– Его лавка в самой глубокой части рынка… Придётся всё обойти. А если вдруг что-то по пути другое понравится, вместо украшений возьмём?
– Тут ещё надо подумать, что будет более приятно для неё.
– Более приятно… – Задумывается Эдвине и мелькает этой неясностью в своём диком взгляде. Дикий он был, потому что я раньше не видел брата в шоковом состоянии. Он до сих пор не отошёл от инцидента со стрелой и огнём, но уже пытался быть радостным и открытым ко мне, отчего только накапливал в себе беспокойство. И было никак не странно, что он сейчас так резко начнёт прыгать с одной темы на другую, лишь больше поддаваясь своему состоянию. – Почему именно я?
– Что ты?.. – На мой вопрос ещё до того, как Эдви собирается с мыслями, я сам себе и отвечаю тысячью различных вариантов завязки события, но, как и обычно, появляется ещё более странное обстоятельство – Эдвине спрашивает всё и сразу.
– Почему меня одарило способностями? Почему именно в меня стрелял тот негодяй? Почему наши родители и слова не говорят о скором переезде?! Что нам делать-то только теперь… – От тяжбы собственных мыслей, братец округляет глаза, хватается за голову, а я помогаю ему не потерять дорогу или равновесие, боюсь максимально, что он сейчас от всего стресса упадёт без сознания, ведь такое уже бывало. Над нами шелестят ярко-красные ленточки, исписанные заклятьями алхимиков, чтобы на рынок воришек не заходило. Но эта навесь, пеленой лежащая по кругу этакого шатра-рынка, была более праздничная, чем отпугивающая. Наверное, не ощущал я страха, только потому что зашёл с благими намерениями сюда.
Эдвине держался за голову, потирая лоб. Я же вёл его, сжимая за плечи, мне было сложно столько в себе держать, столько переживаний, столько гнева, но это всегда спокойно выветривалось из моей головы, чего не скажешь о брате.
– Я не на всё тебе отвечу, но папа сможет. – Этот самый шатёр завлёк моё внимание. Те ленты сами по себе просто необычайной длины, хоть и вели все в центр, но до него было очень далеко. Там, где соединялись все красные пёстрые полоски и шерстинки, стоял дом управляющего всем тут. В этом же двухэтажном доме, с выложенной красной черепицей крышей, находилась база гвардейцев – стражей Доргильса, нашего города. Естественно, что теперь вся стража – гентас. И мне от этого делалось слегка не по себе, пусть и нужно уже давно избавиться от однобокого мышления, что все они – убийцы и плохие. Я боролся с предрассудками, как боролся сам с собой, но было всё равно некомфортно. Мы шли всё ближе и ближе к лавке ювелира, вокруг, с каждого входа, слышались типичные базарные крики и разговоры: “Апельсины! Свежие фрукты!”, ”Меняй, покупай, приходи и помогай!”, ”Только сегодня по невероятной цене!..”, – и всё в этом духе возможное. Простые лавчонки и загоны с животными, выставленными на продажу, уже закончились, начиналась широкая рыночная площадь, выложенная каменной брусчаткой. Вот здесь было действительно, как в цирке. Люди самых разных способностей показывали шоу за деньги, также было много дрессированных животных. Кто-то танцевал с бубнами, кто-то использовал магию, кто-то обучал иллюзиям – все чародеи и алхимики были здесь, многие из них сладко спали у своих ярмарочных палаток, ожидая любопытных граждан, заинтересованных в дикой и необузданной всё ещё нами магией. По кругу того дома в центре были самые дорогие и престижные ценности, будь то антиквариат или ценные металлы. Палатки здесь обычно синие, а у кого-то (в частности, именно в лавке ювелира) был крытый вход со стеклянной дверью и окном до самой земли. Но впереди нас не это ждало, а какие-то совершенно новые ярмарочные стенды, дико вписывающиеся своими коричневыми верхами полупустых палаток с одними лишь столами и бумагами. Людей было очень много, просто толпы разных рас и возрастов, разных специальностей и поприщ. Все что-то подписывали, что-то обсуждали, а во главе этих сумасшествия и суеты была отстроена сцена. Она ещё пустовала, но магией иллюзии то и дело появлялись слова: “Начало речи сэра Теновера через десять минут”.
– А вот, как раз и он. – Я отвлекаю внимание Эдвине этой радостной новостью. Мне даже не нужно было больше поддерживать его, чтобы идти дальше в спокойствии каком-никаком и безопасности. Эдви сам отстраняется и загорается взглядом от одной лишь могущественной вывески над сценой. Моё сердце застывает, этот момент должен быть запечатлён… Я обязательно запомню малейшую деталь и зарисую это!
“За мир не воюют – его создают”
-Теновер Хильдир
Так и гласила та надпись. Было видно, что кампания папы продвигается более чем успешно, хотя теперь я понимал, что никакая это не стратегия, скорее курс на наше светлое будущее, нежели реальная подготовка к новой волне битв. Всем осточертело кидаться камнями. Люди начинали умнеть.
Папу мы нашли очень быстро, лишь свернули направо от сцены. Он стоял там, обсуждая что-то с очень пугающим и высокомерным спутником, сионы которого спокойно свисали за спиной, немного двигаясь в манеру жестикуляции. Меня пробирал холод каждый раз, лишь приходилось это видеть. Нужно больше доверять осознанности своей, но и инстинкты бойца отключать не хотелось. Я переживал, сильно переживал. Но то была не интуиция, скорей осторожность. Этот самый гентас, с которым папа вёл оживлённый разговор, был выше его самого почти на голову, хотя наш отец сам по себе являлся высоким. Красные волосы были длинны, свисали до самой поясницы. Когда мы подошли ещё ближе, я даже смог увидеть лицо этого пугающего незнакомца: совсем как у вампира из книг мистического жанра, с алыми глазами, строгими бровями, а чёлка торчала в стороны, послушно уложенная и никак не реагирующая на ветер.
Эдвине остановил меня и задал естественный вопрос:
– Мы будем пытаться их подслушать? – предлагая такое, в моих глазах брат преображался в шпиона, в секретного агента, подосланного сюда для вторжения и разрушения всех гадких планов противника. Складываю пальцы, воображая, что держу пистолет, прислоняюсь к стенке магазина, продающего сладости, да смотрю на брата с готовностью идти за ним следом, слушая любую команду:
– Приказывайте, сэр!
– Ура! – встрепыхается тот, но тут же изменяет свою тактику. – То есть, идите за мной, сержант Пуховичок, нужно срочно спрятаться, чтобы нас не рассекретили! – вот уж, а шпионить за собственными родителями казалось самой скучной затеей в мире, пока он не дал мне такое смешное секретное имя.
Эдвине встаёт рядом, только передо мной, чтобы вести. Проползая по стенке, он выпячивает два своих указательных пальца, взяв целых два вида оружия по идее, что было совсем не честно в игре, но так-то оправдывалось тем, что лейтенант Песчаный берег сейчас являлся главным.
– Тихо! Ты же не хочешь привлечь их внимание? – спрашивает меня, мимолётно оглядываясь, дав своему плечу проскользнуть по типичному оранжево-красному оформлению печатных стен маленького магазинчика. Перед нами возвышаются поначалу два небольших и почти безлиственных кустика, а затем это перерастает в заросли зелёной листвы и желтеющей, тут и там, травы, так что нас становится фактически не видно. Моё сердце всё же куда оживлённей бьёт, ведь возможность того, что нас сейчас поймают всё равно довольно высокая.
– Лейтенант Песчаный берег! У меня совсем мало пуль, чтобы идти в атаку первым!
– Это почему я вдруг берег?
– Никак не смогу пояснить. Это почему я Пуховичок?
– Отставить! Сержант Пуховичок, прикрывайте меня. Как только появится возможность, сразу стреляем! – прокомандовал мой смелый братец, присев, всё ещё держа “пушки” в руках, да раздвинул ими густую листву, чтобы открыть себе обозрение лучше. Мы говорили шёпотом, да и не так близко шпионили, потому нас не должны были так легко рассекретить.
– Что вы видите, лейтенант?
– О нет! Наши опасения подтвердились! – ужасается он, опуская голову и руки. – Генерал в плену какого-то скучного убийцы!
– Что же нам делать, сэр?..
– Есть только один выход! Нужно срочно высвободить генерала, иначе он умрёт со скуки, если мы не вмешаемся!
