— Пррочь! — взревела Динь. Мымыл отскочил в сторону. Волчица перепрыгнула ловушку. Послышался лязг зубов и дикий рев.

Нанук на лето обзаводился плотью. И плоть эта была так же слаба перед капканом, как и любая другая.

Поспешно отойдя от ревущего, бьющегося в тисках медведя, Динь, Туам, Мымыл, Фроз и три Стерна наблюдали за ним. Он вздымался на дыбы, рычал, но не мог освободиться из стальной схватки.

— Нечем добить, — виновато сказал Мымыл. У него, конечно, был нож, но идти с ним добивать огромного, обезумевшего от боли зверя было самоубийством.

Фроз изумленно посмотрел на человека.

— Он говорит на нашем языке? — спросил он у Динь и Туама.

— Немного, — отозвался Туам. — Давайте отойдем. Я не знаю, насколько надежен этот капкан.

Все отошли на безопасное расстояние, так, чтобы медведь не мог видеть их. Фроз — тяжело волоча за собой покалеченную лапу.

— Это все, чем я пока могу помочь, — сказала Динь, кладя перед волком листья морозицы. — Будет чуть легче и тебе, и твоей лапе, но мне нечем наложить повязку. Твоя целительница поможет тебе.

Фроз едва слышно рыкнул, но этот рык не был рыком боли.

— За что ты так не любишь ее? — спросила Динь. Позади все еще раздавалось рычание медведя, но уже гораздо тише.

Фроз стиснул челюсти. За него ответил его Стерн.

— За то, что он когда-то любил ее больше жизни.

Динь подняла голову.

— Замолчи, — прошипел волк.

— Нет, — спокойно сказал Стерн. — Ты убиваешь меня, ее и ее Стерна.

— Она убила моего сына.

— Она спасла твою стаю! — это был не Стерн. Это была Динь.

— Ты так говоришь, твоего сына, словно бы он был только твоим, — тихо заговорила волчица. — Она приняла такое решение, какое тебе было бы не под силу, ты, умеющий ценить жизнь. И вместо того, чтобы быть рядом с ней, ты обвиняешь ее бесконечно. Кто ты такой, чтобы судить?..

— Эрбус, скажи ей, чтобы замолчала… — очень тихо сказал Фроз. Но Стерн лишь покачал головой.

— Она говорит правду. И я буду повторять тебе это снова и снова.

— Обвинять — легко, — сказала Динь, не глядя на волка. — Натравить целую стаю

 — легко. Простить — сложнее.

— Да, кто ты такая? Ты смогла бы простить, а? — зарычал Фроз. — Представь, что он убил твоего сына! — волк кивнул на Туама. — И что бы ты сказала? Ах, милый, спасибо тебе?

— Она же убила его не просто так! — крикнула Динь. — Она спасала стаю! Тебя! Других твоих детей! Плевать! Пусть ты будешь упертым, как овцебык. Тебе все равно никогда не обвинить ее сильнее, чем она себя уже обвинила.

— Ее Стерн почти не может летать, — грустно сказал Эрбус. — Он обречен.

— И… что бывает, если твой Стерн умер? — содрогнувшись, спросил Туам. Перья на теле Фидем поднялись дыбом.

— Мне не объяснить, — ответил Эрбус. — Но поверь. Гораздо проще похоронить всех своих детей, чем своего Стерна.

— Кто здесь? — раздался властный окрик. — Фроз? О, духи, что с тобой произошло?

Двое Стражей подошли к своему раненному брату, не обратив внимания на других. Разве что, бросив короткий взгляд на человека.

— Попал в капкан, — буркнул волк.

— Я позову Тасмань, — сказал один из Стражей и огромными прыжками умчался. Второй остался возле путников.

— Ты веришь им, Фроз? — спросил он, кивая на Динь и остальных.

Волк немного помолчал. Было видно, что ему очень хочется сказать «нет», чтобы вся эта компания убралась с его земель.

— Да. Накормите их всех, но долго они здесь пробыть не должны. Они — изгнанники.

Страж коротко кивнул.

— Следуйте за мной, — приказал он.

Идя за волком, Динь заметила, как навстречу ей мчится взъерошенная Тасмань.

— Устраивайтесь, — сказал воин, кивнув на небольшую пещерку. Динь вздрогнула. Каким-то шестым чувством она поняла, что это пещера — не только для того, чтобы принимать гостей. Когда-то, несколько дней назад, хотя, казалось, несколько веков, она сама сидела в такой пещере, дожидаясь приговора вожака.

Воин же, ничего не заметив, продолжил:

— Пусть ваши Стерны возьмут себе столько мяса, сколько нужно. Отдохнете и… я вынужден буду просить вас покинуть нашу стаю.

И, словно испугавшись своих слов, он поспешно ушел.

— Этот кажется повежливее, чем Фроз, — заметил Туам, проводив волка взглядом. — Думаю, ему нечасто приходится говорить незнакомым волкам что-то, вроде: «Хэй, сегодня мы покормим вас, но к сожалению, не можем ручаться, что завтра кто-нибудь не пообедает вами…»

— Не стоит судить Фроза чересчур сурово, — сказал Вент. — Он не в ладах со своим Стерном, а это само по себе ужасно. Броня ведь защищает от злых духов до тех пор, пока волк сам не пригласит их к себе за доспехи, в самое сердце…

— Что-то я не вижу за ним роя злых духов, — фыркнул Туам. — Скорее, он сам ведет себя как злой дух…

— Так и есть, — неожиданно подтвердил Вент, — его злые духи не снаружи, а внутри. Он пригласил их, рассорившись со своим Стерном, и теперь они губят его.

Мы ведь посланы вам звездами не только для того, чтобы ловить для вас добычу, разведывать и помогать скоротать одинокие часы. Мы — ваши Хранители.

— От злых духов? — спросила Динь.

— От самих себя, — ответил Вент. — Волк в броне отрешен от всех чувств — вот почему все важные решения принимаются в доспехах. Но, броня оберегает не только от предвзятости, злобы, страха, — но еще и от милосердия, любви, сострадания. Вообще от всего. И мы должны следить за тем, чтобы вы не натворили глупостей, лишившись морали. Тех глупостей, после которых сложно жить в мире с собой.

— Да. По моему отцу было видно, что он совсем не творит глупостей в броне, — пробормотал Туам.

— Он верил в то, что поступает правильно, — сказал Вент. — Доля сомнений закралась в его разум лишь когда ты сказал, что уходишь. Может, поэтому он не смог сразить тебя Гласом.

Но мы должны оберегать вас не только тогда, когда вы отрешены от всех эмоций, но и в те секунды, когда они переполняют вас и вы готовы на все. Если это не удается, если волк отвергает своего Стерна — злые духи проникают в его сердце и разум. Это хуже, чем когда они гонятся за вами по пятам. Но и это можно исправить.

— И, как? — задала вопрос Динь, молчавшая все это время.

— Очень просто, — ответила Фидем. — Нужно поверить своему Стерну.

— Ты… Ты не останешься? — робко спросила Тасмань, отходя от Фроза.

Тот посмотрел на нее с нескрываемым презрением.

— Ты действительно думаешь, что это возможно? — холодно проговорил он. — После того, что ты сделала?

— Слушай, я…

— Я слышал! — Фроз поморщился, попытавшись ступить на больную лапу. — Я слышал все это много раз. И единственное, на что я могу надеяться, так это на то, что ты не подложила в повязку какой-нибудь ядовитой травы, от которой я буду умирать долго и мучительно.

— Мне бы и в голову не пришло такое, — ответила Тасмань. В ее голосе больше не было ничего, кроме безразличия. И странно, она была такой высокой волчицей, выше почти всех в стае, а себе казалась сейчас маленькой и беспомощной. — Не наступай на лапу, ты еще не скоро сможешь делать это без боли. Кроме того, мне не удалось надежно закрепить повязку, так что побереги ее, если хочешь встречаться со мной как можно реже.

— Учту, — ядовито-вежливо сказал Фроз и прохромал прочь из пещеры. — Эрбус, не задерживайся там! — раздраженно кинул он своему Стерну.

— Я сейчас, — отозвался он и, подождав, пока Фроз скроется из виду, подлетел к Тасмани. Та смотрела сквозь него, и казалось — сквозь стены пещеры тоже. И ничего не видела.

— Я знаю, почему тебе не удалось хорошо наложить повязку, — мягко сказал Эрбус. — Твой Стерн тебе не помог. Как она?

Тасмань ничего не ответила, только молча кивнула в сторону огороженного широкими листьями, угла. Преодолев страх в сердце, Эрбус подлетел туда.

— Бедная… — вырвался у него сочувственный вдох, когда Стерн Тасмани предстал перед ним.

Перья на его теле поредели и померкли, концы их были вымазаны в грязи. Из приоткрытого клюва вырывался тяжелый хрип. Глаза Стерна были подернуты тонкой пленкой.