– Эдвине… – Я остановился, слегка отдышавшись от лёгкой встряски, а затем подошёл к брату, что уже успел сесть у того самого дерева оттенка песочного печенья, не проронив и слова. – Так можно и заблудиться.

– Нельзя. Мы тут уже были. Да и это просто другая сторона водопада, глупый!

– Ну, как ты скажешь. – В тот момент не хотелось ни спорить, ни шутить. Просто приземлиться рядом на траву, позволив отдохнуть ногам и спине. Что я и сделал, с мурашками замечая роскошные изменения плескавшей недалеко от нас воды. Мне захотелось после такого, лишь только погода станет жарче, предложить брату добраться до низов водопада, чтобы искупаться там вместе и вообще весело отдохнуть.

Солнце доставало лишь до наших ног, Эдви быстро собрал их под себя, я откинул голову назад к дереву, когда он тем временем опустился на моё плечо, чтобы зевнуть.

Что-то мне напоминало это. Что-то в происходящем моменте казалось давно знакомым. Ощущение повторности исчезло быстро, ведь настолько внезапное возвращение к нам этого утреннего спокойствия стало приятным стечением обстоятельств. Не хотелось говорить, лишь наблюдать и жить происходящим моментом. Мысли забывали посещать мою голову, я бы может и задремал, если не посетили б нас звуки приятной игры на арфе. Кто-то явно был у подножия скалы, там, где звучание водопада не дано перебить даже песням птиц. Медленная мелодия слилась со всем вокруг в один живой звук, наполняя всё кельтской романтикой. Кажется, что я угадывал даже происхождение мелодии, но оттого она не становилась мне менее интересна.

Не хотелось также напоминать брату про существование времени, места, реальности как таковой. Я вдруг понял, что вся та суета, которой наполнена обычная жизнь, деревня, город, светские господа, что всё неймутся забрать нас во дворец – что всё это, когда-то закончится, но не момент, происходящий с нами сейчас. Он за считанные секунды стал бесконечно дорог как воспоминание. В нём был смысл, потому что он приносил мне счастье и ничего кроме него.

Годы будут идти, а сердца всё также останутся в поисках этого покоя, ничем не заменимого, бесценного перед лицом незначительной суеты. Все хотят найти уютный приют, успокоиться и задышать размеренной стабильностью, в конечном итоге так всегда получалось. Вот и решил я молчать от желания остаться здесь, потому что первым этого захотел Эдвине. Мы продолжим наш путь в город, только лишь он сам это предложит.

Я почти уснул, прошло достаточно времени, мелодия перестала играть, а брат стал насторожен из-за моей пропавшей вдруг бдительности, что решил остановить этот момент нашего маленького отступления.

Поворачиваюсь, стукнувшись носом о его лоб – Эдви вдруг резко поднялся, потирая глаза от этого лёгкого сонного состояния. Мне всё-таки удалось забыть, что происходит вокруг. Мысли красный огонёк перебивает мне быстро, отталкивая меня, лишь встретились мы взглядами. Видно что-то слишком сильно взбудоражило его память:

– Я вспомнил! Понял, почему всё хотел прибежать сюда. Ты обещал показать ту книгу, что папа прячет от нас в библиотечном стенде. Здесь мы прочтём всё без лишних глаз. Ну, так всё же, как тебе удалось скопировать книгу?

– Уже не слишком важно, Эдвине. Мне не сложно было угадать, где отец хранит ключ.

– Он что, опять спрятал его в винном погребе?

– Скажешь тоже, “спрятал”! Вероятнее он его там просто забыл.

– А… Ну, тогда дело удачи. Догадался ты ж заглянуть туда!

– Вот так о чём я… – обращаю внимание на свою перекидную сумку. Поворачиваю её, открываю и достаю оттуда книгу ручной работы, что попытался за три часа переписать и перерисовать согласно тому экземпляру, который не смел трогать прежде. – Пока я переносил в неё всю возможную информацию, успел выучить наизусть историю, изложенную там.

– Это… Просто… Нереально круто! – Эдвине почти не справлялся с тем, чтобы не выхватить у меня рукописи, надёжно мной склеенные и прошитые под картонным переплётом. – Ты даже картинки перерисовал… Не верю своим глазам!

– И правильно делаешь… Художник из меня ещё тот.

– Не правда. Ты рисуешь, прям как мама. Вот я, как ни старался, одни палочки и кружочки получаются. Это ж тоже дело практики. Меня подобное попросту так не завлекает, как тебя.

– Мне… совсем неловко. Меня с мамой ещё никто не сравнивал.

– Ой! Я не издеваюсь! Честно, не подумай только.

– Да нет, всё отлично! – я не верил в то, что слышал. В то, что я был хоть как-то похож на нашу талантливую маму. Всё, что не замечал во мне отец, брат сейчас видел и пытался со мной обсудить. Он заметил то, на что я давно потерял всякую надежду: моё предназначение в этом мире. – Я благодарен за твои слова. Это очень много значит для меня. Правда.

Эдвине садится почти напротив – я мог наблюдать водопад за его плечами. Я видел, как искрится, слышал, как журчит весёлая и живая водица, а маленькие хохлатые птички уютно устраиваются на ветках вишни, пытаясь незаметно подслушать наш разговор.

– Ты постоянно грустишь из-за этого, Ботта… – Я смотрю на него, внутри ломается та брешь несчастья, тесно связанная с моим восприятием мира. Всё становится таким ярким и любимым. – Я давно понял, что тебя насильно заставляют идти на королевскую службу, просто не говорил с тобой об этом, не хотел лишний раз расстраивать. Но это было ошибкой, теперь я вижу, что говорить об этом тебе просто необходимо. А то так и помешаться легко! – он улыбается, максимально аккуратно произнося сказанное, не хочет, чтобы мне было хуже из-за него, да и вообще с трудом говорит это всё. Я рад, что он понимает. Я рад, что хоть кто-то это понимает. В тот момент я не боялся ничего, я понял ту степень безразличности, которая поселилась во мне сейчас по вопросу службы. Мне нельзя было слушать то, чего от меня хотят и ожидают увидеть, отныне я слушал себя и слышал Эдвине. В этом есть бесконечная разница.

Пристально смотрю на брата, радуясь, что получил такую поддержку от него, и решаю, так или иначе, всё объяснить:

– Мне сказали, что моё согласие здесь не учитывается. Я хочу защищать вас, но…

– Я им не позволю. Теперь, зная твою боль, нельзя это так оставить. Ты не обязан никому! Пусть лучше меня возьмут.

– Тебе нельзя. – Да даже если можно было, пусть и не сказал ему, я бы этого не допустил. Я знаю, что это. Как это – видеть смерть рядом с собой, ощущать её на своих плечах. – Ты же… – Решаю добавить, убедительности ради накручивая одну его красную прядь с чёлки себе на палец. – На них похож.

– На… “них”? – брат не знал всей истории, и для этого случая в моих руках и оказалась копия оригинальной летописи о двух народах, живших в условиях распрей и нескончаемых войн, длившихся весь период их существования.

– Гентас и готтос. – Я переворачиваю страницу, где были изображены две прекрасные девушки. Всё в них было хорошо и мило, но лишь разного цвета волосы путались по их белоснежным, шёлковым платьям. – Если ты любишь мифы и загадки, тебе это точно понравится, брат!

Я знал, что Эдви больше любит книжки про путешествия, но он всё равно взглянул вниз на эту картинку. Лицо его сделалось тут же озадачено, но всё же погрузилось в волшебство показываемой ему сейчас книги. Я продолжил пересказывать эту невероятную историю:

– Абсолютом было рождено всё. Всё создала его смерть: Он разделился на мельчайшие частицы, сотворившие звёзды, планеты и наш с тобой мир. В этом мире однажды родилось две сестры! Белла и Трикса. – Я проводил пальцем по волосам девушек, акцентируя их бесподобные яркие цвета.

– Ах! Да у них волосы… Как у папы и мамы! Как у тебя и у меня! – Эдвине был в восторге, он даже подпрыгнул на месте, чтобы поскорей потрогать локоны, аккуратно приклеенные мной в виде дополнения для книги.

– Это… мои. – Я заулыбался, нервно розовея в щеках. Мне сначала показалась эта задумка гениальной, ведь история про этих девушек повторялась в наших жизнях, но сейчас, когда брат решил покоцать страницу своим любопытством, и правда сделалось немного… неловко. – Мои волосы. Хах, я решил, что будет логично дополнить рассказ настоящим доказательством всего описанного, чего в оригинальной книге, конечно, нет.