Он же рассказывал ей о Городе, о высоком здании ратуши, об узких улицах, которые, ради сохранения прохлады, лежали не на поверхности земли, а были прокопаны в ней и вымощены камнем, о гвалте рынка и разных диковинках, которые на нем продавались. Начинал говорить Мартин всегда без увлечения, но видя искренний интерес и восторг Аллайи, принимался описывать городскую жизнь более подробно. Он рассказал, о том, что дома в Городе стоят очень тесно, чтобы как можно меньше было свободного места, открытого палящим лучам солнца, что горожане не держат никаких животных и цветов, экономя драгоценную воду и что добывают эту воду из туманов, с помощью огромных сеток.
Единственная тема, которую не затрагивали ни Мартин, ни Аллайя было его предстоящее путешествие. Может Мартин и хотел бы поделиться с девушкой своими тревогами и опасениями, но в ее присутствии он забывал обо всем этом и вспоминал только вечером, оставшись один.
Накануне своего отъезда, Мартин заглянул прямо в лачугу к целительницам. Обычно это было строго запрещено всем, кроме больных, но в этот вечер юноша чувствовал за собой право нарушить запрет.
Подстилки из листьев, на которой когда-то лежал Зверь не было. Посреди голого пола растерянно опустив руки, стояла Аллайя.
— Динь пропала, — сказала она Мартину. — Когда я проснулась, ее не было, и уже темнеет, а она до сих пор не вернулась. Она такая… пожилая и слабая. Я беспокоюсь за нее.
Мартин, вспомнив вредный характер тощей целительницы, усмехнулся, подумав, что беспокоиться нужно не за нее, а за бедных хищников, которые могут ее встретить. Но вслух сказал совсем другое:
— С ней все будет в порядке. А… что ты делаешь? — спросил он, заметив, какой беспорядок царит в лачуге. Аллайя присела и торопливо стала собирать разбросанные травы, поднимать флакончики с отварами.
— Я… я думаю, что дать тебе в дорогу… — слегка запинаясь, ответила она. — Тебе обязательно нужна будет эта настойка из горного подорожника, если вдруг поцарапаешься в пути, и вот мягкая ткань для перевязок, и надо еще еды собрать…
Она опрометью выбежала из лачуги. Мартин помчался за ней и догнал уже только в трапезной. Время ужина прошло, и зал был пуст, но очаг весело трещал огнем.
— Так, тут припасы, — бормотала она. — Сыр, солонина, хлеб…
— Аллайя! — окликнул девушку Мартин, — куда так много? Оно испортится в дороге. Мне ведь не придется так уж долго ехать. Так, вот сыр я не возьму. Я не успею его съесть.
— Нет, возьмешь! — Аллайя остановилась прямо перед ним.
— Не возьму, он пропадет!
— Возьмешь! — громко крикнула Аллайя, и внезапно они оба поняли, что дело вовсе не в сыре, который может испортиться. И тогда Мартин сказал:
— Ладно, ты права, возьму. Съем его первым.
А Аллайя пробормотала:
— Да нет, наверное, прав ты, он и в самом деле успеет испортиться…
И никто из них не сумел отследить то мгновение, в которое Аллайя бросилась в объятия Мартина, и он гладил ее по волосам, прижимая к себе, а она глухо плакала, уткнувшись ему в плечо.
— Ну? Ну, чего ты? — утешал ее Мартин. — А ну, не вздумай плакать. Я, вот когда Зверь болел, не плакал! А ему было хуже, чем мне, и боялся я за него сильно.
Аллайя замерла, прислушиваясь к его словам и изредка вздрагивая.
— Так плакать неправильно, ведь ничего еще не случилось. Я обязательно вернусь, слышишь? — он приподнял ее голову за подбородок и посмотрел ей в глаза. — Я не так много обещаний давал в своей жизни, но всегда их выполнял. И это выполню. Давай сюда свой сыр.
Улыбаясь и утирая рукавом слезы, Аллайя протянула Мартину сыр, завернутый в тряпицу, а он положил ей свободную руку на плечо и так они вышли из трапезной. В темном небе горели яркие звезды.
— Пойдем. Соберем мне рюкзак, а потом прокатимся верхом до озера. Наперегонки! И никаких поблажек!
— А как же поселок? Динь нет… Нельзя, чтобы он остался совсем без целителя.
— Предупредим кого-нибудь, — решил Мартин. — Если что-то важное, пусть пришлют за нами Трескача.
Динь вернулась на рассвете, необычайно довольная чем-то. Аластор в это время давал последние наставления Мартину:
— Твой путь по Дикоземью займет немного времени, часа три-четыре, не больше. Потом ты попадешь в Долину циринов. Ни в коем случае не сворачивай в Лес, ты и сам знаешь, к чему это может привести. Езжай все время прямо, на восток. Долина циринов небольшая, возможно, к вечеру ты уже достигнешь ее конца. Переночуй там — это безопасное место. На следующее утро ты, скорее всего, покинешь долину и вступишь на земли, которые там неведомы…
— Держись дороги, — перебила Аластора Динь, — не задерживайся на пути и главное — не заговаривай с незнакомцами.
Мартин молча по очереди обнял Аластора, Зверя и Ланса, который смотрел на него испуганно. Погладил по голове Трескача. Слегка помешкав, пожал Динь тощую лапу. Та смотрела на него как всегда, с насмешливой улыбкой. Потом шагнул к Аллайе и крепко прижал ее к себе.
— На, возьми, — шепнула она, и, слегка отстранившись, повесила ему на шею что-то холодное. — Это символ ветра, стихии всех путников. Я сама выковала его для тебя ночью.
Мартин посмотрел на хрупкие руки Аллайи, и внезапно понял, что пока этот оберег будет с ним — ему не страшна любая опасность. Он обнял девушку еще раз. Сердце громко и испуганно билось у нее в груди.
— Мы все будем ждать твоего возвращения, — серьезно сказал Аластор. — Ну, в путь.
Он придержал цирина за гриву, пока Мартин садился на него, потом пожал юноше руку и отошел. Мартин на прощание оглядел их всех, таких уже родных ему людей. Улыбнулся, махнул рукой и пришпорил цирина. Вскоре утренний туман скрыл его силуэт.
========== Часть III Лабиринт. Глава I ==========
Комментарий к Часть III Лабиринт. Глава I
Олд-Никольер, седой, как снег,
Не раз мне говорил:
«Любой безумен человек,
Что в этот мир вступил».
Мельница: Баллада о безумии.
По Дикоземью Мартин, внемля предупреждениям Аластора, ехал осторожно, оглядываясь по сторонам и держа ладонь на рукояти охотничьего топорика. Однако пока никаких хищников он не встретил, хотя и чувствовал на себе пристальные взгляды каких-то существ, скрывающихся за туманом. Один раз он услышал леденящий душу боевой визг лютоклыка и, завидев его смутный силуэт, поспешил свернуть чуть в сторону. Он был особенно рад этому своему решению, когда раздался крик еще более дикий и абсолютно незнакомый Мартину. Силуэт лютоклыка за туманом немедленно исчез. Целый час после этого прошел в страхах и тревогах, прежде чем туман рассеялся и появилась возможность видеть дорогу перед собой.
По сторонам шныряли тени. Иногда они выглядывали из-за камней, но движения их были настольно молниеносными, что Мартину ни разу не удалось разглядеть толком ни одного из своих провожатых. Мельком он успевал замечать только их глаза — горящие янтарем, как у Зверя, холодно-голубые, как у Номена и изумрудно-зеленые, каких юноша еще ни разу не видел. Они не спешили нападать или убегать, ведя себя совсем иначе, чем другие твари Дикоземья. В конце концов Мартин решил (и решение это далось ему с трудом) не обращать внимания на странных попутчиков вовсе. Он лишь ускорил цирина, который, кстати, вел себя обнадеживающе спокойно, явно не считая силуэты за камнями какой-либо угрозой.
И все-таки, чтобы не рисковать, Мартин не сделал ни одной остановки в Дикоземье, проведя в седле четыре часа кряду. Вряд ли он смог бы выдержать такое испытание раньше, но закаленный уроками Аластора, юноша даже не чувствовал особой усталости в ногах и боли в спине.
Загадочные создания провожали его до самой долины циринов, которой Мартин, как и говорил Аластор, достиг к полудню. Едва увидев длинную, уже по-осеннему желтую и жесткую траву, он спешился и, стащив с ног тяжелые ботинки, пошел босиком по мокрой от росы земле, ведя за собой цирина. Он загадывал сделать это как только выехал из поселка. Да, Динь сказала не задерживаться в пути, но трясучей рыси Мартин бы больше не выдержал, а шаг его был соразмерен по скорости с шагом цирина, поэтому он решил, что не очень сильно потеряет во времени.
