Он тяжело поднялся. Задние ноги, закостеневшие от неподвижной лежки, казалось, в какой-то момент подведут его, но нет. Каким-то чудом ему удалось выстоять, пусть и опасно колыхнувшись всем телом. Это чудо… Единственное, на что он мог рассчитывать каждый раз. Чудо, что он сможет встать после сна, чудо, что отыщет немного горькой травы и мха, чудо, что не попадется в зубы волкам. Чудо, что они не отыщут его лежку.

Он закинул голову, глубоко втянул воздух вместе с ночными запахами. Пахло свежей сыростью талого снега, горьким пеплом. Пахло чем-то чужим, тяжелым… Он тревожно раздул ноздри, но больше не было необходимости ловить запахи. Громкий насмешливый вой разорвал ночную тишину и в темноте засветились алые глаза.

Он прыгнул прежде, чем успел подумать о прыжке, и побежал раньше, чем в голову пришла мысль о побеге. Пусть Великие наделили его проклятьем мысли — они не отняли инстинктов жертвы, вечной добычи. И сейчас он был им за это благодарен. Он не думал о том, что после опять будет проклинать ночь, если она не закончится его смертью, что снова будет чувствовать ужасную обреченность. Это все было сейчас не важно. Надо было убежать. А его преследователям — догнать…

— Ишь, сиганул, — рассмеялся Драк, — ничего, все равно наш будет. За ним!

Волки, одобрительно зарычав, кинулись следом за оленем. Среди них бестолково, как ей самой казалось, суетилась Ита. Она постоянно наталкивалась на кого-то из собратьев в шумной давке погони: наступала на чьи-то лапы, сталкивалась с чьими-то боками. Разгоряченные охотой волки показывали ей клыки. Кое-кто даже умудрился цапнуть за ухо. Ита хотела было ответить обидчику, но тот уже был далеко впереди.

Она никогда не была на охоте. Стайной охоте. И не понимала, по каким законам, принципам движется вся эта масса. Как им удается так плавно стягиваться друг к другу на узкой дороге, скользить меж деревьев, не касаясь ветвей и не спотыкаясь об корни, и держать след в этой чаще, след существа, отчаянно пытающегося выжить и совершающего просто невероятные прыжки.

Олень выскочил на открытое место и остановился, затравленно озираясь по сторонам. Его окружили. Запыхавшаяся Ита, выскочившая из-за кустов следом за остальными, увидела, некоторые из ее стаи сумели обогнуть погоню и, выйдя теперь вперед, отрезали оленю пути к отступлению.

— Смотри, — раздался у уха голос Драка.

— Оставьте меня! — грозно воскликнул олень, поднимая голову. Он стоял, как каменное изваяние, зная, что бегство уже бессмысленно, и все, что остается ему — принять бой, — оставьте, или клянусь, многие из вас падут, прежде чем я испущу дух!

Драк мерзко засмеялся, как и остальные Черные Волки. Ита же во все глаза смотрела на оленя. Она понимала его! Он говорил на ее языке! Со странным акцентом, но все же…

— Дух, — рыкнул Драк, ступая вперед, — ты начнешь испускать прямо сейчас…

Он впился взглядом алых глаз в карие глаза оленя и, казалось, заворожил его. Тот не мигал и не шевелился.

— Ты… не знаешь… с кем имеешь дело! — выдавил олень, не в силах отвернуться и увидеть, как Черные Волки приближаются со всех сторон.

— Знаю лучше, чем ты, когда бахвалишься нашими смертями, — мягко ответил Драк. Оторопевшей Ите на секунду показалось, что он говорит голосом Гаера, но это, конечно, не могло быть правдой.

— Я буду сражаться!

Резкий щелчок челюстей у задних ног оленя заставил его вздрогнуть. Но он не смог ни отскочить, ни ударить своих врагов копытами, парализованный алым взглядом. Струйки черного тумана потянулись от него к Драку, и волк раздул ноздри, глубоко втягивая их.

— Это твоя ненависть, — сказал он, делая шаг вперед, — но ночь у нас длинная, и нам удастся отведать и твоей боли, и смертельного страха… Ита, сестра… — он обратился к рыжей волчице, не сводя с оленя взгляда, — сейчас ты увидишь, как охотятся Черные Волки. А потом сможешь позавтракать. Ибо мы не уйдем отсюда раньше рассвета.

Олень закричал, безнадежно и страшно, когда кольцо Черных Волков сомкнулось вокруг него.

Динь оставила Квинта рано утром, пока он еще спал. Ей не хотелось снова выслушивать его мысли об опасности ее вылазок, просить сопровождения и слышать отказ. Да и кроме того, ей не спалось. Несмотря на то, что ночи все еще были холодными, ей было душно и жарко, словно во сне на нее навалилась огромная тяжесть. Змей не говорил с ней, но она видела пляску его черных колец, огонь его взгляда и чувствовала смрад его дыхания. Он словно прятался от нее, но не из страха, а для того, чтобы она боялась его внезапного удара. Динь заставляла себя не бояться во сне, но это было тяжело, и сон не принес ей отдыха. Кроме того, в ее сон вплетались чьи-то крики и ужасный смех.

Она вышла из пещеры и повернулась носом к рассвету. Тяжелые тучи низко опустились над землей, и солнце, освещающее их, казалось пасмурным и зловещим. Тогда она обернулась вокруг себя и посмотрела на запад, туда, где солнце еще даже не уронило свои лучи. Не было смысла идти к дому Иты, к болотам, более того, это было опасно теперь, когда в роще снова появились Черные Волки. И все-таки что-то тянуло ее туда. Хотя бы еще одним глазком посмотреть на пустую цепь. А вдруг каким-то чудом рыжая волчица вернулась? А вдруг ее отсутствие Динь лишь показалось?

Кинув взгляд на нору, где, за тьмой все еще безмятежно спал Квинт, волчица тряской рысью побежала к дому Иты.

На полпути в нос ей ударил крепкий запах соли, смешанный с чем-то, похожим на запах цепи Иты и запахом Черных Волков. Дрожа от ужасного предчувствия, пересилив омерзение и страх, Динь опустила голову к земле. Да, сомнений быть не могло, так пахла только кровь. Кровь и чей-то ужас. Она уже чувствовала когда-то такую смесь. В тот день, когда спасла олениху от клыков собратьев. Она, преследуемая неминуемой смертью, пахла точно так же.

Невдалеке послышался глухой стон. Сердце волчицы пропустило удар. Она узнала этот протяжный, низкий голос. Так говорил Омох. Так говорили олени Севера.

Безжалостное солнце пробилось сквозь колючие голые ветки, и в глаза Динь бросилось то, чего она никак не могла заметить на темной мокрой земле. Лужицы крови, отливавшие зловещим багрянцем. Только сейчас волчица поняла, что оказалась в самом центре чей-то битвы со смертью. Чей-то битвы со Тьмой. Множество волчьих следов, клочья шерсти на ветвях можжевельника. Здесь была охота — она узнала ее сразу, бесстыдную в своей жестокости. И каким-то краем паникующего разума поняла, что дикие крики и смех во сне ей не почудились и не были игрой Змея. Этой ночью они звучали на самом деле.

Стон повторился. Динь закрыла глаза и чуть пошатнулась. Она так не хотела идти туда, боясь того, что увидит, но тело уже само собой сделало шаг навстречу звуку. Сердце часто билось, крича об опасности, но разум был холоден. Хладность разума — то, что первым делом должна была воспитать в себе целительница. О, как ей хотелось сейчас отречься от этого дара и проклятия, проявить слабость, убежать со всех лап в логово, спрятаться там от ужаса и от смерти…

Она сделала еще шаг, затем еще. И пошла, быстрой семенящей походкой, казалось, даже чуть хромая, как ее старая наставница. Незримое, кажущееся присутствие Хельвинги пусть и не помогло Динь отречься от страха, но заставило действовать вопреки ему.

Лужицы становились все больше и длиннее. Кто-то мчался, отчаянно бежал от опасности, окропляя землю, деревья, кусты своей кровью, теряя ее с каждым прыжком, с каждым прыжком становясь ближе к смерти. В один из кровавых следов Динь наступила и, сглотнув комок в горле, пошла дальше, не обращая внимания на лапу, окрасившуюся алым. Она уже знала, где найдет конец следа. Там, где расступались деревья, окружая небольшую поляну.

— Кто… здесь?.. — услышала она полустон-полувсхрип. Что-то хрипело, булькало и клокотало, как тогда, на льдине, в груди у Туама, — Р-раба… — прокатился шепот, и тот за кустами обессилено смолк, не сумев закончить.

«Раба Смерти». Так говорили только олени. Динь стиснула зубы, прежде чем сделать последний шаг и, увидев то, что открылось ей за деревьями, в изнеможении прислонилась к дереву, не в силах крепко стоять на разом ослабевших лапах.