Мартин вытащил меч и Динь запела высоким голосом на таком древнем языке, что у него волосы поднялись дыбом. Вся белизна снегов, старых, как мир, вся прозрачность льдов, материя Небытия неслись у него перед глазами в хаосе первичности элементов. Он увидел как его клинок, прежде серебристый раздвоился на ослепительно белый и глубокий черный. И чей-то знакомый голос насмешливо произнес в воздухе:
— Это не твой меч…
— Но я — его часть, — ответила Динь. Пение продолжалось, но исходило оно уже не от волчицы, а от стен, трав, потолка, огня в очаге и дыма факелов. Оно разделилось на голоса, и сотни этих голосов вели свою партию, сливаясь в целое… Мартин перестал различать в звуке слова, только чувствовал, что тот нарастает, становится громче.
— И Он — его часть… — сказала Динь. Звук стал невыносимым, он звенел, отражаясь от стен, путая чувства, мешая мысли.
— Рази! — крикнула Динь. Наступила тишина и Мартин, тщательно прицелившись, вонзил меч в самое сердце Зверя. Тот, казалось, едва заметно вздрогнул и затих.
Вечность царило молчание. Мартин вглядывался в друга, пытаясь найти в его виде хоть что-то, дающее право на надежду. Но Зверь лежал внезапно осунувшийся и неподвижный, и Мартин понял, что убил его.
И когда никаких сомнений в этом не осталось, в лачуге Динь снова появился звук. Единый, он начал ломаться, расстраиваться, делиться на слова и голоса. И Мартин увидел, как из самого сердца Зверя восстает Тварь. Она растерянно огляделась, потом алый взгляд ее упал на Мартина, и она кровожадно оскалилась.
Юноша занес меч.
Внезапно Тварь тряхнуло, словно она подавилась чем-то. Динь кивнула головой и Мартин проткнул ее насквозь. С тихим шипением Тварь исчезла. Голоса снова слились воедино, на этот раз — в один высокий голос Динь, поющей на древнем языке, который тоже утихал.
Мартин опять вглядывался в Зверя. На его шкуре, там, где вошел клинок, и откуда появилась Тварь, чернел ожог. Пахло паленой шерстью, но раны от меча не было. Ни царапинки, ни крови.
— Получилось? — охрипшим голосом спросил Мартин, удивляясь тому, что он еще умеет разговаривать. Динь долго и внимательно оглядывала Зверя, и, наконец, кивнула.
— Да, получилось.
— Тогда почему он не встает?! — чуть не плача от перенапряжения крикнул Мартин. Динь мягко посмотрела на него. В ее голосе не было того холода, которым она встречала юношу.
— Не все сразу. Он слаб. Но теперь ему ничего не угрожает. Иди. Пришли ко мне Аллайю с ведром воды.
На дрожащих ногах Мартин вышел из лачуги. На пороге его встретили Ланс, Аластор и Аллайя.
— Как? — выдохнул Ланс. В глазах его плескался ужас.
— Все хорошо, — бесцветным голосом произнес Мартин, — он спасен. Аллайя, Динь просила зайти тебя с водой.
Девушка метнулась за дверь, подхватила стоящее в углу ведро и бесшумно исчезла. Мартин заметил, как крепко пальцы Аластора сжимают плечо Ланса.
— Здесь такое творилось, — севшим от ужаса голосом, сказал юноша. — Сначала прилетели тени. Они окутали всю лачугу, мы не видели друг друга, и нам приходилось держаться за руки. А самое страшное — запах. Запах гнилой и такой вкрадчивый, что тебе кажется, ты всегда дышал им, и он поселился у тебя внутри…
Мартин кивнул. Он помнил запах Топей.
— А потом прямо среди теней появилась белая звезда. Она разгоралась, но тени не отступали. Окружили ее со всех сторон, но не смогли потушить. И чем ярче она горела, тем чернее становились тени вокруг… И тут раз, — и все исчезло. И мы не могли понять, хорошо это или плохо…
Мимо них скользнула Аллайя. Из лачуги донесся ворчливый голос Динь, раздающий указания.
— Идемте-ка спать, — предложил Аластор. Даже его бас, казалось, звучал тише, чем обычно. — Ланс, мы тебя проводим.
Придя в казармы охотников, Мартин сразу, не раздеваясь, рухнул в постель. Он слышал, как ворочается на своем втором ярусе Аластор. Он явно хотел расспросить юношу о том, что произошло в лачуге Динь, и Мартин понимал это, но как-то смутно, сквозь пелену других мыслей и образов. И вскоре он крепко уснул.
========== Глава V ==========
Открыв глаза, Мартин увидел прямо над собой лицо Аластора. Тот осторожно тряс его за плечо.
— Зверь? — спросил он, садясь.
— Пока без сознания, — ответил Аластор. — Я знал, что ты спросишь, и сходил к Динь, как только проснулся. Но ему не хуже.
Мартин поднялся с кровати, наскоро закинул ее одеялом и посмотрел на Аластора.
— К цирину?
— К цирину, — подтвердил тот.
Несмотря на усталость, на свои переживания и на болезнь Зверя, Мартин не намерен был ни дня тратить напрасно. Прямо сейчас его охватила жажда действий, но не жгучая, как это бывает, когда кажется, что сил хватит на то, чтобы сдвинуть горы, а другая. Угрюмая. Когда ты с расчетливым упрямством готовишь себя к сложностям, которые раз за разом будут возникать в процессе обучения, к адскому труду, и все-таки ты намерен дойти до конца, чего бы это ни стоило.
Погода была под стать настроению юноши. Теплые дни остались позади вместе со вчерашним праздником. Теперь над скалами низко навис липкий серый туман, полностью скрыв собой чистые снежные вершины, а когда Мартин поднял голову, то увидел сплошную пелену темных туч.
Но даже в такие времена находился лучик света — это Мартин понял когда, подходя к конюшням, услышал голос Аллайи.
— Я сегодня с вами. Решила придти пораньше, чтобы покормить их. Мартин, а это тебе, — она достала из плетеной сумки, перекинутой через плечо что-то мягкое и серое, и протянула юноше. — Здесь скоро станет слишком холодно, твоя одежда не годится для гор.
Мартин принял подарок. Им оказалась плотная шерстяная туника, которую он тут же надел сверху на рубаху. Странно, туника не была тяжелой, да и не выглядела слишком теплой, но холодный ветер, который до этого донимал юношу, совсем перестал ощущаться.
— Спасибо, — поблагодарил он девушку.
— Так, пора начинать, — Аластор хлопнул в ладоши. Оказалось, что Аллайя уже вывела циринов в загон. С белоснежного Номина она не сводила восхищенного взгляда.
— Подойди-ка сюда, — Аластор поманил Мартина пальцем. — Конечно, если учесть, что твой цирин не признает упряжи, то тебе эти знания могут и не пригодиться. Но все-таки смотри сюда. Это, — он взял с ограды плоскую и широкую подушку из овчины, — потник. Кладется на спину, чуть внахлест на холку. Потом попону, потом седло. Затягиваешь этот ремень как можно туже, вот таааак… — Присев возле цирина, Аластор медленно выпрямляясь, потянул подпругу вверх, покраснев от натуги. Что-то треснуло. Сперва Мартину показалось, что это сломались ребра несчастного животного, но оказалось, это просто хрустнул камушек под ногой Аллайи, которая, приложив ладони к лицу, с явной опаской наблюдала за седловкой своей любимицы. Мартину же для обучения был предоставлен Гай.
— А если мы ему кости переломаем? — в свою очередь, затягивая подпругу, высказал он вопрос, который явно мучил и девушку. Аластор утер пот со лба:
— Ему — не переломаем. А себе можем, если седло слетит на полном скаку. Поэтому не женское это дело — ездить, — ворчливо-добродушно заметил он, кинув взгляд в сторону Аллайи. Та задорно фыркнула.
— А вот сейчас посмотрим, — сказала она, ставя ногу в стремя. — Давай наперегонки.
— Да нет, это несправедливо, — возразил Аластор, хотя и было видно, что предложение девушки пришлось ему по душе, — твоя Лунма молодая, а мой Гай старик. Понятно, кто выиграет…
— Ой, не лукавь, — Аллайя поерзала, удобнее устраиваясь, — стар, да удал. Твой Гай любому цирину в поселке фору даст, а то и дикому тоже…
— Все-то ты льстишь, — взлетая в седло, проворчал Аластор, — лишь бы обманом вовлечь двух стариков в нечестное соревнование и выиграть. Ладно. Мартин, ты останься здесь, а мы сделаем кружок по поселку. Посмотрим, чья возьмет. Ну, вперед! — гаркнул он басом.
— Вперед! — эхом откликнулась Аллайя, оба цирина сорвались с места и исчезли в клубах пыли. Мартин, положив руку на шею Номину, следил за удаляющимися силуэтами, невольно улыбаясь. Вдруг он почувствовал, как его подхватывают за тунику зубами. Прежде чем юноша успел понять, что происходит, он уже сидел на спине своего цирина. Еще мгновение, и Номин сорвался с места, явно собираясь стать лидером в гонке, в которую его даже не приглашали.
