегда возвращаюсь в это время… Да, я побегу!
— Беги!
Аластор посмотрел вслед девушке, которая быстрыми шагами уходила к поселку, неловко кутаясь на ходу в его куртку. Потом, тяжело вздохнув, посмотрел на восток.
— У тебя хороший цирин. И легендарный меч, — сказал он, щурясь. — Возвращайся скорее, Мартин. Ты не можешь не вернуться.
Весь день у Аллайи все валилось из рук. Она роняла травы, путала настои и бесконечно извинялась перед больными за свою рассеянность. Динь следила за девушкой особенно внимательно, вовремя исправляла ошибки и, время от времени, ворчливо, но не очень строго выговаривала ей, снова указывая на то, что целители на работе не имеют права на эмоции.
Благо посетителей в лачуге было немного в эти дни. И потому, когда они отпустили очередного больного, Аллайя повернулась к Динь. В глазах ее была мольба.
— Я не могу! — воскликнула она. — Мне кажется, что-то вот-вот произойдет. Что-то ужасное!
Динь внимательно посмотрела на свою ученицу. Потом махнула мордой в сторону выхода.
— Иди. Я справлюсь без тебя.
Аллайя благодарно кивнула, схватила свой пушистый платок и побежала к выходу, но была остановлена суровым голосом Динь:
— Так! Оденься теплее! У нас достаточно шмыгающих носов, не хватало, чтобы еще и ты заболела.
Девушка второпях подхватила плотный шерстяной плащ, всунула ноги в тяжелые ботинки и умчалась. Она бежала к конюшне, где, ведомая сердцем, оседлала Лунму и поскакала к Лесу.
Зимний Лес казался совсем мертвым. Стволы утопали в белом покрывале снега, черные корявые ветви тяжело клонились вниз под его тяжестью, а над ними, на огромном просторе темнеющего вечернего неба, подгоняемые свистящим ветром, бежали тревожные сизые тучи.
Аллайя остановилась так резко, словно кто-то ей приказал это сделать. Лунма испуганно всхрапывала и приплясывала на месте, от ее боков и ноздрей валил пар, с губ падали желтоватые клочья пены. Девушка прижалась к шее цирини.
— Ты тоже чувствуешь это? — спросила она шепотом, — как будто сердце сдавливает ледяная рука… Слышишь?
Со стороны Леса раздался громкий треск и деревья зашевелились, заскрипели ветками, словно побуждалось и развевало пасть огромное чудовище. Аллайя с ужасом наблюдала за ними. Возле опушки упало что-то маленькое, огненно-рыжее. И даже с такого расстояния девушка разглядела, что снег рядом с этим нечто обагрился брызгами крови.
Не мешкая ни секунды, она спешилась и, подбежав к рыжему пятну, сунула кулак в рот и закусила его, чтобы не закричать от ужаса и жалости. Так ей советовала делать Динь. Потом Аллайя осторожно взяла рыжее пятно на руки.
С ее ладони безжизненно свисало маленькое и изломанное тело Трескача.
— Динь! Динь! — Аллайя соскочила с цирина возле самого входа в лачугу и вбежала вовнутрь, стараясь не трясти руками, в которых она бережно несла белку.
— Смотрю, у вас немного работы, — слышался голос Аластора. — Похоже, когда Мартин уехал, люди стали так переживать о его судьбе, что совсем разучились болеть…
— У тебя, однако, получилось, — проворчала Динь, терпеливо переждав приступ кашля у охотника. — На, возьми это, будешь пить три раза в день…
— Динь! — Аллайя, не сняв даже плаща, кинулась к волчице. — Динь, Трескач!
Там, у Леса она не сразу почувствовала, что сердце белки еще бьется, не сразу увидела едва вздымающуюся грудь и теперь кляла себя за то, что возможно потеряла драгоценные секунды и что помощь теперь придет слишком поздно.
— Аластор, посторонись-ка! — приказала Динь. — Положи его сюда, Аллайя. Живее!
Девушка опустила тельце к лапам волчицы. Динь быстро мотнула головой в три стороны и Аллайя, моментально сообразив, что ей нужно, кинулась к указанным полками и зазвенела пузырьками.
Трескач открыл глаза. В его взгляде плескались ужас и боль.
— Я не хотел… — проговорил он так медленно и непохоже на себя, что у Аллайи сжалось сердце. До крови закусив губу, она поставила возле Динь нужные отвары и, взяв тряпицу, принялась обмывать раны белки.
— Чего ты не хотел? — тихо спросил Аластор, наклоняясь к нему. Аллайя суетилась рядом с перевязками, пока Динь не покачала головой.
— Я не хотел… Я рассказал им, где Мартин… Они поймали меня в сумерках… Я сказал им, куда он ушел… — Трескач протяжно захрипел. Динь указала Аллайе на один из принесенных ей пузырьков, и девушка поняла ее. Несколько хрустальных капель пролилось в полуоткрытый рот зверька, и тот задышал легче.