— Я видел, как ты на меня смотришь, — Джованни улучил время, пока братьев не было на кухне, и прижался к спине мавра, кратко целуя в шею. — Христианский праздник тебя утомил?

— Нет, — прошептал Халил, накрыл его руки поглаживающие по животу своими ладонями и повернул голову в полупрофиль. — Вы очень весёлые. Мужчины сидят за одним столом с женщинами. Все пьют вино. Это так странно! У нас дома разделены на две половины. Друзьям хозяина запрещено заходить на женскую. А уж целовать чужих жён, дотрагиваться до них!

— Но разве ваши мужчины совсем обделены женским вниманием? Или мужским? — игриво продолжил Джованни, от количества выпитого вина в голове еще шумело, хотелось выйти из душной кухни на свежий воздух.

— Только рабы. С чужими женщинами — запрещено.

— А рабам с рабами? Неужели у тебя никого не было, кого бы ты любил? — продолжил допытываться Джованни. Он провёл рукой по убранным в косу волосам мавра, отодвигая в сторону, чтобы добраться губами до чувствительного затылка.

— Запрещено без разрешения хозяина. Не было, — спокойно ответил Халил на оба вопроса, сохраняя достаточно серьёзное выражение лица и не проявляя больше никаких эмоций.

— Какой же ты бесчувственный! — пьяно упрекнул его флорентиец и зевнул. — Пойдём спать.

Деревянные мостки без перил, перекинутые между домами, в кромешной тьме представляли опасность. Пока Халил поднимался наверх за дополнительным светильником, Джованни пытался надышаться свежим ночным воздухом, сидя на одном конце мостков и свесив ноги в пустоту. Хмель не хотел уходить из головы и казался спасением от того роя мыслей, что в ней появлялись и кружили. Разговор с братьями окончательно смутил то, что было простым и понятным враньём как самому себе, так и окружающим. «Если я сейчас неожиданно просто подамся вперёд, не удержавшись, то что случится? Это же совсем непредсказуемо — вот так оттолкнуться и отдать себя в руки Господа!» А затем ужаснулся своих же мыслей.

Зыбкий огонёк спускался всё ниже по лестнице, пока с той стороны не появился Халил с двумя лампадами в руках. Он их оставил на пороге, а сам довольно решительно подошел к расслабленному Джованни, чуть встряхнул за плечи, приводя в сознание. Восточный раб чувствовал себя на мостках столь же уверенно, будто гулял по широкому тракту. Джованни и не заметил, как они оказались уже по ту сторону, в башне. Халил раздел его, обтёр тело влажной тряпицей и уложил на кровать. Флорентиец достал из своей лекарской сумки, протянутой любовником, обещанную мазь, предложил помощь: размазать её членом изнутри. Рассмеялся своим же словам и мгновенно затих, погрузившись в сон, подобно задуваемому огню на кончике фитиля.

========== Глава 9. Лекарство для хозяина ==========

Утреннее небо, затянутое серыми тучами, предвещало сырой день и проливной дождь. Джованни с трудом разлепил веки, прислушиваясь к звону колоколов, чуть приподнял голову, разглядывая узкую полоску белёсого света за окном, и вновь опустился на подушку. Спешить было некуда. Он чуть отогнул натянутое до подбородка одеяло, чтобы подставить обнаженную грудь свежей утренней прохладе. Потянулся, обретая чувствительность в теле. «Где Халил?» Джованни испуганно вздрогнул, огляделся. Восточный раб спал отдельно, на самом краю с противоположной стороны кровати, повернувшись спиной. Тёмное оголённое плечо, выглядывающее из-под цветистого покрывала, которым Халил укрылся, полностью отдав тёплое одеяло во владение Джованни, размеренно опускалось и поднималось. Волосы были стянуты сзади лентой, открывая взору соблазнительный изгиб шеи, к которому хотелось прикоснуться поцелуем. «Эти мавры уж слишком чувствительны к запаху виноградной лозы!» — посетовал Джованни и осторожно сполз с кровати. В лохани была еще вчерашняя вода, оставшаяся после купания, которую они так и не удосужились вылить, в ведре на донышке оставалась чистая, и её хватило для умывания.

На два пальца, обмотанных влажной льняной тряпицей, он положил немного мёда, добавил в него уксуса, и тщательно поводил ими во рту, очищая зубы, десна и язык. Затем сполоснул и пожевал маленькую щепотку засушенной мяты. Расчесал спутанные волосы гребнем, и только когда отложил его в сторону заметил, что Халил проснулся: тихо лежит и внимательно смотрит. Джованни улыбнулся, сразу же получая тёплую волну радости в ответ.

— Э… Халил, я займусь ненадолго моим телом? Ты не удивляйся, но пока мы путешествовали, не было такой возможности.

Восточный раб привстал, опираясь на локти, утоляя любопытство, однако Джованни не испытывал стыда. Михаэлис тоже любил смотреть, но чаще — сам располагался на полу рядом и упражнялся, хотя его суставы уже не были настолько гибкими. Пока флорентиец растягивал собственное тело, Халил умыл лицо и тоже расчесал волосы, смущая своей обнаженной красотой мысли и заставляя постоянно обращать на себя внимание. Джованни даже подумывал: не отложить ли визит к синьору Моцци на завтра, сославшись на непогоду, и остаться в постели. Просто даже ради того, чтобы полежать вместе. Между одним утолением страстного желания и другим. Однако разум твердил, что затягивать встречу с могущественным патроном опасно. И еще одним камнем преткновения был именно Халил. Скрывать красивого мавра от Ванни Моцци не имело смысла, всё равно доложат. Оставить дома — проявить неуважение, оставалось только гадать, насколько далеко Ванни может зайти в своём интересе. И глубоко размышлять об этом совсем не хотелось.

Они опорожнили лохань, попросту вычерпывая воду и выливая в окно. Натаскали еще воды, но Джованни так и не решался откровенно заговорить с восточным рабом, пока они не спустились на кухню завтракать.

— Мы с тобой сегодня пойдём к одному важному человеку, — осторожно начал он, нарезая головку мягкого сыра на ломтики. — Он здесь как хозяин над людьми, проживающими в этом квартале. Деньги даёт, помогает. Мы его зовём синьор Моцци или патрон. Понимаешь?

— Эмир твоего города? Повелитель?

— Нет. В нашем городе живут несколько богатых семей, которые владеют мельницами, красильнями, кораблями, домами и прочим. Одна из них — Моцци. А люди попроще — такие, какие были у нас вчера на празднике, от них зависят, — Джованни тяжело вздохнул, читая по выражению лица Халила, что тот ничего не понимает. — В общем, он мой первый хозяин! И был первым кто… я был тогда старше Али. Ненамного. Понимаешь?

Халил кивнул. Не поднимая глаз, уткнулся в свою миску с горячей похлёбкой.

— Он уже слишком старый, утратил силы, — нарушил молчание Джованни, пытаясь оправдаться. — У него член слабый, даже если питьё из пажитника и фиников давать. Если тебя и возжелает, то только погладит или потрогает. У нас тут шлюхи уже всё перепробовали, надеясь денег заработать. Только ты себя сам не веди с ним как шлюха! Не пытайся соблазнить.

***

Влажная завесь дождя и сырого тумана висела над городом. Камни обмостки улиц были скользкими и мокрыми, сухая грязь набухла и липла к башмакам. Джованни и Халил откинули с головы плотные капюшоны, когда вошли под своды дома Моцци. Флорентиец отдал кинжал и нож привратнику, у мавра при себе оружия не было. Внутренний двор был на удивление пуст и показался унылым, хотя в нём прибавилось несколько скульптур, расставленных вдоль стен, но цветные флаги и занавеси висели тусклыми мокрыми тряпками.

Ванни Моцци в тёплом, расшитом золотой нитью халате восседал в широком кресле, обложенный подушками и скрытый от накрапывающей сырости балконом второго этажа своего палаццо. Рядом со своим синьором за маленьким столом сидел его секретарь и записывал письмо, надиктовываемое вслух. Казалось, что патрон совсем не постарел за прошедший год: всё те же седые волосы, аккуратно скрытые бархатной шапочкой бордового цвета, и еще тёмные брови, только отпустил усы и бороду.

— Джованни Мональдески! — Ванни тепло улыбнулся флорентийцу, увидев перед собой посетителей, сопровождаемых привратником. — Твоя красота с годами не меркнет! А это… — он обратил внимание на Халила и глаза его хищно блеснули. — Ты привёз с собой лекарство для меня?