Уже дав согласие стать одним из участников проекта, я узнал, что Ласло Гевеши, мой друг, работающий на физическом факультете, также подавал заявку на участие. Это была бы идеальная кандидатура, но он, что вполне предсказуемо, «плохо показал себя на собеседовании». Он не мог назвать в качестве своих сильных сторон «умение работать в команде» или «хорошее чувство моды и стиля». Впрочем, страдающие онкологическими заболеваниями едва ли стали бы жаловаться, что средство от их недуга открыл человек, работающий за компьютером в велосипедном шлеме и велосипедных же очках.

Для меня тут имелся и личный аспект. У моего отца был рак простаты, уже не на первой стадии, и мать была очень рада, что мы возвращаемся в Австралию. Я объяснил ей, что, к тому времени как результаты моих исследований сколько-нибудь повлияют на клиническую практику, отец наверняка умрет если не от рака, то от старости.

Я не исключал, что вопрос недостаточной профессиональной компетентности решится сам собой – из-за второй проблемы.

2. Возмутительная ситуация на лекции по генетике. В результате допущенной мной ошибки при вынесении суждения для меня возник определенный риск увольнения. В скором времени мне следовало предстать перед дисциплинарной комиссией, и задача по тщательной подготовке моей защиты перед лицом предъявленных обвинений уже отняла у меня сто двадцать восемь часов, если не учитывать перерывы на сон.

Рози предложила радикальное решение:

– А ты пошли их к чертям собачьим. В частном секторе сможешь в два раза больше получать. И никаких лекций.

Она убедила меня предложить свои услуги одной небольшой компании, которая занималась редактированием генома.

– Ты же это дело обожаешь, – заявила Рози. – Вечно рассказываешь про редактирование генома. Вот тебе шанс реально за него взяться.

– Я не обладаю необходимыми познаниями.

– Ну так научишься. Ты ведь сейчас и так каждый вечер только и делаешь, что учишься, разве нет?

Собеседование прошло неожиданно гладко. Мой потенциальный работодатель, Дан Мин, женщина приблизительно сорока лет, чей энтузиазм граничил с маниакальностью, показала мне лабораторию, попутно сообщив, что скоро исследователи переедут в новое помещение.

– Мы изменяем мир. Каждый день решаем неразрешимые проблемы. Как можно не хотеть тут работать?

Ответ: я опасался применять свои профессиональные навыки – и навыки межличностного общения – за пределами академического мира. Мне казалось, что это сопряжено с немалым риском. Тем не менее это означало, что у меня все-таки есть варианты. В отличие от моего друга Дейва.

3. Катастрофическое положение Дейва. Мой друг Дейв также перенес травму коленной области и в настоящее время не мог выполнять функции инженера холодильных установок. Из-за особенностей американской системы компенсаций по временной нетрудоспособности, или из-за его неудачной страховой политики, или вследствие того факта, что инцидент произошел не на работе, а в баре, он пребывал в тяжелой финансовой ситуации. Соня, которая недавно произвела на свет их второго ребенка (зачатого, как и первый, методом экстракорпорального оплодотворения), вынуждена была выйти на работу раньше запланированного срока. Теперь уход за младенцем вошел в сферу ответственности Дейва, и он не выказывал особого удовольствия по поводу своей новой роли. Рози отнеслась к этому критически:

– Скажи ему: добро пожаловать в клуб. Женщины занимались этим всегда.

Вероятно, восстановлению здоровья Дейва препятствовал его ненормально высокий вес (индекс массы тела на момент нашего с Рози отбытия из Нью-Йорка: тридцать пять). Во время наших еженедельных бесед по скайпу я призывал его поменьше есть и уделять побольше времени реабилитационным упражнениям. Неуспехи Дейва на обоих направлениях, судя по всему, свидетельствовали о каких-то отклонениях его душевного состояния от нормы. Мне как члену команды его психологической поддержки требовалось отыскать способ это исправить.

4. Рози на распятии. Название этой проблеме дала Рози, основываясь на известном цикле романов Генри Миллера. На самом деле упомянутый цикл именуется «Роза распятия», так что лично я не стал бы проводить здесь параллель.

Рози пригласили возглавить проект по изучению биполярного расстройства (предполагалось, что он начнется с пилотного исследования). Это и была та «работа мечты», которая подтолкнула нас к смене места жительства. Затем, в наши первые месяцы после возвращения в Австралию, Хадсон столкнулся с некоторыми трудностями на послешкольных занятиях, и Рози, с согласия Иуды, ее менеджера, сократила свое время пребывания на работе, чтобы иметь возможность забирать сына из школы три дня в неделю. Остальные два дня эту обязанность выполнял Фил, ее отец.

Впоследствии, когда шла подготовка финансовой заявки по основному проекту, Иуда использовал рабочий статус Рози («неполная занятость») как повод сместить ее с позиции научного руководителя проекта.

– Даже не посоветовался со мной. Просто отдал мою работу Стефану.

– Следовательно, тебя понизили?

– Должность какая была, такая и осталась. Но я теперь не руковожу исследованиями.

– Значит, никакой менеджерской работы? Никаких заседаний? Никакой мороки с проблемами подчиненных? Ты так много жаловалась по поводу этих пунктов. Невероятно. И ты добилась этого – и тебе даже не пришлось демонстрировать свою некомпетентность. Нам следует это отметить.

– Дон, я хочу руководить исследованиями.

– Значит, нам стоит изучить альтернативные программы школьного продленного дня, которые могут позволить тебе вернуться к работе в полноценном режиме.

– Нет. Хадсону надо проводить время хотя бы с одним из нас. И мы знаем, кто это должен быть.

Мы уже обсуждали данный вопрос. Будучи старше Рози, а кроме того, длительное время проработав в режиме полного дня без значительных перерывов, я имел существенно более высокий доход по сравнению с ней. То, что Рози сократила число рабочих часов ради того, чтобы вновь сидеть с Хадсоном, лишь укрепляло этот порочный круг.

Я рассматривал проблему Рози на распятии как вторую по важности. По этому показателю она уступала лишь соображениям о счастье нашего ребенка.

5. Проблема адаптации Хадсона. Реакция Хадсона на переезд оказалась вполне предсказуемой. Подобно мне, он негативно воспринимал какие-либо модификации устоявшегося порядка вещей. Это был рациональный отклик на необходимость заново осваивать или заново оптимизировать некую область жизни, в которой и так все было хорошо. Однако некоторые жизненные перемены неизбежны. Для Хадсона такие перемены (в особенности связанные с детским садом, дошкольными занятиями и собственно школой) были травматичными, и их воздействие на него зачастую продолжало проявляться и после перемены как таковой.

В Нью-Йорке, через несколько недель после того, как Хадсон начал ходить в школу, его учительница отошла от своей обычной практики провожать детей после окончания учебного дня, чтобы передать их родителям. Хадсон не запомнил маршрут от класса до школьных ворот и не успел подружиться с кем-либо, кто мог бы обладать такими познаниями. Один неверный поворот привел к тому, что он заблудился – к счастью, в пределах пришкольной территории, однако, к тому времени как Рози получила доступ на означенную территорию и установила местоположение Хадсона, тот уже был чрезвычайно расстроен.

Это происшествие стало лишь первым в череде нескольких схожих инцидентов, большинства из которых можно было бы избежать, заблаговременно известив Хадсона, что ему понадобится запоминать местонахождение различных пространственных ориентиров и схему необходимых поворотов. Однако школа интерпретировала случившееся как сознательные действия с его стороны («он куда-то забрел»), а не как вполне предсказуемое последствие того факта, что мозг Хадсона не оснащен функцией бессознательной записи проходимых маршрутов.

Рози не имела возможности работать в полноценном режиме, пока Хадсон не «освоился» в другой начальной школе. В течение некоторого периода времени ее единственным оплачиваемым занятием являлось приготовление вместе со мной напитков в коктейль-баре.