— Я знаю, что ты хочешь сказать, Фидем, — Туам говорил необыкновенно мягко, словно недавнее смятение рассеялось и не оставило в его душе ни следа. — Я бы не смог жить там, преданный отцом. Повелевать им и другими волками, для которых суд над Динь был потехой. Я ушел вовремя, а возможно, нужно было уйти даже чуть раньше. Чтобы запомнить отца не только сильным, но и честным. Но, ведь этого уже не исправить?

Фидем едва замено качнула головой.

— Помнишь, как было прекрасно встречать Солнце весной? Как мы с тобой мечтали увидеть, откуда оно приходит? Как хотели уйти вслед за оленями? — спросила она у Туама.

— Да, — ответил он. — Но, ведь у каждого в детстве есть какие-то несбыточные мечты, — волк пожал плечами. — А потом откуда-то берутся взрослые дела. Много взрослых дел.

— Считай, ты оставил их в стае, — подмигнула Фидем. Туам улыбнулся, совсем так же безмятежно, как Динь. А после взгляд его упал на море, и волк снова стал серьезным.

— Может, ты и права. Но все это — потом, когда мы доберемся до другого берега.

Он замолчал. В зрачках его мелькнули тени, и Фидем это напугало.

— Что? Что такое? — спросила она, подвигаясь к своему Хранимому поближе. Тот ответил не сразу.

— Помнишь, как на нас напали духи? — голос Туама звучал так тихо, что Фидем пришлось придвинуться к самой его морде.

— Да, — зябко поежилась она. — Такое не забудешь. Страшно представить, что раньше они летали над миром и творили, что хотели… До эпохи Брони.

— Да, — рассеянно отозвался Туам. — Так вот, с тех пор, как мы покинули стаю, мне временами хотелось… Знаешь… сказать Динь какую-нибудь мерзость. Что она предательница и неудачница, — волк дернулся. — Что она… в общем, это были не самые приятные вещи. А потом, когда на нас напали духи, мне вообще захотелось бросить ее, чтобы она сама сражалась, как может. Но ведь она бы тогда погибла! После боя вроде стало легче, но мне до сих пор страшно… Неужели я мог желать ей смерти? Мне кажется, что я никогда бы не простил себе, если бы с ней что-то случилось, но тогда, в битве… Это было, как алые вспышки, словно бы я вернулся к Сиянию и оно не просто испытывает меня… Оно меня ломает изнутри. Потом, после битвы стало полегче, хотя мне и хотелось срываться на всех подряд, на Динь, на Мымыла. Сейчас я и вовсе не чувствую ничего такого… Но мне страшно. Вдруг это повторится, я не смогу контролировать себя и… случится что-то ужасное? Тебе приходилось что-нибудь слышать об этом?

Фидем очень хотелось успокоить своего Хранимого, сказать ему, что ей приходилось сталкиваться с этим, и что все будет хорошо, но он бы почувствовал ложь в ее словах и понял, что она сама напугана и растеряна. И поэтому Фидем решила сказать правду:

— Нет, — она покачала головой. — Никогда прежде мне не приходилось слышать ни о чем подобном, но, может, это случилось потому что духи были слишком близко? В любом случае, — она посмотрела Туаму в глаза. — Ты должен себе верить. Верить, что ты такой, а не иной. И что ничто не в силах тебя изменить.

— Как же я могу верить в это, если я уже чуть не изменил себе? — с отчаянием пробормотал Туам. — Если в следующий раз я не смогу это преодолеть?

— Я вижу тебя таким, какой ты есть, — сказала Фидем. — У тебя хватит сил. Вот увидишь.

Еще немного они помолчали, а после Туам поднялся. Стерну показалось, что лапы его чуть дрожат.

— Думаю, нужно разбудить Динь. Мы не можем больше терять время.

Подойдя к волчице, он пару секунд смотрел на нее, а потом коснулся носом ее уха.

— Вставай, Динь, — прошептал он, и волчица открыла глаза. Крик чаек, вечный, как море, был с ней во сне и вот — вернулся с нею в явь. Яркими мазками промчались перед ней воспоминания: олени, суд, Мымыл, дорога, нанук, олени… Все, что сплелось и сложилось в ее судьбе и привело ее сюда, на самый край севера.

Динь резво поднялась на лапы, с полной уверенностью в том, что все правильно. Все так, как и должно быть! Просто чудесно! И будет еще чудеснее! От этих мыслей волчице стало очень легко, и она рассмеялась. И Туам, пусть чуть и ошарашенный ее поведением, не сдержался и рассмеялся вместе с ней.

— Доброе утро! — сказала Динь. — Представляешь, перейдем через море и сможем говорить это друг другу каждый день!

— Что, правда? — спросил Туам. Волчица кивнула:

— Да! Ведь там Солнце встает совсем не раз в году, как у нас, а каждые несколько часов. Мне Хельвинга рассказывала.

— Думаешь, стоит ей поверить? — с озорной ноткой осведомился волк.

— Она ни разу меня не обманывала!

— Может, это лишь потому, что эти ее слова ты бы никак не могла проверить? — беззлобно поддразнил ее Туам.

— Это мы очень скоро узнаем, — заявила Динь и занесла лапу надо льдом.

— Стой! –вырвалось у Туама и резким рывком он оттеснил Динь от края моря. — Давай сперва я. И, мне нужно будет кое-что тебе сказать.

— Говори, — Динь вмиг стала серьезной.

— Эти три дня, — начал Туам. — у нас не будет еды и почти не будет воды. Я пытался пробовать лед, он просто жутко соленый. Лизать его нельзя. Возможно, первое время нашим Стернам удастся таскать нам в лапах льдины с берега. Их нужно будет расходовать очень экономно. Потом, когда мы пройдем большую часть пути, мы уже не сможем отправлять Стернов так далеко.

— Но, ведь и пройти тогда останется всего ничего, — Динь улыбнулась. — А с едой не страшно, зимой бывает и похуже.

— Да, ты права, — согласился Туам. — И еще: иди за мной след в след. Ты умеешь?

— Да, Хельвинга учила меня, — ответила Динь.

— Хорошо. Но точно лапа в лапу, не сбиваясь с тропы. Я иду первым и…

Он чуть замялся. В броне или без брони ступать на этот лед? Без брони он будет легче, но если на море обитают неведомые враги, то успеет ли он облачиться в доспехи, прежде чем придется дать бой?

— В броне, — наконец завершил свою мысль Туам. — Если что, Фидем будет страховать меня с воздуха. Поднять меня ей не под силу, но поддерживать меня над водой она сможет до тех пор, пока я не выберусь обратно на лед.

— Вент, если что, тоже сможет помочь, правда? — Динь посмотрела на своего Стерна, который безмятежно парил в небе и, казалось, не слишком внимательно прислушивался к разговору. Однако, едва заметив взгляд Динь, он согласно кивнул.

— Разумеется! — услышала волчица его голос.

Предстоящее путешествие вызывало в ней восторг. Нет, она понимала всю тревогу Туама, и это было правильно, он и должен был быть таким предусмотрительным и серьезным. И уж даже в мыслях у волчицы не было ослушаться какого-то из его указаний. Но сердце рвалось у нее из груди, и все в ней стремилось вперед, туда, за море, к новой, неизведанной жизни. С детским азартом она смотрела на Туама, который подошел уже к самому краю берега.

Туам сделал глубокий вдох, закрыл глаза и, стиснув зубы, поставил лапу на лед. Потом вторую. Сделал шаг, другой. Звериные инстинкты в нем, доверять которым, обязан был и охотник и воин, просто взвыли, стремясь рвануться обратно, к безопасному берегу. Но, по его следам уже ступала позади Динь, сосредоточенно ставя лапу прямо в середину отпечатка в тонком снежном покрывале. И Туам не мог повернуть назад. Да и не хотел он этого по-настоящему. И его душа стремилась за море, подальше от Севера, который предал его в лице его отца и изгнал по его же слову.

Кроме того, Солнце светило так же ярко, и Динь за спиной беспечно болтала о том, что еще она слышала от Хельвинги о землях за морем. И Вент с Фидем смешно спорили по поводу того, куда лететь за льдом, когда их Хранимые захотят пить. Договорились, как всегда, разлететься в разные стороны.

И лед казался очень прочным. Если отогнать мысли об огромной водной бездне под ним, можно было ступать по нему так же уверенно, как и по земле.

— Я часто думаю о том, что там, на другом берегу, — сказала Динь, вглядываясь в туманную дымку, которой было объято замерзшее море. — И думаю, а что случилось бы, если Альнор не изгнал бы меня? Я бы осталась на севере, хранила бы свою ужасную тайну про оленей и никогда бы не увидела ничего другого, кроме бесконечных снегов.