– Солнышки! Доброго утра, я и не заметила, как вы проснулись. – Мама была в приподнятом настроении. Её белоснежные локоны, что по наследству достались лишь мне, пусть и были темней, сейчас оставались обвязаны красным платком с синими цветами на нём, весь вид показывал, что хозяйничает она уже не первый час, хотя то обычно за ней редко наблюдалось, ведь у нас есть прислуга, чтобы это всё делать.

– Мама, а что с тётей Шарлоттой?! Она спечёт нам пирог? – Эдви хитро засмеялся, строя злобный план похищения всей еды, что я пообещал съесть без него. И действительно, замечание его было кстати.

– Эй, а это вы почему сразу за тётушку спрашиваете? – Шарлотта была та самая женщина, что делала за маму основную часть домашних процедур. Обычно маму было не вытащить из её мастерской на третьем этаже, где с каждым днём становилось всё тесней от количества нарисованных ею картин. – Тётя Шарлотта приболела, просила сегодня остаться дома. Мне вообще-то обидно, что вы так за моё хозяйство отзываетесь! Мама ваша не хуже тётушки будет. Я тоже всё умею!

– Рыбку притащила!

– А, что?! – мама лишь сейчас поняла, на что именно указывал ей Эдви. В синем тазу со стиранным бельём действительно была рыбина, да ещё какая, с усищами такими, длиннее её тельца. От шока мама закричала и выронила тазик, разлив половину всей воды на меня, половину на веранду, а вся постиранная одежда попала на газон, тут же теряя своё безупречное состояние. – Что я наделала!

Эдвине со всех ног побежал в дом, а я сидел с квадратными глазами, лишь предполагая, во что буду переодеваться и как вообще маме теперь нам с братом помочь. Не прошло и секунд десять, как Эдвине появляется с банкой воды, куда кладёт ту рыбину страшных размеров, на что бедное и так уже сильно напуганное создание реагирует спокойно, даже с учётом явной тесноты. Когда брат поставил рыбу на веранду, я уже прихватил недалеко лежавшую швабру и начал помогать маме собирать одежду назад. Не много не мало, а через пять минут следов от происшествий почти не осталось, только лишь я сильно выделялся сейчас.

– О нет, Ботта, ты промок насквозь! – мама хваталась за голову, стуча ногами по деревянному полу веранды. Ей было невыносимо смотреть на меня такого, а мне становилось прохладно. Когда ма убежала в дом, Эдви присел рядом со мной и начал бездумно смеяться, нагнетая на меня не самое восторженное настроение:

– Это, наверное, наказание за издевательство надо мной!

– Не издевался я!

– Это ещё как подумать. – Я замолкаю и снимаю рубашку, крупно дрожа от внезапно подувшего ветра, вновь приносящего розовые лепестки цветов с деревьев вокруг нашего дома. Эдвине слегка опустошается во взгляде, он что-то ищет в своей сумке и, не найдя там видать ничего, что помогло бы меня согреть, внезапно накидывается одним своим мощным объятием с тем его скучающим выражением лица, которое меня больше всего бесило. Обычно это означало, что его незадачливость вновь одержала надо мной верх. И как всегда я остался в дураках, но меня сейчас больше грело то, что Эдвине сам решился помочь мне, так самоотверженно и по-наивному просто. – Не грусти… – Внезапно заметил он моё побледневшее после этой неожиданности состояние. – Я не хотел, чтобы ты промок, да и мама не специально.

– Мне не грустно! – замечаю я, смущённо щурясь, пока разглядываю мокрую траву близ каменной дорожки из дома. – Как думаешь, мама тут справится одна, пока нас не будет?

– Я бы так не сказал, если честно. Но делать-то нечего, идти надо.

– Может, ну его? Останемся сегодня дома и…

– Нет! – настолько серьёзным Эдвине был редко, причём слова про то, что нужно остаться, впали в его душу особенно тяжело. Я не мог не спросить, в чём же тут причина.

– Почему нет?

– Я ещё не… Это прозвучит странно.

– Да расскажи уже, ничего странней случая с рыбой всё равно уже не случится.

– Не знаю, поймёшь ли ты меня сейчас. Мне почему-то кажется… Кажется, что я должен сегодня быть в городе. Я что-то предчувствую.

– И… с каких пор ты так?

– Что?.. – Эдвине не успевает мне всё рассказать, ведь возвращается мама с чистой и сухой одеждой, причём не моей, а моего брата, я был готов возмутиться, что ма перепутала наши комнаты, но дело было вовсе не в том.

– Прости меня, прости меня, солнышко! Я сегодня решила постирать всё-всё, и у тебя не оказалось чистой одежды. Зато рабочая одёжка Эдви была, я и принесла её. Вы же почти одного размера.

– Нет! Я буду выглядеть глупо, мы же в город идём!

– Ботта, ну-ка не противься мне! Тем более, мне больше нечего предложить. Я понимаю, что она тебе немного мала, ведь ты выше, но короткие рукава ещё никого не убивали. А одежда папы тебе тоже не подойдёт, уж принимай, что дают!

Сказать, что я не был в восторге – ничего не сказать. А как смеялся с меня Эдвине это просто не поддаётся описанию, мне было пусть и тошно тешить его самолюбие, но хохотал он в ладошку до тех пор, пока я полностью не предстал перед всеми в новом, если так вообще можно сказать, образе – брюки стали мне бриджами, футболка почти не была свободной, а сумку-почтальонку я зачем надел, совсем не знаю, но теперь с Эдвине мы были как близнецы, если бы только не яркое отличие в цвете волос.

– Ну вот! – восторгается мама, оттряхивая своё голубое в белую клеточку платье, да ставит руки в бока от гордости за свою находчивость. – Мой малыш ещё очаровательнее, чем обычно!

– Мама, за что?.. – всё, что мог я сказать, пока Эдвине совсем срывало крышу от его надменности. Он смеялся в голос, прихватив свой живот, пока валился от этой истерики.

– Ты очень даже мило смотришься. Я рада, что ты у нас такой красавчик, – мама подходит, щипает меня за щёку, отчего я лишь морщусь больше, а потом уходит в дом, под ещё более заливной смех моего брата, – весь в меня пошёл. – Я больше не мог этого терпеть.

– Ну? – спросил я у Эдвине, лишь немного отошедшего от его издевательского смеха. – Ты ведь уходить хотел? Нам, наверное, пора.

Мама сказала, что пригласит Шарлотте на сегодня замену, скорее всего это будет Эбби, племянница нашей домработницы. Эбби редко помогает нам по дому, но каждый раз они с Эдвине забываются в книгах в библиотеке, пока идут долгие тихие вечера. Сама мама сейчас наверняка поднялась в свою мастерскую, и нам просто сто процентов следовало для начала отпроситься у неё, либо дождаться, пока вернётся папа и попросить его добросить нас до города. Первый вариант был куда проще. Пока я приходил в себя на веранде, но уже сидя на скамейке под окном, выходящим на кухню, Эдвине присел рядом и попытался истребить наш небольшой раздор:

– Извини за бестактность.

– Да ладно, это же действительно смешно.

– Ботта, ты же не считаешь, что я глупо одеваюсь, неправда? – а вот такой вопрос был достаточно внезапным.

– Тебе идёт то, что ты носишь сам, просто представь себя в моей одежде и…

– Да я как-то раз надевал твою футболку, но ты не заметил даже, знаешь.

– Что?.. – а вот это вот сейчас было немного странно. – Ты это, с каких пор берёшь мои вещи, пока меня в комнате своей нет?

– Да постоянно таскаю их. У тебя глаза, наверное, не совсем, где положено, хы. – А задорить меня этот проныра ещё не разучился. Я принял решение не реагировать больше на это, иначе никогда не ждать конца моим страданиям.

– Например, эм, когда в последний раз такое было?

– Вчера я весь день проходил в твоей тёмно-синей футболке.

– Да ладно… А у тебя что, совести нет?

– Есть, это просто у тебя внимательность на нуле.

– Ну, тогда, если ты так на том настаиваешь… – Я призадумался и осмотрел Эдвине получше. Он замолчал и вместо того, чтобы разглядывать половицы под нами, как он это только что делал, его голубые глазёнки тут же перескочили на меня, заставив нас встретиться испуганными и ничего не понимающими взглядами. – Эй, не лезь ко мне в душу!

– Если не я, то кто это сделает?

– Не знаю, мне как-то не особо приятно, когда на меня долго и пристально смотрят…