Проводив взглядом удаляющийся силуэт юноши, Зверь вздохнул. В его груди появилась странная легкость, словно все эти годы на сердце у него лежал камень, которого он даже и не замечал. И лишь теперь, когда этот камень исчез, он смог осознать всю его тяжесть.
После смерти Варна Зверь был одинок много столетий. С теми, кого он спасал, он говорил только по делу, да и было тяжело по душам разговаривать с теми, кто смотрел на тебя с презрением, недоверием и испугом. Поэтому он совсем забыл, как много может сделать чистый горный воздух и откровенный разговор с другом.
Зверь поднялся сам и потянулся. Он слишком долго спал в лачуге Динь, чтобы теперь засыпать снова. Тем более, ночь была его временем, и все волки будут помнить это самой кровью, как бы Лес ни пытался заставить их забыть. С улыбкой Зверь поднялся и огромными прыжками помчался в сторону Дикоземья. Он не боялся этих мест. Он сам был из тех, кто мог убивать.
Под чистым серебряным светом луны Зверь заметил тень силуэта, бегущего следом. Он остановился и дождался, пока Мьельн поравняется с ним, плечом к плечу.
— Преследуешь меня? — с улыбкой спросил Зверь. Мьельн ответил ему такой же улыбкой и янтарной яростью в глазах.
— Можно ли мне пойти с тобой? Куда бы ты ни шел?
Зверь внимательно посмотрел на него и коротко ответил:
— Можно.
И звуки волчьей охоты, настоящей, дикой и беспощадной всю ночь эхом гуляли в горах.
========== Глава VII В путь. ==========
Следующие два дня прошли в спешной и веселой суматохе. Аластор отменил все уроки фехтования, заменив их на уроки стрельбы из лука. В кузне стоял несмолкаемый звон — ковались новые стрелы и наконечники для копий, затачивались охотничьи ножи и топоры. Поселковые ребятишки носились с деревянными мечами, охотясь на огромные бочки с водой, стоящие возле конюшни и друг на друга. К Аллайе выстроилась целая очередь детей с разбитыми носами и коленками.
От Аластора Мартин знал, что звери, живущие в Дикоземье, сильно отличаются от тех, которые живут в Лесу. Они не разумны и не умеют разговаривать. Кроме того, некоторые из них смертельно опасны.
— Охота — это не только способ добыть себе пропитание, — говорил Аластор, поправляя соломенное чучело на котором Ланс и Мартин учились стрелять. — Мы строго следим за численностью лютоклыков, потому что когда их становится слишком много, они разоряют наш поселок. Пожирают наши запасы ягод и грибов. Один раз даже к Динь в лачугу наведались и перетоптали все травы. Это были очень тяжелые времена. Мяса мы, конечно, настреляли достаточно, но оказалось, что есть только лишь мясо очень вредно для здоровья. Особенно нелегко пришлось детям. Динь тогда буквально с лап сбивалась, да и Аллайя тоже ходила сама не своя. Хорошо, что никто серьезно не пострадал…
В трапезной на ужин больше не собирались. Вместо этого посередине поселка разводили большой костер, куда каждый приходил со своей снедью. Рассевшись огромным кругом, охотники пересказывали друг другу разные байки, связанные с Дикоземьем. Мартин с большим удовольствием принимал участие в этих посиделках, ведь ему самому скоро нужно было принять участие в охоте, а чтобы узнать о Дикоземье все, казалось, не хватит и всей жизни. Например, в последний перед охотой вечер Мартин узнал о странных существах, вроде парношкурых. Они считались самыми опасными убийцами, поскольку могли справиться с любым другим существом, обитающим в Дикоземье, но чаще всего охотились на других хищников. Половина их тела была покрыта яркой шерстью, привлекающей внимание, а вторая — серой, незаметной среди камней. Парношкурые занимали такие места, в которых могли казаться намного меньше своего настоящего размера. Хищник думал, что видит добычу, нападал… И слишком поздно понимал свою ошибку, когда навстречу ему поднимался огромный зверь, похожий на саблезубого тигра. Своими огромными клыками они раздирали жертву на части.
— Но мы их не трогаем, — закончил Аластор, который и рассказывал эту историю. Ему явно доставляло удовольствие наблюдать, как открываются рты слушателей от удивления. — Они, можно сказать, наши союзники. Без них Дикоземье населяло бы столько опасных тварей…
— А я помню, лет восемьдесят назад мой отец приносил котенка этого парношкурого. Ох, и забавная зверюга. Когда они маленькие, они полностью серые, зато клыки уже ого-го! — вмешался какой-то старичок. Тут же его со смехом перебил краснолицый мужчина, в вечерних сумерках до того похожий на Брана, что Мартин вздрогнул.
— Все мы знаем, что это вовсе не котенок парношкурого, а обычная пума была! Которая перерезала всех кур, да и удрала обратно в горы.
— Тебе-то откуда знать? — оскорбился старичок. — Тебя тогда и на свете не было еще. Кто тебе мог рассказать об этом? Дедушка?
Возле костра засмеялись. Краснолицый совсем не обиделся. Подлив старичку эля, он усмехнулся:
— Ты у нас и сам дедушка! Выпей, давай, за удачную охоту!
Тут же с гиканьем носились ребятишки, придумавшие новую забаву. Пятеро из них запускали в небо огромных воздушных змеев, а остальные стреляли из самодельных луков, пытаясь подбить «добычу». Иногда стрела попадала какому-нибудь из охотников по макушке, и все весело смеялись. Матери, отчаявшись загнать своих детей домой, смотрели на их игры с легким укором, изредка осаживая тех, кто уж совсем расшумелся.
— А ты, Мартин! Расскажи! Правда ты на цирине без седла и уздечки ездишь? — крикнул кто-то из мужчин. И Мартин, который до этого только молчал и слушал, начал с увлечением рассказывать о Номине, которого успел полюбить за этот месяц, не смотря на его ледяной расчетливый взгляд. Тут же остальные стали вспоминать истории про своих циринов, и шумное веселье продолжалось до самого рассвета, ибо на охоту предстояло выезжать только вечером.
Было странно проспать весь день и проснуться уже в закатных сумерках, когда небо потихоньку окрашивается в лиловый вечерний цвет и солнце бросает прощальные лучи на темно-серые угрюмые скалы. Мартин встал и потянулся за мечом, но был остановлен Аластором.
— Это тебе не пригодится, — сказал охотник. — Вот, держи.
Мартин принял в руку маленький, но увесистый топорик с крепкой деревянной рукоятью. К тому же Аластор повесил ему на плечо плетеное лассо и указал в угол, где к стене был прислонен лук и колчан со стрелами.
— Как будешь готов — иди к конюшне, там общий сбор, — Аластор подмигнул юноше и вышел.
Мартин быстро плеснул себе в лицо водой из ведра, накинул тунику, подаренную Аллайей, проверил нож на поясе и, взяв лассо, лук со стрелами и топорик, покинул казармы. Едва он почувствовал свежий вечерний ветерок на своем лице, как им овладело странное возбуждение, смешанное с восторгом. Никогда еще Мартин не чувствовал себя таким сильным, таким взрослым и таким ловким.
— Мартин! Эй, Мартин! — услышал он крики и остановился. К нему бежал запыхавшийся Ланс на плече у которого сидел встревожено пищащий Трескач.
— Мартин! Вот, возьми!
Ланс протянул Мартину лоскуток красной ткани. Мартин недоуменно взял его.
— Что это?
Ланс замялся:
— Ну, понимаешь… Есть поверье, что если выкупать красную тряпицу в полыни в ночь перед убывающей луной и привязать ее на лассо, то сможешь поймать своего цирина… Там, правда, не сказано, кто должен ловить, но ты все-таки привяжи… Вдруг получится… У тебя ведь уже есть цирин, Великие поймут, кому надо…
Мартин улыбнулся, взял свое лассо и повязал на него тряпицу. Ланс просиял. Подпрыгнув на месте так высоко, что Трескач едва не слетел с его плеча, он с ликующими криками унесся вглубь поселка. Мартин пошел дальше. Впервые он задумался над тем, сколько же лет этому юноше, и удивлялся тому, что не спросил у него раньше.
Практически на равных Мартин смешался с группой охотников, в которой стоял такой гул, словно возле конюшни внезапно поселился рой ос. Звякали стремена и пряжки подпруг, глухо шлепались об спины циринов потники, слышался хлест застегиваемых уздечек. Мартин вывел своего цирина, и на мгновение все замерли, глядя, как он садится к нему на спину без седла и узды. Номина такое внимание, похоже, нисколько не смущало, в отличие от его наездника, который вскарабкался наверх намного более неуклюже, чем делал это на тренировках. Щеки Мартина сейчас пылали от стыда, но кажется, его неловкости никто не заметил. Поглазев на серебристого цирина еще немного, охотники расселись по седлам и по сигналу Аластора, тронулись вперед, на восток.
