— Сны, которые я видел, открыли мне многое. Путь, который должен пройти человек, сложнее, чем каждый из нас мог представить ранее, — Зверь остановился и обвел взглядом присутствующих, на мгновение задержавшись на Мартине. — Я говорю о Восточном Лабиринте.
— Безумие! — воскликнул Аластор. — Да никто даже не представляет, что внутри! Ни одна живая душа ни разу… ни разу, слышите меня? Не была в этом лабиринте!
— Ты ошибаешься, Аластор, — подал голос Мьельн. — Вы не помните легенд, но их помним мы. В Лабиринте были люди.
— Трое из людей — добавила Динь. — И, раз уж без древних легенд не обойтись, то я расскажу вам ее, ибо я ее помню лучше, чем волки Леса.
Мьельн чуть приподнял бровь, словно сомневаясь, а Зверь нахмурился, явно недовольный такой невежливостью волчицы. Не было для волков худшего оскорбления, чем намек на короткую память — так уж повелось. Но возражать никто не стал и Динь, обведя собравшихся насмешливым взглядом карих глаз, начала:
— Прежде всего, была Тьма. Небытие извлекло ее из мрачнейших глубин Хаоса. Это была сила чистая и холодная, и в ней был разум. Разум, которому были чужды любые слабости. Тьма пала на землю и вознеслась к небесам, и воцарилась ночь.
Из ночи и осколка Небытия поднялось Время. Оно звездами зажгло в вечной ночи Свет. Только Свет этот был безликим. Не было в нем добра и милости, сострадания и любви. Он не мог противостоять Тьме, а жизнь не могла родиться и существовать во мраке. Тогда Небытие создало четыре стихии, в надежде, что мягкость земли, тепло огня, буйство ветра и сила воды вольются во Свет и сделают каждую его звезду путеводной для родящейся жизни.
Но ни земля, ни огонь, ни воды не смогли помочь Свету. Тогда Время сказало:
«- О, отец-Небытие, позволь мне помочь».
Небытие позволило. И тогда Время пожрало свой хвост, и себя самого, и оказалось внутри себя, и сжалось до размеров мельчайшей песчинки, и разорвалось на части и оказалось в будущем. Оно пришло в миры, где уже была Жизнь из тех глубин, где еще даже не было миров.
В этом мире оно отыскало юношу чистого и отважного и увлекло его за собой, сквозь бездну, в лабиринт. По ошибке с ним отправились еще две юные девы. Но найти выход предначертано было только юноше.
Их ждало много трудностей, среди Первородного Мрака. Сначала одна из дев заблудилась в лабиринте и не смогла выбраться. Горько переживали путники ее утрату.
А после и вторая заплутала, отстав от юноши. Он звал и искал ее, но тщетно. Слишком уж глубоки были ходы, в которых осталась она навеки. И он пришел к выходу из лабиринта один. И там встретил Время. И Время сказало ему:
«Ты должен стать Солнцем и воспарить на небе. Из твоей жизни возьму жизнь для всех миров».
«А что же станет с девами, заблудшими во мраке?» — спросил юноша. И Время ответило.
«Из их жизней возьму два духа для всего, что будет рождаться и радоваться под твоими лучами».
И юноша обратился в Феникса, и ярким Солнцем воссиял на небе. А Время взяло дух из первой девы и вдохнуло его в землю. И дух из второй девы вдохнуло в воду. — Динь замолчала.
— И так появилась жизнь? — спросил Мартин.
— Нет. Жизнь появилась позже. Оказалось, что лишь солнечного тепла было недостаточно. Но это другая история, а я не намерена пересказывать вам все легенды, — необыкновенно сварливо даже для себя ответила Динь. — Самое главное, что не один, а три человека побывали в том лабиринте.
— А в живых остался только парнишка, — угрюмо пробормотал охотник, барабаня пальцами по столу. — Шанс один к трем.
— Ты не прав, Аластор, — мягко сказала Динь. —Тому юноше было суждено остаться живым. Так что, можно сказать, у Мартина шансов еще меньше…
Мартин вздрогнул. Динь, как никто другой умела приободрить и утешить.
— К сожалению, мы не можем читать судьбу Мартина, — перебил ее Зверь, — но у нас все равно нет другого пути. Если идти не под землей, а по верху — это верная гибель. Там отравлен сам воздух, и по сравнению с этим ядом запахи Топей — живительный ветерок. А уж если свернуть чуть в сторону и попытаться пройти через Лес… Его там схватят. Даже не деревья, а звери. Места там совсем дикие — слишком близко к Древу.
— Все это ты узнал из снов? — спросил Мартин, которому хотелось хоть что-нибудь спросить в тот момент, когда все так бурно обсуждают его судьбу. Он был бледен, но держался.
Зверь кивнул:
— Это были не совсем сны. Это было так, словно я шел по дороге с закрытыми глазами, но видел все, что происходит вокруг. Я почти прошел путь к царству мертвых, но меня там не ждали…
— Да, тебя ждали чуть повыше. К счастью, благодаря мне и Мартину ты не оказался ни там, ни там, — язвительно заметила Динь. — В любом случае, покажите уже юноше карту!
Медленно Аластор залез рукой за пазуху и, словно нехотя, чуть сдвинув книгу, развернул на столе потрепанный кусок пергамента. Мартин склонился над ним.
— Вот, — показал Аластор рукой на восток, — это Дикоземье. Там мы охотимся и те места нам знакомы. Ни деревья, ни Твари не ходят к горам. Для деревьев здесь слишком много камня, а Твари… Не знаю, может им климат не нравится.
Динь едва заметно хмыкнула, но услышал это только Мартин.
— Мы никогда не доходили до западного конца, потому что там… Жутковато. Дикоземье, оно такое, в незнакомые места лучше не соваться. А там, вроде, и не Дикоземье уже даже, а не пойми что. Восточный же край оканчивается Долиной Циринов — ты увидишь ее во время охоты. Но дальше Долины опять-таки не кто не заходил, и никто не знает, что там за земли…
— Там, любезный Аластор, — улыбнулась Динь, — и начинаются края, близкие к лабиринту, куда вы и в самом деле весьма правильно не суетесь. Мартин, — обратилась она к юноше, и голос ее стал куда более теплым. — Тебе нужно будет ехать на восток, прямо на солнце, никуда не сворачивая, глядя только вперед и не теряя цели.
Мартин кивнул головой. Что-то подобное он уже слышал от Судьбы.
— Через некоторое время ты покинешь Дикоземье. Тогда езжай вперед до тех пор, пока не увидишь подножие горы без вершины. Там отпусти своего цирина и иди пешком, иначе он погибнет. Вход в лабиринт охраняют горгульи. Возьми в руки меч острием вниз и сложи их на груди… Опусти голову и шагай смело.
— Меч острием вниз… Руки на груди… — повторил Мартин. — Погоди-ка! Ведь так хоронят павших воинов!
Динь невозмутимо кивнула:
— Если сделаешь все правильно, попадешь в лабиринт. Дальше мы тебе не советчики. Пройти его ты сможешь только сам.
Повисла гробовая тишина. Мартин был слишком растерян, чтобы думать о чем-то определенном. Аллайя смотрела на него с испугом, Ланс — с восхищением, Аластор — с жалостью. Зверь… Зверь, заметив взгляд Мартина, коротко кивнул головой. И странно, стало чуть теплее в груди.
— Хорошо. Если будут вопросы, Мартин сможет задать их любому из нас, — подытожил Зверь. — Трескач, что в Лесу?
— Они не знают, что вы живы. Некому было донести, Топь выпила ту чащу, — затараторила белка, — маленькие создания вроде готовы поддержать нас в случае битвы, но они слишком напуганы, и могут… — Трескач коротко вздохнул, — могут сбежать в любой момент.
— Ерунда, — отмахнулся Зверь. — Они не созданы для битвы. Впрочем, если Лесу ничего не известно о нашем побеге, битвы можно будет избежать. Мартин просто проткнет сердце Древа и Лес моментально станет просто… лесом. Что в моей стае?
— Все, как всегда. Я не пытался говорить с ними, но слышал их разговоры. Они не думают о битве, не собираются поднимать бунт. Просто надеются и дальше прятаться в своих домах.
Зверь нахмурился.
— Их можно понять. Рандарек, нынешний Правитель очень осторожен, и это позволило стае уцелеть. Нет смысла снова и снова умирать в неравной схватке. Но я надеюсь, что осторожность не стала трусостью.
Итак, пока наша главная цель — скрывать от Леса то, что Мартин жив. Тогда мы сможем выиграть эту войну одним ударом — ударом в сердце Древа.
Чуть позднее, когда Совет уже закончился, Мартин и Зверь ушли из поселка к озеру. Они сидели на каменистом берегу. Зверь — просто так, Мартин — подстелив под себя тунику, подаренную Аллайей. Над их головами раскинулось бескрайнее звездное небо.
