====== Глава I Рождение Шестой ======
— В жизни не помню такой вьюги, — пробормотала старая целительница Хельвинга, высунув нос из теплой норы, вырытой прямо в снегу. — Нет, — покачала она головой. — В жизни не помню. То-то разбушевались злые духи.
Из угла норы раздался тонкий писк, и Хельвинга, повернувшись на звук, уставилась своим единственным глазом на немолодую уже волчицу, морду которой сплошь испещряли шрамы — следы былых побед и поражений. Возле живота ее копошился маленький белый комочек.
— Странный у тебя волчонок, Риона. Зимой. В такую вьюгу. Да еще и шестой. Не вовремя… Совсем не вовремя, — заметила Хельвинга.
— Шестая, — угрюмо отозвалась новоявленная мать. — Это она. Девочка.
— Шестой… Шестая… Какая разница? — проворчала целительница. — Вьюге-то уж точно до нее нет дела. Как и всему северу…
— Мне есть, — коротко отрезала Риона.
— Да… — Хельвинга не мигая смотрела на волчицу, и во взгляде её Рионе чудилась жестокая насмешка. — А сможешь ли ты ее прокормить?..
Вопрос застал Риону врасплох, и она беспомощно уставилась на Хельвингу, а та продолжала рассуждать низким, вкрадчивым голосом, словно оплетая новорожденного волчонка паутиной страшного пророчества.
— Даже тех волчат, что родились в срок, даже тех волчат, у которых есть отец и мать, не удается спасти, если они появились на свет Шестыми. А у нее будет только мать, голод и вьюга. Ты знаешь Север не хуже меня, Риона. Он не прощает слабых и не дает им надежд.
Да, Риона хорошо знала Север. Семь долгих лет она прожила здесь, пройдя свой путь от слепого волчонка до немолодой, но некогда — лучшей охотницы стаи. Она знала все законы своей стаи — в том числе и тот, который разрешал заводить в один год не более пяти волчат. Если это правило нарушалось, то в следующий год не позволялось выводить потомство вовсе. Иначе скудные на добычу северные земли не смогли бы прокормить разрастающуюся стаю.
Но была еще одна традиция. Она принадлежала не стае и не вожаку, а злым духам, или, может быть, Великим. Никто не понимал, почему это происходило, но волчонок, родившийся в стае шестым, умирал. От голода, холода, страшной болезни… Как бы не пестовали его отец и мать он был обречен своим числом с самого рождения.
Отец и мать… А у нее будет только мать, уже не очень-то сильная.
Этот волчонок был для Рионы долгожданным, но пришел слишком поздно. Не вовремя, как сказала Хельвинга. Отец его погиб в схватке со свирепым нануком, так и не успев увидеть свою дочь.
— И… И что ты предлагаешь? — срывающимся голосом спросила волчица.
— Я?.. — Хельвинга заговорила так тихо, что Риона почти перестала слышать ее из-за беснующейся пурги. — Я предлагаю сделать так, что никто не узнает о ее появлении на свет. Даже духи. И сделать это намного милосерднее, чем жизнь месяцем или годом позже…
— Ты… Ты предлагаешь мне убийство? — не веря своим ушам спросила Риона. Все самые гадкие слухи про старую одноглазую целительницу молнией вспыхнули в ее голове. Никто не доверял Хельвинге до конца, ее сторонились и боялись, и вот теперь Риона поняла, почему!
Вскочив на дрожащие от гнева лапы, она оскалилась прямо в морду Хельвинге. Маленький волчонок, оставленный без материнского тепла, жалобно запищал. — Ты предлагаешь мне убить свою дочь?!
— Не убить, — спокойно сказала Хельвинга, не отступив ни на шаг перед яростью матери. — А помочь ей не испытать страданий, которые уготованы для волчат, таких как она… И не забывай о законе, иначе отправишься вслед за своей дочерью и ее отцом намного быстрее, чем тебе хочется.
Еще секунду Риона стояла напротив Хельвинги, обнажив клыки и подняв шерсть на холке дыбом. Но потом ярость на ее морде сменилась глубочайшим презрением, и она отошла, отряхивая лапы так, словно наступила в какую-то гадость.
— Только древний закон, — медленно произнесла она, — запрещающий оскорблять целителя и проливать его кровь сейчас защитил тебя от смерти. Я расскажу о твоем предложении Альнору, ему интересно будет послушать. Пусть он судит тебя как вожак. Надеюсь, тебя изгонят.
— Да? — Хельвинга насмешливо изогнула бровь. — И вся стая останется без моей помощи? Пусть старый Хрог топает трое суток до соседней стаи, на своих трех лапах. Полно, Риона. Я не предлагаю волкам того, на что они не соглашаются. А значит, согласившиеся есть.
Риона словно обратилась в ледяную статую. В широко раскрытых глазах ее росло неверие. А Хельвинга продолжала, вкрадчиво и тихо:
— Тебе не казалось странным, что в прошлом году всем запретили иметь потомство, потому что в позапрошлом родилось аж десять волчат? Но только никто не умер… по крайней мере, из тех, кто вышел из нор. А ведь десять без шести не бывает. Значит, их было одиннадцать… Рассказать тебе, куда делся шестой?
— Ты лжешь, — прошептала Риона. — Ты нагло лжешь!
— Зачем мне лгать? — Хельвинга отвернулась от волчицы. — Ты ведь и сама можешь посчитать. Или думаешь, за пятьсот лет с момента рождения Мира впервые случилось чудо?
Риона молчала. Лапы ее горели так, словно каждая стояла на том месте, где пролилась кровь новорожденного волчонка.
— Я знаю, в стае распускают слухи обо мне, — с неожиданной горечью сказала Хельвинга. — Мне на это плевать. Я знаю правду о себе, и они знают. Собственно, отсюда эти слухи и берутся. Они боятся, что когда-нибудь я впаду в маразм и начну рассказывать. Потому действуют на упреждение. Мне ведь есть, что рассказать…
Риона опустила голову. В висках ее стучала кровь, а перед глазами плясали темные круги. Неужели кто-то из знакомых ей славных охотниц… воительниц стаи мог решиться на такое преступление… Но кто это мог быть?
— Неважно, кто, Риона, — ответила Хельвинга, словно прочитав ее мысли. — Я горжусь тем, что ты не стала одной из них. А теперь время назвать твою дочь. Под мою песнь. Ты знаешь закон.
И Хельвинга завыла, низко и звучно, перекрывая свист метели, отгоняя от норы злых духов, которые могли подслушать имя и навредить беспомощному пока перед их кознями волчонку.
Риона склонилась к дочери и зашептала:
— Я назову тебя в честь звонкой капели. В честь песни весны. Твой отец не услышит ее, но ты… ты услышишь обязательно. Ты услышишь столько весенних песен, сколько угодно будет Великим.
Она понизила голос и едва разборчиво шепнула в мягкое ухо волчонку какое-то короткое слово. Сама она не произнесет его до тех пор, пока волчонок не откроет глаза, и никому не скажет, даже целительнице, ибо слепого каждый может позвать за собой. Она будет хранить его в тайне, но у Звездного Древа его услышат сейчас, и мудрая Золотая Птица скажет своему едва вылупившемуся птенцу.
— Слышишь? Это назвали твою Хранимую. Это ее имя! Запомни его!
— Все, — одними губами вымолвила Риона, но Хельвинга как-то услышала ее сквозь вой метели и свой собственный вой. Высунув морду за порог норы, она кому-то коротко кивнула головой и в ту же секунду в нору неуклюже полувлетели, полуввалились две странные большие птицы. Обе они были белоснежные, с хищным изогнутым клювом и крепкими черными когтями. На головах их по обе стороны росло по паре выдающихся длинных перьев, от чего казалось, что они прижали длинные уши или обзавелись рогами. Это были Стерны — Звездные птицы, Хранители волков на суровых северных землях.
— Ну, наконец-то, — прохрипела одна, стряхивая снег с редких, поломанных перьев. На носу у нее был такой огромный нарост, что можно было усомниться в том, видит ли она что-нибудь. — Я думал, что превращусь в небольшой сугроб и оттаю только к весне. Если она вообще когда-нибудь наступит в этих краях. Дайте хоть посмотреть, ради кого я терпел эту вьюгу, побери ее Змей!
— Пожалуйста, не нужно о Змее, рядом с новорожденной, Авару, — вежливо, но твердо попросил второй Стерн, помоложе. — Подойди и посмотри. Это девочка.
Дряхлый птиц бросил на молодого многозначительный взгляд, но ничего не сказал. Неуклюже доковыляв до Рионы, он наклонился над новорожденным волчонком так низко, что едва не задел клювом и молчал так долго, что Риона уже начала беспокоиться.