— Динь, — позвала девушка кого-то, — здесь человек. Он хочет увидеть его…
— Не пущу, — раздался ответ, и наружу вышла с негромким ворчанием волчица с желтой свалявшейся шерстью. Мартин понял, что она очень старая и уж явно не из рода Зверя, потому что из-под шкуры, казалось, выпирала каждая кость, уши ее были круглыми и потрепанными, а ростом она едва доходила человеку до груди. В глазах ее, однако, светилась столь ярая неприязнь, что Мартину, повидавшему всякое, стало не по себе.
— Что такое, Аллайя? Почему твой больной не в постели? — спросила она. Мартин мимоходом заметил и запомнил имя своей спутницы. И удивился тому, что не спросил его сам раньше.
Девушка заметно смутилась и, покраснев, опустила голову:
— Он очень хотел увидеть его… Я пыталась остановить… — еле слышно пробормотала она. Волчица казалось бы взъярилась пуще прежнего:
— Пыталась? Что значит «пыталась?» Это он должен пытаться разжалобить тебя ради своих желаний, а ты должна иметь эмоций не больше, чем та скала! Потому что больные, — здесь в сторону Мартина был брошен взгляд, полный презрения, — бывают глупее камней, среди которых мы живем. И умирают после стольких наших трудов, вложенных в них!
— Но, у него всего лишь вывихнута нога, — слабо оправдывалась Аллайя, на глазах которой уже выступили слезы.
— Всего лишь вывихнута нога, — передразнила ее вредная старуха, — не стыдно вам, юноша?
Мартину действительно было стыдно, кроме того ему было жаль девушку, которую так сурово отсчитали из-за пустяка. Но он пришел сюда с определенной целью и не намерен был сдаваться на полпути.
— Динь, послушайте, мне очень нужно увидеть моего друга, чтобы убедиться, что с ним все также хорошо, как со мной… — начал он. Волчица сделала два шага вперед на своих негнущихся лапах и уставилась на него пылающим взглядом:
— Так я тебе и так скажу, Мартин, и можешь поверить мне на слово, я никогда не лгу. Ему далеко не так хорошо, как может и вправду хорошо тебе, коли ты скачешь как горный козел. Он приволок тебя сюда через все болото, с каждым вздохом впитывая его яд в свой разум, и, может статься, что теперь ни всех трав, известных мне, ни моих сил не хватит, чтобы вернуть его к нам…
Теперь покраснели и щеки Мартина. Волчица словно обвиняла его во все бедах, случившихся со Зверем, а самое главное, Мартин краем сознания чувствовал, что обвинения ее справедливы, хоть пока и не понимал в чем именно. Малейшие случайности, тонкие стечения обстоятельств привели их в те губительные топи. Кроме, пожалуй, одного намеренного поступка. Когда он, вопреки явному запрету Зверя, развел огонь. Но откуда Динь могла знать все это?
— Я понимаю, — сказал он, поднимая голову, — я, возможно, во многом виноват…
— Возможно? — повторила волчица, скривившись от презрения так сильно, что Мартин заметил обломанный желтоватый клык.
— Я виноват в том, что мы со Зверем оказались в тех болотах. Я не послушал его, думая, что он — мой враг, хотя во время нашего пути он всегда помогал мне и спасал меня. Я был ослеплен страхом, и этот страх чуть не погубил нас обоих…, а его, возможно, и погубил. Я не знаю, как еще выразить свою вину, и если он очнется, передай ему, что только теперь я понял, насколько ошибался, и что мне очень жаль…
Динь улыбаясь, смотрела в глаза юноши с насмешливым прищуром. Потом чуть посторонилась, открывая вход в лачугу.
— Ты можешь и сам сказать ему все это. Возможно, он услышит твой голос и сможет вернуться… Как бы далеко он сейчас не был.
Не веря своим глазам, Мартин поспешно шагнул внутрь, едва не ударившись головой о притолоку.
— Динь, прости меня, — Аллайя мяла в руках подол платья, — я и в самом деле должна быть строже, если хочу стать настоящей целительницей…
— Возможно, мягкость в нашем деле тоже не будет лишней, нужно лишь находить ей правильное применение. — Динь поймала вопросительный взгляд девушки и покачала головой, — нет, я не пойду туда. Сейчас им лучше остаться наедине.
— То, что ты сказала человеку… — девушка, слегка запнувшись, поправилась, — Мартину… Это правда?
— Кто знает? — нахмурилась Динь, усаживаясь на землю, — его раны лежат далеко за пределами того, что я могу вылечить. Честно говоря, о полном исцелении речи не идет. Шрамы в любом случае останутся.
========== Глава II. Совет ==========
Мартин прошел недлинный коридор и оказался в широкой круглой комнате. Здесь было тепло, но не жарко. В грубо сложенном очаге весело шипя искрами горел огонь, но мягкий полумрак все равно скрадывал очертания углов, в которых Мартин различил висящие связки сушеных трав.
Зверь лежал на полу, посреди комнаты, на подстилке из листьев, пахнущих так дивно, что Мартину казалось, будь он на его месте, он немедленно очнулся бы, чтобы вдыхать этот запах осознанно. На голове Зверя белела повязка. Мартин сомневался в том, что перебинтовала его Динь своими негнущимися лапами и подозревал, что без рук Аллайи здесь не обошлось. Повязка смутила его и другим — он не помнил, чтобы на его глазах Зверь получал какие-то открытые раны. Возможно, это случилось позже, уже когда Мартин потерял сознание.
Юноша опустился на пол рядом с неподвижно лежащим другом и провел рукой по его морде. Глаза Зверя были закрыты, но дышал он легко и размеренно, лишь слегка поводя огромными боками.
— Эй… — тихо позвал Мартин, слегка потормошив Зверя рукой, — эй, ты же слышишь меня?
Но Зверь ничем не выдавал, что слышит и понимает Мартина. Было очень странно смотреть на это могучее существо, так беспомощно распластавшееся на полу. На глаза Мартина навернулись слезы, но он решительно смахнул их рукой.
— Знаешь, раньше я часто ревел, по любому поводу. Когда меня обижали, или если что-то получалось не по-моему, или если боялся. В общем, вел себя, как девчонка… Впрочем, наверное и не каждая девчонка себя так глупо ведет. Скорее уж, как трусливый эгоистичный ребенок, — он зарылся пальцами в длинную серую шерсть на плече Зверя, — может я все еще такой же плакса, кто знает? Может ты меня и не смог научить настоящей отваге. Но над тобой реветь не буду, потому что это — как оплакивать мертвого. А ты живой. И будешь жить, потому что иначе все напрасно и по-другому быть не может! — Мартин наклонился к забинтованному уху Зверя. — Я не знаю, где ты сейчас, но я точно знаю, что здесь ты намного нужнее. Пожалуйста, возвращайся скорей.
Он поднялся и пару минут стоял неподвижно, прислушиваясь к дыханию Зверя, надеясь на чудо. На то, что Зверь, услышав его голос, очнется прямо сейчас, недоуменно покрутит головой и скажет что-нибудь серьезное и насмешливое. Но чуда не случилось. Сжав в кулаке рукоять меча, Мартин бесшумно, но решительно вышел из лачуги. На него устремилось две пары глаз и он с удивлением заметил, что даже во взгляде Динь мелькнула надежда. Тем тяжелее было отрицательно покачать головой на ее немой вопрос.
Волчица встала.
— Что же, на другое и рассчитывать не приходилось, — сказала она, хотя по голосу было слышно, что это неправда. — Идем, Аллайя, поможешь мне. А юноша, коли он так весел и бодр, пусть срежет себе трость с ближайшего куста и прогуляется по поселку. Нечего ему использовать твое плечо как подпорку, у тебя есть более важные дела, — сказав это, Динь вернулась в лачугу, ни на кого больше не глядя. Аллайя смущенно улыбнулась Мартину, словно извиняясь за грубость своей наставницы:
— Вечером, когда ударит гонг, все люди нашего поселка соберутся на ужин. Приходите, вам будет полезна и еда и компания…
— Аллайя! — послышался из глубины лачуги оклик, и девушка торопливо скрылась внутри.
Мартин прохромал к раскидистому кусту с жесткими ветками — одному из немногих растений, которое он успел здесь заметить, и мечом срезал прямую палку. Но на прогулку не пошел. Опираясь на трость, он доковылял до шатра Аллайи и весь день провел там, полируя и натачивая свой меч который, впрочем, сверкал так же ярко и был таким же острым, как и в первый день.
Но, когда прозвучал гулкий удар гонга, Мартин, повинуясь внезапному порыву поднялся, пристегнул меч и вышел наружу. Сначала он думал, что не поймет куда идти, но потом заметил, как люди группами направляются к одному и тому же зданию, выглядевшему куда массивнее и угрюмее, чем остальные дома этой местности.
