Оглядевшись, Джаред увидел, что Дженсен спит рядом, закинув ему на грудь руку, а коленом упираясь в живот. Голый Дженсен. Абсолютно голый Дженсен во сне обнимал тоже абсолютно голого его — Джареда.

Мгновенно вспомнив, как они внезапно бросились друг другу в объятия, Джаред вскочил. В панике заметался по комнате. Наступил на что-то острое и запрыгал на одной ноге. Упал. Сидя на ковре, залепил себе пощечину и мысленно приказал успокоиться.

Не сразу, путаясь в ногах, встал и на цыпочках подошел к дивану.

Они не потрахались — в этом Джаред мог поклясться. Хотя в первую секунду рука потянулась к собственной заднице проверить, но Джаред, обозвав себя ослом, тут же оборвал это движение. Дженсен его не трахнул. Что он не трахал Дженсена, Джаред ни секунды не сомневался. Он включил настольную лампу и в приглушенном свете внимательно рассмотрел Дженсена. Использованные презервативы на полу не валялись. А судя по засохшей луже спермы на диване и — Джаред провел рукой по своему животу — на бедре Дженсена, они друг другу подрочили. Просто подрочили. Как обычно делают между собой лучшие друзья, стоит им пропустить пару рюмок и сверху отполировать травой, да.

Джаред застыл от ужаса — он все испортил. Испортил их с Дженсеном дружбу. Самую лучшую, крепкую дружбу на свете. Ради которой Джаред готов на многое. Дженсен никогда не давал ни малейшего повода засомневаться, что отношения между ними были хоть на волосок чем-то большим, чем дружба.

А еще Дженсен честно предупредил, что нифига не помнит под обкуркой.

Получается, что Джаред воспользовался его состоянием. Дал волю своим глубоко запрятанным чувствам. Но у Дженсена-то не так. И мало ли что он там сказал — в измененном состоянии сознания человек редко за себя отвечает. Да и почудиться могло.

Джаред должен все исправить, пока возможно. Вернуть как было, откатить назад. Чтобы между ними оставалась только дружба, не отягощенная стыдом за нелепые нетрезвые действия.

Джаред быстро оделся в домашнее. Закрыл дверь на задний двор. Сэди и Харли давно нагулялись и теперь дрыхли в своем углу.

В ванной он открыл кран и намочил под теплой водой полотенце. Вернулся в комнату и осторожными касаниями, не дыша, обтер ногу Дженсена. Постарался удалить компрометирующие следы с обивки дивана.

Достал из шкафа, куда Дженсен складывал постельные принадлежности, подушку и плед. Подушку положил рядом с головой Дженсена, а его самого укрыл пледом.

Запинал под шкаф осколки дурацкой вазы, которую они уронили, пока целовались как бешеные. Джаред затряс головой — не думать.

Еще раз осмотрел комнату на предмет разрушений и непорядка и выключил лампу. Пошел в свою комнату и без сил упал на кровать. Его подташнивало от страха и ненависти к себе.

То, что удалось немного задремать, Джаред списал на действие травы. Или алкоголя. Неважно. С первыми лучами летнего солнца он проснулся и понял, что больше не сможет сомкнуть глаз. И решил пойти на пробежку.

Натягивая в прихожей кроссовки, Джаред охреневал сам с себя. Чтобы после такой отвязной вечеринки, набравшись всем чем можно под завязку, он не валялся пластом полдня. Не стонал от похмелья и головной боли, а как примерный последователь здорового образа жизни, собирался бегать. Но ни сидеть на месте, ни даже лежать Джаред не мог — его колотило от нервяка. Что будет, когда Дженсен проснется? Вдруг он что-то помнит? А если он помнит все?!

Джареда вело от слабости, пот заливал глаза, сердце колотилось в горле, он задыхался, но бежал. Что подумала о нем соседка, миссис Мортимер, выгуливавшая в такую рань своих двух мопсов Долли и Чарли, Джаред даже думать не хотел. Миссис Мортимер подняла было руку, чтобы поприветствовать соседа, и тут же ее опустила, удрученно покачав головой.

Джаред бегал долго. Поэтому неудивительно, что, когда он вернулся, Дженсен уже встал. Отшвырнув в сторону вонючие кроссовки и стягивая с себя мокрую насквозь майку, Джаред с нарастающим ужасом ждал, когда утихнет шум воды в душе.

Через минуту Дженсен приоткрыл дверь ванной комнаты и крикнул:

— Ну ты, блин, даешь, бегун. Сейчас пущу, подожди.

Джаред обрадовался, что сможет надолго спрятаться в ванной и оттянуть момент объяснений, но Дженсен, распахнув дверь, позвал:

— Эй, иди-ка сюда.

Джаред на негнущихся ногах зашел.

Дженсен, мокрый после душа, с полотенцем, обернутым вокруг бедер, помахал рукой, разгоняя пар, и ткнул пальцем в зеркало.

— Это что?

— Что? — хрипло переспросил Джаред.

— Не видишь?

— Нет.

Дженсен провел ладонью по запотевшему стеклу и еще раз потыкал в него пальцем.

— Что вчера было? Кто меня покусал?

Джаред, не отрываясь, глядел в зеркало, где ничего было не разобрать. Он и без зеркала прекрасно видел темно-красные засосы и следы зубов на молочно-белой коже Дженсена. Своих зубов.

Дженсен с любопытством уставился на Джареда.

Вот сейчас настал идеальный момент, чтобы во всем признаться. Повиниться, сказать, что влюбился в друга и коллегу. Что он неправильный, ненормальный. Но вот так вышло, прости. И что вчера…

Джаред чувствовал, как утекают секунды, как заканчивается время, и молчал. Дженсен смотрел с таким невинным интересом, абсолютно не подозревая его участия в появлении отметин на своем теле, и Джаред сломался.

— На тебя вчера в баре напали фанатки, зацеловали всего, — криво усмехнувшись, сказал он. — Еле оттащил. Чуть не сожрали живьем.

— Да-а-а? — протянул Дженсен, водя пальцем по оставленным Джаредом следам. С его влажных волос стекали капли воды, разбегались по шее, по плечам. Джаред провожал их глазами. — А тебя они почему-то не тронули.

Дженсен ревниво и внимательно осмотрел голый торс Джареда.

— Я, наверное, невкусный, — пробормотал тот.

— А чем закончилось? Я нифига не помню.

— Ничем особенным. Все нажрались, как обычно, — Джаред оттер Дженсена плечом от раковины. — Выметайся уже, я тоже хочу в душ.

А дальше они разъехались на лето. Позавтракали, потрепались ни о чем и разъехались. Дженсен, садясь в такси, весело кричал Джареду, что будет звонить, Джаред вяло помахал в ответ. А после, собираясь на вечерний рейс в Эл-Эй, понял, что у него все еще дрожат руки. С похмелья, видать.

Джаред думал, что, осуществив свою мечту, дорвавшись до Дженсена, ему станет легче. Что будет достаточно воспоминаний и вообще того факта, что он целовал Дженсена и держал его в своих объятиях. Но Джаред ошибся.

С каждым днем становилось только хуже. Больнее.

Бродя по пляжам под палящим солнцем Гавайев, Джаред надеялся, что раскаленный белоснежный песок поможет выжечь занозу из сердца. Такую беспокоящую, такую ненужную. Он подолгу нырял, давая возможность бирюзовым водам Тихого океана промыть дурную голову, выполоскать дурные мысли. Не помогало.

Летом Джаред еще как-то держался. Иногда ему даже казалось, что отпустило. В такие дни тело становился легким, словно грудь щекотно распирали разноцветные мыльные пузыри. Джаред много смеялся и с удовольствием слушал смех Сандры.

Но все заканчивается, пришло время возвращаться в Ванкувер. А когда начались съемки третьего сезона, Джаред окончательно понял, что он пропал. Увяз, как муха в сиропе.

Джаред пошевелился, вытягивая затекшие ноги, и тряхнул головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания. Сидя на холодном полу в прихожей, он пялился в темноту, но видел не ее — а распахнутую в душную, напоенную ароматом цветов майскую ночь дверь на задний двор. В проеме которой на фоне темного неба неясно виднелись силуэты молодых людей. Эти двое были нетрезвы, глупо хихикали и неловкими движениями пытались раскурить косяк.

Еще никто ничего не сделал, необратимое не произошло. Джаред всей душой мечтал вернуться в тот миг и остаться в нем навсегда.

Он понимал, что превратился в нервного, угрюмого придурка, который шарахается и старается избегать общества лучшего друга. Который срывается и орет на коллег и съемочную группу. Который вот-вот окажется на грани нервного срыва.