«Да что ты, мальчик, знаешь о любви?» — мысленно возразил ему Джованни.
— Гораздо добрее, чем ты?
— Да! — убеждённо и взволнованно ответил Али. — И он не может…
Их разговор прервал подошедший Николо и сказал, что пока лодку поведёт сам, а Джованни с Халилом вдвоём сядут за весла. Флорентийцу пришлось поведать о роковом шторме, когда был спасён «Святой Януарий», и о тех ранах, которые получил восточный раб. Николо только удивлённо присвистывал, внимательно слушая его рассказ.
— Доверь ему руль, а сам приглядывай, — довершил свою речь Джованни. — Халил — парень молчаливый, на боль редко жалуется, но я замечаю, как ему бывает трудно. А то, что я его вином напоил — так это всё как лекарство!
Джованни вновь сел за вёсла рядом с Николо, и их лодка продолжила путь. Они напрасно волновались, Халил и в опьянении верно угадывал направление. Поделился с Джованни, что, мол, видеть вперёд стал острее, хотя, когда под ноги смотрит, то палуба неровная. До моста через Арно в Капрайе они доплыли еще засветло, но он был сооружением, что назвать мостом не поворачивался язык. Старинные колонны из камня, построенные с незапамятных времён, надёжно торчали из воды, а верхнюю часть, сделанную из дерева, приходилось из года в год чинить, потому что иногда её сносило наводнениями. Переправка людей и товаров с одного берега на другой давала лодочникам неплохой приработок за то время, пока мост в очередной раз восстанавливали.
Николо со своими людьми ушел ужинать в затянутый туманом маленький городок на невысоком холме, а его клиенты остались сторожить лодку и товар, расположившись спать на палубе. Вновь, как и во время морского путешествия, расстелили циновки и плащи, улеглись, прижавшись друг к другу. Только оставили один горящий светильник, чтобы Николо, вернувшись, смог опознать своё судно среди других похожих.
Усталые мышцы благодарно откликнулись ощутимой болью в локтях и плечах, когда Джованни опустился на ложе. Халил хранил молчание, лишь трепетно обвил своими руками предплечье флорентийца и уткнулся лбом в плечо.
Когда начинаешь прислушиваться к ночной тишине, то мир вокруг становится намного громче: в реке резвятся рыбы, с громким всплеском отбивая хвостом круги на воде, в прибрежных зарослях прячутся лягушки, подпевая хору цикад, лодка мерно покачивается, то натягивая крепкие канаты, то ослабляя. За правым плечом мерно засопел уснувший Али. Джованни повернулся на левый бок, притягивая к себе теплое тело Халила. Восточный раб чуть приподнял голову, и губы Джованни в темноте встретились с его переносицей.
— Отдыхай! Спи! — тихо прошептал флорентиец, безошибочно угадывая направление, и нежно поцеловал Халила в край рта.
— Спасибо, синьор, тебе тоже доброй ночи, — ответил Халил, податливо позволяя Джованни прижаться еще теснее.
***
[1] у Арнальда из Виллановы («Книга о вине», «Liber de Vinis») и Авиценны («О пользе и вреде вина», «Сиёсат ал-бадан ва фазоил аш-шароб ва манофиъих ва мазорих») есть отдельные трактаты о вине. Оба схожи только в том, что вино — это лекарство, но расходятся во мнении: когда и как его можно употреблять. Авиценна вообще считает, что «питье вина сразу после еды или прием пищи после питья вина — самая вредная вещь!», «Что же касается опьянения, то оно вредно при всех обстоятельствах, особенно если оно происходит постоянно, ибо оно оказывает разрушающее действие на нервы; поэтому если оно бывает постоянно, то ослабляет нервы и расслабляет дух».
[2] исламский календарь строится на лунном цикле, поэтому начало года (Хижрах) праздник «плавающий» по отношению к Григорианскому календарю, которым мы пользуемся в современности. Началом месяца считается «неомения», то есть тот день, когда серп Луны можно видеть в вечерние сумерки впервые после новолуния. Обычно неомения наступает через 1—3 дня после новолуния.
Теперь считаем: в 1318 году Хижрах приходился на 13 марта. Пасха у католиков была в этот год 1 мая. Однако вопрос «сколько тебе лет?» без привязки, например, к месяцу ничего не значил. Например, Халил мог родиться 16 ноября 1295 года, благополучно отпраздновать 17 ноября исламский Новый Год, но в 1318 году в описываемое время (конец мая 1318 года) ему еще 22 года.
Тоже самое относится и Джованни, который считает по Пасхалиям: дата Пасхи колеблется между 21 марта и началом мая, соответственно, можно родиться как за месяц до Пасхи, так и за 11 месяцев до Пасхи по григорианскому исчислению.
Считать по месяцам — тоже было привилегией учёных людей, гораздо проще запомнить: родился, когда «рожь цвела» или когда «рожь колосилась».
========== Глава 6. В родном городе ==========
Николо со своими людьми вернулся достаточно быстро — все были уставшими после дня сидения за вёслами, да и сама Капрайя была тем местом, где они останавливались постоянно, следуя из Пизы во Флоренцию. Джованни, привлеченный светом лампад, чуть приподнялся, разлепил веки, удостоверился, что на лодку вернулись его же спутники, и опять провалился в сон.
С первыми лучами солнца все проснулись практически одновременно, пробуждая друг друга и разминая затёкшие, отдающие тянущей болью мышцы. Гребное весло оказалось вновь в руках Джованни вместо завтрака и ощущения приятной неги на тёплом ложе в объятиях любовника. Халил и Николо были заняты тем, что выставляли паруса. Взгляд флорентийца невольно задержался на руках восточного раба — длинные и сильные пальцы, перебирающие грубые верёвки и парусину, представлялись такими же напряженными и сжимающими до боли мышцы на плечах или сминающими простыни на вершине экстаза, когда тело чуть выгибается и вибрирует натянутыми струнами кифары в нежных объятиях музыканта. Рот Джованни наполнился слюной, а в паху заметно потяжелело — Халил сейчас полностью завладел грёзами и заставлял постоянно размышлять над тем, где бы найти место во Флоренции столь уединённое, чтобы всласть напиться восточного вина, текущего с его губ.
Кустарник на берегах Арно редел, по обе стороны поднимались невысокие холмы, увенчанные каменными строениями и засаженные виноградником в ложбинах. Городские стены Флоренции появились внезапно из-за поворота, и меньше чем через час судно остановилось у пристани в торговом квартале.
Джованни замер на краткий миг, пропуская сквозь тело знакомую, родную, чудесную и заставляющую частить сердце суету. Солнце целовало щеки чуть жалящими лучами. Вдыхаемый воздух нёс в себе свежесть речной воды с запахом ярко-зелёных водорослей и хрупких панцирей полосатых улиток. С черепичных крыш вниз, на улицы города, опускалось марево, замешанное на разогретой глине. Высокие каменные башни старого квартала манили прохладой полутьмы, в которой можно было спрятаться и подолгу созерцать узкую полоску синего неба над головой. И флорентийский говор. Он песней вливался в уши, настолько естественно, что являлся отражением любой мысли.
— Синьор, — Али осторожно дёрнул за рукав, заставляя вернуться с небес на землю. Перед Джованни уже стоял человек, предлагающий услуги носильщиков. Чуть дороже, чем в Пизе, но флорентийцы не снизили бы цену ни на одно денье, а заниматься поисками нищих бродяг не было времени. Джованни назвал адрес, сердечно распрощался с Николо и первым сошел на берег, жестом приказывая спутникам не отставать ни на шаг. С главной улицы они свернули в короткий проулок, ведущий на маленькую площадь. Там Джованни вновь затопили чувства и волнительное ожидание встречи, а перед глазами вереницей мелькнули лица матери, отца, братьев, племянников.
Внутри дома их встретила Кьяра, спускавшаяся по лестнице с ворохом отглаженных простынь. Привычно улыбнулась новым постояльцам и вздрогнула, узнавая.
— Райнерий! Джованни приехал!
Брат спустился вслед за своей женой, подхватил за плечи и, лучась радостью, увлёк в соседнее помещение еще пустой харчевни. Быстро заговорил, сбиваясь на полуслове, чтобы перевести дух, и вывалил на Джованни все новости, что произошли с того времени, как Фиданзола с Пьетро вернулись из Марселя. Семья Мональдески выкупила дом-башню напротив и теперь собирается расширить своё дело. Правда, здание еще пустует и приведено в порядок всего два этажа, но когда в него все переселятся, то свободные комнаты в старом доме можно будет предложить гостям.
