— Не совсем, — скромно ответил Джованни, опускаясь с разрешения хозяина на табурет напротив кресла. Восточный раб, повинуясь призывному жесту синьора Моцци, сел возле его ног на низкую скамейку, позволяя руке синьора, свободно оглаживать спину. — Мне нужен совет. — Ванни кивнул и попросил своего секретаря оставить их наедине. — Мой отец собирается к вам прийти: семья задумала оставить меня нотарием во Флоренции. Они не задают правильных вопросов и ничего обо мне не знают. В свою очередь, и я не смогу раскрыть многого, но мавры рядом со мной — не просто так. Я себе не принадлежу, а выполняю чужую волю.
— Хочешь сказать, что тебя втянули в тёмную историю? Сколько тебе обещали заплатить? — казалось, что Ванни читает сейчас всю тайную книгу, написанную в сердце, но которую уста, связанные клятвой, открыть не могут. Глаза патрона прожигали одновременно и с осуждением, и с интересом. Джованни постарался скрыть волнение, хотя его щеки зарделись. В этот момент флорентиец ощущал себя тем самым мальчишкой из прошлого, опалённым тяжким недугом любви, который много лет назад, глотая слова, просил денег на поездку в Медиолан, изо всех сил замалчивая имя своего любезного Франческо:
— Первый взнос — диплом лекаря в Болонье. К концу лета. Я честный человек, синьор, — смущенно и торопливо продолжил речь Джованни, — я очень благодарен вам за помощь, но я не хочу скрывать, что не смогу ею воспользоваться.
Ванни Моцци прикрыл глаза, о чём-то глубоко задумавшись. Он наклонился вперед, и его ладонь весьма откровенно переместилась на низ живота Халила и уверенно оглаживала пах, скрытый тканями одежд. Сам же восточный раб сидел ровно, чуть повернув голову к хозяину дома, и иногда поглядывал в его сторону из-под полуопущенных ресниц.
— Я дам тебе совет, — Ванни вновь открыл глаза, — заплати. Пусть твои новые покровители делают своё дело, но ты думай о своём — и никто никогда тебя не упрекнёт, что лекарем ты стал нечестным путём, и не воспользуется твоим страхом. После Болоньи ты исчезнешь?
— Да, — Джованни затаил дыхание и испугался: как синьор Моцци догадался? — Как вы…
— Просто, всё очень просто, — рука Ванни медленно поднялась вверх по груди Халила, пальцы сжали подбородок, поворачивая лицо раба, которое патрон намеревался подробнее рассмотреть. — Когда дают такого красивого юношу в спутники не менее красивому, то явно хотят что-то скрыть. Это значит, если мы с тобой еще случайно повстречаемся, то мы незнакомы? Хотел бы и я узнать, за что эти мавры бывают так щедры! Эти глаза восточной блудницы меня смущают! Ты уже успел вкусить этот сладкий плод заморских садов? — синьор Моцци упредил ответ Джованни, еще более смутив своим красноречивым взглядом. — Как же замечательно, что нам с тобой не нужны слова, чтобы понимать скрытые желания! С этим юношей мы сейчас поднимемся наверх, ты же волен решать, кто ты — лекарь, предложивший надёжное снадобье, или всё еще шлюха.
Оперевшись на плечо Халила, Ванни Моцци подхватил свою палку и медленно направился вдоль портика к лестнице, ведущей на второй этаж палаццо. Джованни проводил их спины тяжелым взглядом. Восточный раб ни разу не оглянулся, продолжая послушно подставлять руки, пока хозяин дома взбирался по ступенькам лестницы. Стекающие вниз по черепице крыши капли дождя отнимали способность мыслить и чувствовать. Их было много, таких капель, собирающихся полупрозрачной волной внутри желоба, вытягивающихся веретеном вниз, пока узких конец не терял свою силу, не обрывался. Хлюп. Этот звук заставил вздрогнуть и очнуться. Дождь усиливался, по камням двора побежали ручейки, собиравшиеся в желоб посередине и скрывающиеся в тёмной дыре, устроенной для отведения воды.
«Как долго я уже сижу?» — Джованни ужаснулся и покрылся холодным потом. Вскочил с места. Замер, не решаясь сделать и шага вперёд. Сжал кулаки и стиснул зубы, отдавая мысленно себе приказ не вести себя как бесправный раб. Флорентиец быстро поднялся наверх, безошибочно последовал по направлению к спальне Ванни Моцци. Дверь в переднюю комнату не была заперта на засов и открылась без скрипа. Основной вход скрывали тяжелые, бархатистые на ощупь шторы, пропитанные ладаном, который патрон любил иногда жечь в лампадах. Джованни осторожно отвел край, давая себе для обзора узкую щелочку, и внезапно понял, что ослеп и оглох гораздо раньше, впустив восточного раба в своё сердце. Теперь же всё становилось на свои места: голый Халил вожделенно постанывал, бросал полные страсти взгляды назад через плечо, когда прерывал свои основные труды — вливание целительных сил в вялый стебель рода Моцци, в чём значительно преуспел. Ванни же полулежал на мягких подушках, с удовольствием запуская пальцы в анус своей новой шлюхи и весьма активно потрахивая её таким способом.
Грудь Джованни будто до боли сжали железные латы, он постарался выбраться на свежий воздух. Обнял мокрую колонну и прижался к ней разгорячённой щекой. «Шармута!» — прошептал флорентиец сквозь навернувшиеся на глаза слёзы. Затем решительно стёр их ладонями, поймал струи дождя и умылся.
Джованни спустился вниз, устроился в кресле Ванни Моцци, обложившись мягкими подушками, и задремал, пока его не разбудило постукивание палки о каменные ступени. Патрон, поддерживаемый Халилом, восторженно не сводящим с него взгляда, спустился вниз. У начала лестницы они оба нежно поцеловались. Джованни пошевелился, привстал им навстречу, встречаясь с лучившимися счастьем глазами синьора Моцци и закаменевшим в его объятиях восточным рабом, тщательно разглядывающим плиты пола под ногами.
— Джованни, твой способ лечения сладким плодом финиковой пальмы оказался чудодейственным! — ласково проворковал Моцци. — Я не останусь в долгу! Однако раб — твой! Мне же стоит задуматься и найти похожего, но помоложе.
— Рад, что мне удалось доставить вам радость и выздоровление, синьор Моцци, — вежливо ответил Джованни, хотя челюсти и сводило от тихо сдерживаемой ярости и обиды на самого себя за то, что слишком размяк и забил голову чувственной ерундой. — И очень рассчитываю на вашу поддержку моей семьи. Я вступлю в гильдию нотариев, попробую разрешить вопрос, чтобы Пьетро смог получить практику с доверенностью от меня. Наверно, — Джованни помедлил, прежде чем продолжить свою мысль, — семья — это главное, что остаётся с тобой навсегда. А любовники… то они есть, то их нет…
— Мне приятно слышать, мой мальчик, — Ванни по-дружески положил руку ему на плечо, — как трогательно ты заботишься о своей семье. Однако не стоит забывать и о себе: нет радости большей, когда тебя поминают в благодарственных молитвах. И как бы ты ни грешил в жизни, дела милосердия обязательно зачтутся там, — палец патрона, недавно ласкавший зад шлюхи, теперь указывал наверх, в небеса, что решили сделать передышку и перестали плакать дождём.
Распрощавшись с синьором Моцци, Джованни, сопровождаемый молчаливой фигурой восточного раба, вступил на залитые мутными водами городские улицы. Он шел, не разбирая дороги, ступая в лужи и не оборачиваясь назад. Вновь полил сильный дождь, заставивший встать в нише под порталом чьей-то двери, чтобы окончательно не промокнуть. Халил остановился, видно ожидая приглашения присоединиться. Но Джованни молчал. Вода струилась по красивому и уставшему лицу мавра, насквозь промокшая одежда липла к телу. Однако Халил недвижимо стоял посереди улицы, смотрел в глаза Джованни, и в его глазах сквозило осуждение, что еще сильнее выбешивало флорентийца. Он, нахмурившись, тоже неотрывно смотрел на восточного раба, выглядевшего сейчас жалким, и чувство, что тот сейчас страдает вполне заслуженно, странным образом согревало душу.
Комментарий к Глава 9. Лекарство для хозяина
Пример внутреннего двора палаццо - https://vipgeo.ru/uploads/content_image/large/54124.jpg
http://f22.ifotki.info/org/3f25a2bf1dad5de93e6f51799ac7e429d97651275861830.jpg
========== Глава 10. Ревность ==========
В кухне родного дома приветливо горел тёплый очаг. Ставни на окнах, выходящих на внутренний двор, были плотно затворены, но три лампады, прикреплённые к длинной железной цепи, свисающей с тёмного и прокопченного потолка, давали достаточно света. Фиданзола, в белом чепце и длинном фартуке, повязанном поперёк груди, разделывала рыбу для похлёбки. Рядом с ней на табурете в небольшой кадке, прикрытой полотенцем, поднималось тесто. Джованни привычно прошелся взглядом по поверхности стола в поисках еды. Мать улыбнулась:
