Волк прикусил губу и посмотрел на Динь.

— Ладно, — нехотя согласился он, — здесь жил человек.

Волчицу передернуло. Она вспомнила, что видела его, точнее, то, что от него осталось.

— Собственно, здесь всегда жил кто-то из людей, сколько я себя помню. Они меняются очень редко, и я так понял, следят за лесом. Этот дом, — он кивнул в сторону, откуда пришла Динь, — очень старый. В общем, люди не мешали нам. Иногда они охотятся со своей шумной палкой, или собирают ягоды и грибы. Правда, раз в год сюда приплывает огромный человеческий дом, и людей становится намного больше. Тогда они доставляют немало неприятностей, разгоняют дичь, жгут огонь, но в остальное время тот, который живет здесь, ведет себя тихо. Однако предыдущий владелец дома умер… Послушайте, — Квинт окинул взглядом волчицу и Стерна, — идемте ко мне, я расскажу вам по дороге. Опасно так долго стоять на одном месте.

Вент долго смотрел в глаза волку, и Квинт отвечал ему тем же, пока глаза его не заслезились, и янтарные очи птицы не слились в сплошное пылающее пятно. Тогда Стерн удовлетворенно кивнул головой.

— Мы пойдем за тобой.

— Славно, — немного растерянно пробормотал Квинт. Ему показалось, что за ту вечность, пока они со странной северной птицей обменивались взглядами, из него вынули душу, тщательно перетряхнули и, весьма небрежно вернули на место. Ощущение было очень неприятное, сердце гулко колотилось от неясной тревоги. Украдкой, он еще раз глянул на Стерна, но тот уже беспечно чистил перья.

— Показывай дорогу, — попросила Динь.

Квинт мотнул головой, приглашая следовать за ним.

— Предыдущий владелец умер, — повторил он, ступая по узкой тропе, усеянной обломанными ветвями, — когда дом приплыл снова…

— Корабль, — поправил Вент, кружа над волчьими головами, — эта плавучая штука называется корабль.

— Хм… я и не знал об этом… — задумчиво пробормотал Квинт, — когда приплыл корабль, братья человека закопали его тело в землю, и здесь остался другой. Мы с моим наставником, Фертом, тогда были на берегу. Прятались за валунами. Тогда-то мы и познакомились с Итой.

Она была рядом с ним и сразу почуяла нас. Мы видели, как она повернула к нам голову, а потом она побежала прямо на нас. Я слышал, как человек кричал что-то и размахивал руками. А потом раздался гром, человек скрылся за дымом, а Ита врезалась в моего наставника… Я даже сперва не понял, что делать, как и Ферт… Знаешь, законом ведь запрещено сражаться с самками… Но, когда я заметил, что она уже вцепилась в глотку Ферту, стало как-то плевать на приличия. Я еле смог ее оттащить. Вот, — он кивнул на плечо, по которому шла длинная залысина, — ее клыков дело. Она дралась как бешенная, словно знала, что мы не сможем ответить ей тем же. Мы тогда еле смогли унести лапы. Ферту здорово досталось и от ее клыков, и от палки человека. Но нам еще повезло, — угрюмо произнес Квинт, — потом началось самое ужасное… Они стали убивать нас, одиночек. Каждый день кто-нибудь умирал. И не всегда от грохочущей палки. Даже представлять не хочу, что она чувствовала, вгрызаясь в глотки собратьев. Но, вряд ли ее это сильно огорчало.

— Может, ее заставляли так поступать? — робко спросила Динь, — мы видели людей и знаем, на что они способны… Они хотели сжечь ребенка…

— Заставляли? — Квинт резко остановился и посмотрел на Динь, — когда она напала на нас, она была свободна. Если ей бы это не нравилось, она могла уйти. Но не ушла. Понимаешь?

Он отвернулся и буркнул:

— Пришли.

— А где?.. — Динь растерянно оглядывала поваленное дерево, лежащее перед ней. Во взгляде Квинта мелькнула нотка самодовольства.

— Смотри, — хмыкнул он, и носом отвел огромный скрюченный корень. Перед глазами Динь зияла черная дыра, из которой пахло сыростью и прелыми листьями. Лаз казался достаточно узким, однако Квинт ловко проскользнул внутрь.

— Иди сюда, — позвал он замешкавшуюся Динь, и та шагнула следом. Узкий ход неожиданно расширялся, превращаясь в небольшую, но очень уютную нору. На черной земле лежали небрежно накиданные в две охапки листья. В нос волчице вонзился еще какой-то смутный, но крайне неприятный запах, пробравший ее дрожью до самых костей.

— Ее Ферт выкопал, — сообщил Квинт, — а потом, когда я стал жить с ним, мы вместе сделали еще одно место.

— А где Ферт? — с любопытством спросила Динь, стараясь понять, чем же пахнет в норе.

— Он умер, — просто сказал Квинт, — вон, его лежак. Можешь занять мое место, а я лягу там.

Динь вздрогнула и внезапно поняла, что за запах не дает ей покоя. Запах старой засохшей крови.

— Извини, — пробормотала волчица.

— Не стоит. Ты ведь не знала. Что же, я шел на охоту. Располагайся, а я, пожалуй, продолжу свой путь.

— Клятвопреступник, — сказал Вент, когда Квинт вышел из логова.

— Кто? Он? — шепотом спросила Динь, кивнув в сторону выхода.

— Нет, — дернул плечом Вент, — тот человек, который охотился на волков. От Северного Сияния до Южного Края человеку запрещена охота на волка. Это очень древний запрет, он появился на заре Мира.

— А почему?

— Не помню, — беспечно отозвался Вент, и Динь показалось, что он что-то не договаривает. Но, сказать об этом Стерну она не решилась, а вместо этого попросила:

— Сними с меня доспехи. Пожалуйста.

— Конечно.

Железо глухо звякнуло, ударившись о землю и Динь почувствовала ноющую боль в спине и лапах. Она посмотрела на броню с неприязнью. Та была тяжелой, чужой и холодной, и больше не напоминала о Туаме, а скорее — о роковой охоте, о безумии Карвана и о том, как вожак изгонял их из стаи.

Вент поймал взгляд Динь и понимающе кивнул.

— Тебе не обязательно носить ее.

— Это память о Туаме, — воззразила Динь, сама не веря своим словам.

— Память — не в вещах, — произнес Вент и, легко подцепив шлем и доспех когтями, оттащил их в дальний угол, чуть присыпав листьями, — здесь их никто не тронет.

Квинт вернулся под вечер, когда солнце, обогнув полукруг, уже скрывалось за горизонтом, позолотив лучами снег перед пещерой и на очерченном рыжиной и алостью небе восходила нетерпеливая бледная луна. Он молча положил перед Динь тушку глухаря, и волчица подивилась его пестрому окрасу.

— Каждому — свое, — поняв значение ее взгляда, сказал Квинт, — ты, наверное, никогда не видела летнего леса. Так вот, в таком лесу их не так-то просто найти.

Себе он положил в уголок половинку такой же пестрой, но не такой яркой тушки, из чего Динь сделала вывод, что трапеза волка состоялась на месте охоты, и ему удалось убить самца и самку.

— Спасибо, — поблагодарила она волка и не смотря на сильный голод, тоже обглодала свою часть лишь до половины. Глядя, как волчица закидывает оставшееся мясо листьями, волк одобрительно гмыкнул, а сердце Динь быстро-быстро билось. Она так надеялась, что Квинт не догадается об ее истинных намерениях.

— Ложись, — Квинт кивнул на подстилку, что была ближе к краю, — старую подстилку Ферта пора бы перетряхнуть, да никак не найду времени, — взгляд волка затуманился. В угрюмом молчании он смотрел на быстро темнеющее за выходом из норы, небо.

Динь почувствовала его боль. Ей показалось, что он очень похож на нее сейчас. Она придвинулась к волку ближе и коснулась носом ее плеча. Тот повернул голову и встретился с карими глазами волчицы.

— Расскажи… — попросила она.

Квинт смотрел на Динь. В отличие от хищного взгляда птицы, из ее глаз, казалось, струилось тепло. Тяжело вздохнув, он вытянул перед собой лапы.

— Это случилось во время пожара, — чужим, хриплым голосом начал волк, — было совсем темно, и мы с Фертом спали. Проснулись от жуткого треска. В пещере клубился дым, черный, жгучий, и мы выскочили наружу. Знаешь, все было так странно. Казалось, словно треск горящих деревьев существует отдельно от пожара, а сам огонь плавно перетекает с дерева на дерево, обхватывает вершину за вершину и спиралью обвивается вокруг стволов. И хоть земля, покрытая снегом, не горела, было очень тяжело стоять и еще тяжелее — дышать. Деревья ломались с жутким грохотом, падали, пылая, взметали возле себя целые снопы искр, которые, перейдя на другие деревья, взымались с новой силой. А мы кашляли. Огромная толпа: белки, птицы, барсуки, волки, олени — мы все кашляли. Ничего нельзя было увидеть из-за слез и удушливого дыма. Мы тогда помчались к воде, слепые, как новорожденные волчата. Все просто обезумели. Мы наступали друг на друга, под лапу постоянно подворачивался чей-то мех или перья, — волка передернуло, — меня самого огрело копытом по голове так, что я едва поднялся потом. Я думал только о том, чтобы во всей этой суматохе не потерять Ферта… Он очень плохо ходил после той встречи с человеком и… этой рыжей тварью… Видеть я его не мог, чуять тоже, и я просил его говорить что-нибудь, просто говорить рядом со мной, чтобы слышать его голос и держаться рядом. И он говорил, нес какую-то ерунду, я не вслушивался… Иногда мне приходилось тащить его на себе, или вцепляться в кого-то, чтобы освободили дорогу… Потом мы свернули на глухую тропу, ту, которая идет мимо человеческого дома. Мало кто знал о ней, поэтому там было просторнее. Мы шли туда же, куда и все — к морю.