Красные волосы больше походили на роскошную гриву. Нос-треугольник чётко возвышался над его сквернословящим ртом – губы были узки, а насмешка граничила между уродливостью его внутреннего мира и красотой помпезного одеяния. Брови, тоже достаточно узкие, сводились вместе в постоянном осуждении мира вокруг. Что до типичной формы – банты и жабо, выполненные в стандартных для гентас красно-белых и красно-чёрных цветах, оставались мне безразличны. Форму он поменять бы смог, но лицо – на вряд ли. Как противно и как в то же время необходимо помнить его внешний вид.

Как только мы вошли в здание охранного департамента, атмосфера занятости и некого безопасного уюта, царившая тут, полностью завлекла наши умы. Эдвине даже слегка улыбнулся, что было пусть и печально, но так дорого мне, как его брату. Он мне тихонечко сказал:

– Такое ощущение, что здесь все, как ты. – И мне стало легче и самому. От его слов, я почему-то сильней заскучал по родителям, но сделался более собранным.

Приёмная была небольшой и светлой комнатой с диванами, на которых люди могли пережидать свою очередь по тому или иному вопросу. Но сейчас никого здесь не было, кроме какого-то спящего дедушки, кофе которого остыл на тумбочке рядом с ним.

Девушка, что сидела здесь за столиком, была одета в официальное платье. Она поднялась с тетрадкой и карандашом, подходя к нам, чтобы узнать цель прихода. И только в здание прошёл принц Омине, как она с той же молчаливой, но теперь ещё и шокированной манерой, пошла назад к столу, схватив с собой сразу связку ключей.

– Господин Роксофорд! Как мы рады видеть вас в нашем департаменте. Вы по делам короны или вас нужно провести по другому вопросу?

– Я с тяжкой новостью для стража Доргильса. Господин Слэйд здесь? Ему тоже стоит это услышать.

– Хорошо, пройдёмте за мной. А даме и детям лучше остаться тут… По нашим правилам малышам не допустимо…

– Нет, они имеют прямое отношение к этому делу. Прошу меня простить, но маленькие Теноверы пойдут со мной.

Когда нас проводили на второй этаж, шум и суматоха от здешних обитателей, заразила меня желанием быстрее влиться в события, происходящие тут. Я ощутил себя полностью отданным желанию работать вместе с этими людьми: одни изучали документы, другие что-то активно набирали на печатных машинках, третьи обсуждали решение, что делать с человеком, которого в наручниках держали на скамье под доской с многочисленными рукописями и зарисовками лиц. Рядом с ним стоял страж с суровым лицом. В самом подозреваемом я вдруг узнаю парнишку, что вчера покушался на Эдвине.

– Это ж тот самый лучник, что стрелял в тебя! – восклицаю тут же я, радуясь тому, что его вчера всё-таки поймали. И тут же, так бегло и с таким напором обсуждающие его дело, люди замолкают, обращая на нас своё внимание. Девушка с тетрадкой отходит от Омине, представляя его какому-то служащему, что тоже не носил военной готтоской формы. Юноша записывает нас в журнал посещений.

Собравшись с духом, мы идём вслед Омине, а к нему, в свою очередь, проходит главный страж, как мы успели это понять. Он представляется:

– Доброго вам дня, господин Роксофорд. Старший страж Слэйд к вашим услугам. – В ответ Омине лишь успевает рассказать, что произошло с нашими родителями, как Слэйд извиняется, сообщая, что уже получил это известие и сердечно соболезнует – их люди окружили наш дом и проводят осмотр места происшествия, чтобы воссоздать картину убийства. Но сейчас у них задержан один из подозреваемых. – Молодой человек, который вчера стрелял, признался, что делал это по приказу господина Голдвуда. Но сегодня утром он скрылся из города в сторону гентийской границы, проникнув в гетто. Больше его никто не видел…

– Деррен Голдвуд?! – Эдвине выскакивает вперёд, я пытаюсь схватить его за плечо, но не выходит – он был слишком прыткий. – Но мы же… вчера только покупали у него подарок для нашей мамы. Только вчера, после этого самого случая мы были с ним одни в ювелирной, и он не подал и знака, что как-то против нас!

– По показаниям задержанного, господин Голдвуд приказал, цитирую “Припугнуть маленьких Теноверов, чтобы привлечь внимание их отца”. Наш следователь провёл рассуждение о том, что Деррен мог знать о собиравшемся нападении на ваш дом, но прямо рассказывать не попытался.

– Надо же, старый ювелир держит секреты под своим безгрешным началом… – Омине в задумчивости сел на предложенный ему стул и уложил голову на пальцы, скованные белой перчаткой. Он скрестил ноги и увлечённо думал, удручая меня этой странной, одновременно страшной и хитрой, улыбкой. – Будет печально, если и его найдут мёртвым.

Эбби, так как она была в числе часовых, достала небольшой блокнотик, что-то оттуда вычитала и высунула из кармана старинные бронзовые часы на длинной прочной цепочке. Когда циферблат раскрылся на всеобщее обозрение, все уже с ожиданием смотрели на девушку, поняв, что она хочет подметить что-то важное:

– Нет, он жив, господин Слэйд! И время его замедлено, такое ощущение, что разыскиваемый спрятался среди своих людей.

– Но может ли это быть, о юная леди?! – Слэйд так заволновался, что даже его белоснежные усы, казалось, стали ещё больше. – Господин Голдвуд отличался сдержанностью в общении из-за своего религиозного притязания.

– Часы не будут врать. Тем более что они подарены мне именно им, посмотрите, страж… – Эбби поворачивает циферблат часов к начальнику департамента. – Они не остановились. Его сердце бьётся. Но… они знатно отстали. Что-то произошло, возможно он ранен или порезал себя. – Наша верная покровительница сравнивает карманные часы и настенные, а заодно показывает всем присутствующим, что серебряные стрелки приобрели красный оттенок. – Я знаю, что стражи редко доверяют часовщикам, но я говорю, как положено по моему уставу. Здесь и не соврёшь, вы сами видите, что происходит!

Омине внезапно поднимается со стула и осматривает часы и сам, позволяя Эбби наконец-то их убрать:

– А позвольте мне сделать смелое предположение. Что если наш Деррен Голдвуд проводит ритуал? Вы рассказали, что он человек религиозный. Есть ли в нашей религии Освобождения в Абсолют что-то, призывающее человека резать себя? Скажем, для чего оно ему? Чтобы успокоить души – простите за резкие слова – наших почитаемых Теноверов?..

В разговор врывается парень на скамейке, он вдруг соскакивает вверх, но стража его схватывает, насильно усадив назад. Юный негодяй всё равно врывается в разговор:

– Что непонятного тут вам?! Деррен бывший алхимик! Естественно, он ушёл за помощью своих единомышленников!

Эти слова сильно обеспокоили стража Слэйда:

– Но ты же говорил, что ничего не знаешь!

Под этот шум Эдви неспешно отводит меня к никем больше не охраняемой двери в гетто:

– Сержант Пуховичок, у меня есть ключ! – он вытаскивает из кармана находку, совершенно серьёзно настроившись на это.

– Ты что, головой вообще не думаешь, лейтенант Песчаный Берег?.. Ты слышал, что нас там ожидает, если одни сунемся?

– Я посмотрел на карту, висящую на стене. Там три комнаты, что нужно отпереть, а затем только ворота в первое, готтоское гетто. Я думаю, что папа не заходил дальше их. Стоит просто проверить, сержант! Ну… пожалуйста. Я больше ни о чём не прошу.

– Эдвине…

“Это было так, – подумал я. – Он стал моей силой, его интуиция окрепла – он клялся впредь слушать её. И вот теперь мне нельзя было противиться его воле. Я теперь как слуга, преданный его заступник и подельщик, я обязан идти по дороге, выбранной им. Ведь один раз мы уже совершили ужаснейшую ошибку”.

Пройдя через первую дверь гетто, уже было понятно, что план ужасный. Нас встретил лишь узкий коридор неровных стен и потолка, и новая дверь. Ни признака журнала нашего отца, ничего. Эдвине прошёл дальше, открыл и эту дверь, уверяя меня, что всё так просто не могло и быть, но в следующей комнате мы застаём всё то же самое. Это начинает меня волновать. Комната была длиннее и поворачивала направо буквой "Г" – и снова ничего, заперто. Отдаление от безопасности нервировало меня так же, как брата нервировало неисполнение его затейливой операции.