– Значит, ты с ним виделся?

– На этой неделе – нет.

Путь до родительского дома, расположенного в Шеппартоне, занимал два часа восемнадцать минут (столько же занимал обратный путь), и в настоящее время имелось множество других вопросов, требовавших моего внимания. С последнего нашего визита прошло уже несколько недель.

Моя мать хотела видеть нас чаще, а отец особенно настаивал на том, чтобы проводить побольше времени с Хадсоном. Он жаловался, что почти не видел своего единственного внука, когда мы жили в Нью-Йорке, а теперь получалось, что скоро он вообще не сможет наблюдать, как Хадсон растет.

– Кто его научит кататься на велосипеде? – спрашивал отец. Вопрос был небезосновательный, поскольку Хадсон, живя в Нью-Йорке, упорно сопротивлялся такому обучению. Покупка ему велосипеда на Рождество лишь продемонстрировала идиотичность выдумки с Санта-Клаусом: «Я же сказал Санте, что хочу “Лего”. Разве я плохо себя вел?» Велосипед вернули в магазин, и Хадсон достиг одиннадцатилетнего возраста, так и не освоив одно из важных жизненных умений.

Во время обеда мы совмещали прием пищи с обсуждением книги, которую Хадсон прочел перед «Марсианином». По итогам беседы с Кроликом я решил внести новый элемент в практику наших обычных трапез. Поначалу Хадсон возражал против такого изменения, но быстро втянулся в игру «интересное число», цель которой – отыскать уникальные свойства каждого целого положительного числа, начиная с единицы и продвигаясь далее вперед по целочисленному ряду.

Мы приостановили состязание на пятнадцати (произведении первых трех нечетных чисел) и перешли ко второму пункту повестки.

– Я рекомендовал бы не прерывать твоего учителя поправками, касающимися грамматики.

– Так нечестно. Мистер Уоррен меня заложил.

– Мистер Уоррен обратился к нам, потому что хотел, чтобы мы помогли ему научить тебя некоторым вещам, – пояснила Рози. – Даже на взрослых совещаниях люди не могут говорить в любой момент, когда им вздумается.

– Нам разрешают задавать вопросы, надо только поднимать руку. Наверное, я мог бы сделать из этого вопрос. Скажем: «Почему вы сказали “одеть”, а не “надеть”?»

– Превосходная идея, – заметил я. – Особенно с учетом того, что я способен помочь тебе сэкономить значительные усилия в будущем, назвав верный ответ для всех подобных случаев. Вот он: «Потому что я сделал ошибку, о которой теперь знает весь класс, что вызывает у меня чувство стыда и неловкости, а кроме того, неизбежно вызовет у меня раздражение по отношению к тому, кто во всеуслышание сообщил о моем промахе». Поскольку теперь тебе известен универсальный ответ, отпадает сама необходимость задавать такие вопросы в дальнейшем.

Хадсон не нашел мгновенного контраргумента и удалился в свою комнату – то ли чтобы его сформулировать, то ли чтобы почитать.

– Неплохо сработано, – похвалила меня Рози. – Иногда тебе удается его поймать. Иногда.

Я по-прежнему думал о проблеме с аутизмом. По-видимому, о ней думала и Рози, так как она проговорила:

– Думаю, нам надо смириться с тем, что Кролик действительно мог что-то такое заметить. Но перед тем как отправлять Хадсона на диагностику, надо попытаться хоть примерно понять, как это на него подействует. Каково ему при этом будет. Может, я сумею найти какие-нибудь организации, которые оказывают поддержку в таких вещах.

Возможно, я и сам мог бы внести определенный вклад. Незадолго до того как познакомиться с Рози, я выступал с небольшой лекцией о генетических предпосылках синдрома Аспергера перед группой «страдающих» этим синдромом в возрасте от восьми до двенадцати лет. У меня имелись лишь минимальные познания по данной теме, но мой тогдашний друг Джин уговорил меня заменить его, сам же использовал освободившееся время для адюльтера. Организатор мероприятия, женщина несколькими годами младше меня, вскоре после этого выступления связалась со мной по телефону, предлагая обсудить данную тему за ужином. В тот период я был сосредоточен на своем проекте по отысканию брачного партнера, поэтому ответил ей отказом. Но у меня имелся ее номер. И на следующее же утро я позвонил ей.

– Джулия Сикора слушает.

– Я думал, ваша фамилия Рид.

– Простите, кто это?

– Это Дон Тиллман. Вы мне звонили, чтобы обсудить датскую программу найма людей из аутического спектра в качестве тестировщиков программного обеспечения. В тот момент я был занят, но сейчас у меня появилось время.

После долгой паузы в трубке послышалось:

– Господи! Я помню. Как такое забудешь? Ребята забрались на столы, горланили: «Аспи рулят!» Прямо как в «Обществе мертвых поэтов». Кажется, это было… лет десять назад.

– Тринадцать.

– После всего этого вы не согласились пойти что-нибудь выпить, потому что вам надо было вымыть свою ванную.

Весьма странно, что ей запомнилась именно эта деталь.

– Совершенно верно. Вы доступны для дискуссии по поводу аутизма? Параллельно мы могли бы чего-нибудь выпить, если хотите.

– Вы хотите наверстать упущенное? Поэтому и звоните? Беседа продолжалось в столь же несфокусированном духе, но в конце концов мы установили, что Джулия по-прежнему работает в данной сфере; что с тех пор она успела выйти замуж и развестись; что с тех пор я успел жениться, однако не развелся; что я не предполагаю оставить Рози; что я обращаюсь за помощью не для себя лично, а для Хадсона; что встречаться за совместным принятием спиртного нам не имеет смысла (по заключению Джулии) и что решение проблемы более глубокого ознакомления с темой аутизма состоит в том, чтобы посетить семинар группы поддержки, который Джулия будет проводить на будущей неделе. Мы с Рози познакомимся там с членами аутического сообщества и услышим двух выступающих.

– Одна из них – немного такая… активистка… Права людей с аутизмом и прочее. Сейчас мы наблюдаем все больше такого. Думаю, вам это будет близко, но это очень тяжело воспринимают родители, у которых по-настоящему трудные дети. Что ни говори, а вы тогда немного обогнали время.

В ходе ланча в университетском клубе я предпринял некоторые предварительные исследования по поводу диагноза «аутизм».

– Я подумала, вдруг найду тебя тут, – произнесла Рози. Она стояла у меня за спиной.

– Совершенно предсказуемо. У меня всегда здесь ланч по четвергам.

– Мне опять директриса звонила.

– Еще какие-нибудь проблемы?

– Якобы хотела убедиться, что мы остались довольны обсуждением. Сказала, что Нил Уоррен бывает резковат, но учителей-мужчин трудно заполучить, так что мы не должны судить его слишком уж строго. Видишь, как это работает? Когда мужчины в большинстве, они диктуют правила. А когда они в меньшинстве, с ними все носятся.

– Я могу оспорить высказанный тезис – или это прервет изложение исходной аргументации?

– Прервет. В любом случае я права, так что оспаривать нечего. На самом деле она хотела узнать, собираемся ли мы получить профессиональную оценку состояния Хадсона. Я сказала, что мы рассматриваем вопрос.

Она указала на экран моего ноутбука, где были отображены диагностические критерии аутизма.

– Вижу, ты сразу полез в эту библию психиатров.

– Мне кажется, «библия» – неподходящий термин для документа, основывающегося на фактических доказательствах и регулярно обновляемого.

Рози засмеялась:

– В общем, это стандарт. Причем даже не единственный в медицине.

– Верно. А вот утверждение директора неверно. Термин «синдром Аспергера» или просто «Аспергер» до сих пор употребляется.

– Скоро перестанет. Его ждет судьба маниакально-депрессивного психоза и водянки. – Она снова рассмеялась. – Так и знала – это будет первое, что ты станешь искать. В общем, я тут поговорила с одноклассницей, у нее сын с аутизмом.

– Официально диагностированным?

– Да, диагноз поставил специалист. Анастасиосу – так зовут ее сына – было очень тяжело, но ему оказывали большую поддержку, и теперь у него все гораздо лучше. Учится в университете. И у него есть партнер. – Рози подала сигнал «Стоп». – Это просто информация. Давай пока просто примем ее к сведению. Кстати, семинар в среду. Придется нам пропустить спектакль.