– Но как мы подслушаем их? Лейтенант, наше дело – собрать улики.

– Так точно! Принято – немного послушать. Присядьте. – Ещё раз скомандовал он мне, чего я тут же послушался и приземлился рядом, отпуская одну руку с “пистолета”. Лейтенант и я немного раздвинули ветки куста, спокойно наблюдая через них едва виднеющиеся ноги взрослых. Отец как всегда был в боевой готовности: даже в такой тёплый день на нём все доспехи, кроме шлема и перчаток. Тяжёлая серебристая броня отливала иссиня-фиолетовым оттенком, напоминая мне воды водопада ранним, безветренным утром. Папа стоял рядом с молодым посланником со дворца королевы гентийской. Это был её младший сын, которого я знал уже не понаслышке, ибо и сам иногда тренировался вместе с ним. Он тоже был в боевой форме, но в отличие от папы, гентас этот с суровым, немного усталым взглядом. Его красные брови так вздымались вверх, а чёлка так ловко не поддавалась знойному ветру, что можно было подумать, что это самый настоящий мифический эльф.

– Ну, вот и всё, лишь даст ваша матушка согласие, как вы станете генералом, точно как я. И вот тогда мы и заключим союз, которого жаждет едва ли не каждая душа в нашем королевстве.

– Господин Теновер, вы никогда не говорите о ситуации с надлежащей объективностью.

– Блин, слова тяжёлые, – выпаливает шёпотом лейтенант, почесав “пистолетом” за ухом.

– Омине… То есть, господин Роксофорд, вы, должно быть, слишком сильно переживаете. Не стоит так волноваться из-за этой должности. Я знаю, что в вашем королевстве куда большее число людей поддерживает идею войны и поддерживает самого генерала Редвульфа. Но что он сделал своему королевству, что вы бы не смогли обойти? Ровным счётом ничего, сэр Омине. Вас обязательно примут на должность в замену старшего брата, особенно после совершения нашей кампании.

– Сержант Пуховичок, записывайте каждое его слово! – он сделал вид, что передаёт мне карандаш, а я, само собой, сделал вид, что пишу что-то на коленке.

– Вот это я и называю необъективностью. Наши шансы ещё никем и ничем не подсчитаны. И начиная с сегодняшнего дня, судьба этого предприятия встанет перед лицом граждан, суетливо несущихся прочь от сцены, посреди рынка.

– Напротив, господин Роксофорд! Сколько молодых и отважных бойцов посетило нас! Сколько бравых ребят сегодня ещё вступит в наши ряды! Все стенды переполнены, каждый ждёт нашей с вами речи, каждый жаждет справедливого завершения нечестной и долгой войны между двумя королевствами. И сегодня, с нашим боевым духом и с вашей, сэр Омине, помощью, мы докажем готтос и всем представителям людского рода, что ничто не постоит на пути у свободы, мира и чести!

– Приберегите эти слова для выступления, сэр Хильдир. Я не хочу быть единственным зрителем. – Иронизирует явно господин Роксофорд, а затем мы слышим папин смех, порождающий за собой неясное молчание. Похоже, что надо было действовать!

– Ваши дальнейшие указания, лейтенант Песчаный Берег?

– Выскакиваем и спасаем генерала. Я первый, ты меня прикрываешь с тыла, всё ясно?

– Так точно.

– Нападаем! – бурчит лейтенант, подскакивая и проносясь дальше, огибая кусты, чтобы застать противника с тыла. Я же чертыхаюсь сквозь колючие ветки, но, каков был план, всё-таки с успехом встаю по другую сторону. К радости моей, мой юный лейтенант ещё не разбирался в техниках, поэтому не стал кричать на меня после, что я не выполнил его указания “прикрыть” его.

– Сдавайтесь, вы окружены! – кричит он, выставляя свои пушки, улыбаясь грозно и с приятной отдушиной победы. Я же держу своё “оружие” двумя руками и победно злорадствую одним своим смехом, наставляя пушку на сэра Омине. Этот скучный господин лишь глаза закатывает, складывая руки на груди в крест, проговаривая, что-то вроде: “Бам! Всё, вы меня прикончили, довольны, чертёныши?”, – с каким-то уж сильным гентийским акцентом, что, держу пари, лейтенант Песчаный Берег почти и не понял ничего, но только то, что мы подстрелили злодея. – Вы на свободе, генерал! Скука теперь вас точно не одолеет, мы победили!

– Ахах, я должен был догадаться, что это вы! Ощущение посторонних глаз с меня долго теперь не сойдёт. – Что говорить, а папа был настоящим профессионалом. И нам было чем гордиться сейчас, ведь при таком бдительном воине, да и остаться незаметными – это талант надо иметь. Который у нас с братом явно имелся. – Вы уже как настоящие солдаты. Я так горжусь, мальчики! Вот это правильно – подслушивать. Дело нечистое, но всё-таки.

– Я с вами полностью согласен, лазейки всегда… – Только хочет вставить сэр Омине и своё мнение, как его перебивает Хидда, наш отец:

– А ты, тихо! Тебя ж убили. Лучше нужно было смотреть. – С этих слов папы, господин Роксофорд раздражается и снова закатывает с усталостью свои глаза. – Эдвине, Ботта, а ну, идите сюда, дайте свои кулачки! – мы подбегаем к папе, по очереди вот так необычно здороваемся. Он скрещивает свои руки и с гордостью произносит, лишь мы демонстративно встаём спиной к спине друг друга, сжимая воображаемые пистолеты. – Вы уже такие взрослые! Думаете, как настоящие воины. Хотел бы я видеть и тебя, Эдвине, у нас на тренировках!

Замолкаем. Брат опускает воображаемое оружие и делается серьёзен. Он пытается схватить меня за руку, но делает это не глядя, отчего схватывается за мой синий плащ. Я как понял, что он хотел, чтобы я эту тему поднял сейчас первый. Но мне вдруг сердце защемило. Я разрывался между тем, чтобы быть с братом неразлучно и дальше рядом, но и хотел, чтобы он никогда не познал боль и страх в битвах. Чего я тогда боялся больше? Потерять его на войне или потерять контакт с ним просто? Наверное, моё хрупкое сознание ещё не понимало всей той тонкой грани бессмысленности выбора на Земле, существование на которой отчего-то и впредь зовётся справедливым.

Эдви понимает, что я пропускаю свой ход. Для меня ситуация преобразилась в настольную игру с кучей карточек и заданий. Я же сейчас терял баллы и мог спокойно лишиться участия в ней от своего оправданного шока. Но говорить мне было нечего – я не признавал, что от меня сейчас что-то зависит. Я не хотел быть виноватым в том, что может стать последствием моего выбора… ведь что-то во мне подсказывало: в любом случае ничего лучше не станет. Возможно, что наоборот. Так что видеть, как собирается с мыслями сейчас мой брат, было настоящим успокоением.

– Отец, я желаю этого – хочу быть и на тренировках, и в боях… прямо бок о бок с Боттой, как мы стояли только что! Я готов его защищать и… я готов всех защищать! Нашу семью, нашу деревню и город. Всё королевство.

– Эх, слышала бы тебя сейчас Роксония, даже её ледяное сердце тогда б растаяло. Я горжусь, что ты такой. Однако ведь Ботхелм уже несколько месяцев тренируется! Ты явно не успеешь его догнать во всём. Где же был твой энтузиазм, Эдвине, когда я спрашивал, кому интересно вернуть мир между королевствами?

– Что?

– Чего?.. – подхватываю я, услышав неординарный ответ. – Но, папа, всё же было не так!

– Да, – подхватывает Эдви мой протест, – ты тогда действительно спросил, кто хочет, но Ботта отказался, а я же, напротив! Я всегда гнался за приключениями, прямо как в книгах о рыцарях!

Сэр Омине ядовито усмехнулся всем услышанным возмущениям, исходящим от нас:

– Кажется, что кто-то тогда невразумительно напутал.

– Вот же… черти! – выругивается папа и разворачивается, находясь в небольшой ярости. – Я действительно перепутал. Я вас перепутал, дети мои…

– В смысле, ты нас перепутал?! – Эдви так и вспрыгивает от поступившей только что информации. Задувает холодный ветер и солнце уходит за маленькую, но плотную тучку, поджидавшую этот самый момент. Внутри становится как-то мерзко и холодно.

– Папа?.. То есть я эти шесть месяцев просто так… зря тренировался?!

– Ботта, успокойся! – взмаливает меня брат, наконец-то отпустив мой плащ. – Папа, наверное, что-то другое хотел сказать! Как нас вообще спутать можно? Да? Верно?.. – Брат совсем не отчаивается, но все эти оптимистичные попытки летят прочь со словами отца. – Папа?..