— Хорошо, — удовлетворённо произнёс аль-Мансур. Он продолжал стоять, возвышаясь над своими рабами, которых готовил для какого-то весьма опасного и мутного дела. — Теперь, Али, собери вещи господина в заранее подготовленный сундук.
Али подскочил с места, легко оттащил от стены один свитый из ивовых прутьев и обшитый кожей сундук, откинул крышку. Джованни с интересом наблюдал за тем, как мавр, руководя действиями мальчика, велел вынуть из принесённых с собой флорентийцем мешков одежду. Книги были сложены вместе в одну стопку, их было немного. Кошель с монетами передан хозяину. Камизы, туники и шоссы перебраны, и мавр распорядился оставить только те, что были сделаны из грубой ткани, а праздничную одежду отложить в сторону.
— Тебе не могли давать дорогие камизы и красиво одевать, в Венеции пошьёшь новые, — аль-Мансур нарушил внезапное молчание, прерываемое лишь пыхтением Али, сворачивающего одежду. — Из Киренаики Франческо Лоредана привезли в Тарент. Потом было долгое путешествие по суше в сторону Падуи. Больше месяца.
— Почему так сложно? Быстрее было бы доплыть, — Джованни пытливо посмотрел на аль-Мансура.
— Ты прав, но пока Франческо Лоредан путешествует в Падую и боится сесть на корабль, потому что именно в море отобрали его свободу, Джованни Мональдески получает диплом в Болонье. Их нельзя совмещать. Если Джованни исчезнет, а затем появится Франческо, то это может вызвать подозрения. А так — будут свидетели и у одного, и у второго.
Джованни кивнул, соглашаясь. За дверью послышался шум голосов, пару раз постучали, аль-Мансур крикнул: «Входите!». На пороге появился взволнованный помощник мавра Мусаид:
— Корабль аль-Ашрафа прибыл, он привёз то, что вы просили.
Джованни заметил, как при этом известии расправились плечи аль-Мансура, мавр торжествующе улыбнулся, видно, очень ждал приезда этого аль-Ашрафа с его грузом. Флорентиец внезапно почувствовал сожаление, что давно не видел мавра именно таким — довольным, расслабленным и в чём-то добрым. Таким, которому добровольно отдал себя на Майорке, позволив опутать сладкими речами и обещаниями, ложно полагая, что выторговывает себе свободу и искренне благодарит за спасение жизни. Он опустил голову, рассматривая собственные руки, умелые, способные как нежно вытащить младенца из утробы матери, так и убить своего врага. «Зачем я здесь?» — вновь задал вопрос Джованни, обратившись с тихой молитвой к Господу.
Тихий стук в дверь заставил флорентийца очнуться от мрачных мыслей и взглянуть на вошедшего.
========== Глава 6. Твои люди ==========
«Так вот она, причина твоих вожделеющих грёз, аль-Мансур! Благой источник вдохновения, медоточивой доброты и кроткой нежности! Это мне, дураку и «неверному», можно рассказывать о сказочных лодках, плывущих по небу, и я поверю. Это меня можно приручать, как дикого зверя, проявляя то ласку, то кнут. А сейчас ты растекаешься, подобно горящему свечному воску, при виде утончённой красоты. Что ты там мне пел? Встретимся в Равенне? Ты будешь ждать? На диких землях твоего Востока легко найти мне замену. Красивее, моложе, опытнее, покорнее. Зачем путы на руках тому, кто выгнется навстречу любому по приказу хозяина! Я — ревную? Господь совсем лишил меня разума!»
Взгляд Джованни уверенно скользил и оценивал черты лица незнакомца: гладкую кожу щек, темнее, чем у Михаэлиса, полноватые губы, призывающие к поцелуям, чуть расширенные крылья ноздрей ровного носа, перетекающего в высокий лоб, густые черные брови над выразительно большими тёмно-карими глазами и длинными ресницами, будто обведёнными толстыми мазками чернильной краски. Чуть вьющиеся волосы молодого мужчины были собраны и заколоты сзади, открывая взору лицо и шею, украшенную маленькой прозрачной бусиной, вдетой в жесткую, плетеную из конского волоса нить. Серая длинная камиза и сотканный из цветной шерсти халат с рукавами скрывали фигуру, давая лишь волю воображению, что настолько красивая голова должна быть достойным приложением к стройному, сильному и развитому телу. Только пальцы рук, выглядывающие из-под неровного края рукава, показались Джованни отнюдь не изнеженными, а огрубевшими от каждодневного труда.
«Ну что, мавр, мне на тебя даже не нужно смотреть, воздух уже искрится твоим желанием и похотью — заключить в объятия это чужеземное чудо. И мне самому становится жарко и тесно в одеждах, когда представлю…»
— Садись, — аль-Мансур указал на место рядом с Джованни.
Незнакомец медленно сделал несколько шагов вперёд и опустился на предложенную подушку, не сводя взгляда с мавра, будто ничего его больше не интересовало. Джованни в упор разглядывал его, пытаясь уловить для себя что-то новое, что еще более укрепило бы в мысли, что перед собой он видит дорогую «восточную шлюху». Однако ноздри не улавливали привычный запах благовоний. Одежда, хотя и чистая, пахла залежалой шерстью, долго хранимой в сундуках. Волосы, ниспадавшие на плечи и не скрытые тенью, казались тусклыми и спутанными в лучах дневного света.
— Да, Йохан, — продолжил аль-Мансур, — у вас с Халилом много общего.
«Ага, — мысленно подсказал ему Джованни, — растраханный зад — главное, что нас объединяет!» Халил повернулся к нему и тепло улыбнулся, будто читая мысли. Его улыбка показалась волнующей и притягательной, вызывающей желание прикоснуться поцелуем к ямочкам на щеках, но Джованни заставил себя сдвинуть брови, всё больше утверждаясь в собственных подозрениях, и требовательно обратился к аль-Мансуру на италийском:
— Я не понимаю: зачем ты… господин, знакомишь меня со своей шлюхой? Мог бы и перетерпеть некоторое время, пока я не взойду на пизанский корабль!
Аль-Мансур сложил руки на груди и продолжил рассматривать своих рабов с довольной улыбкой:
— Халил едет с вами, — ответил он на мавританском.
— Вместо одной шлюхи ты посылаешь двух? — удивлённо прищурился Джованни, повернувшись к мавру, совсем ничего не понимая, но радуясь, что положение Халила он угадал точно. «Что? Я не ослышался?»
— Нет. Просто когда ты один, то выглядишь как шлюха. Когда вас двое — все эти мысли достаются Халилу. А еще он очень опытный и талантливый кормчий. Он тебе понадобится в Венеции. Именно поэтому я попросил моего друга, почтенного аль-Ашрафа, его привезти.
Джованни показалось, что лёгкий сквознячок закружил между ними, превращая Халила в замершую статую со склонённой головой и взглядом, упёртым в циновки, покрывавшие пол. «Значит, ты, парень, тоже не знаешь, что приготовил этот колдун? — с некоторой долей злорадства отметил про себя Джованни. — Интересно, ты вообще понимаешь мой язык?»
— С этого момента Халил — тоже твой раб, — продолжил аль-Мансур. У них получался интересный диалог: флорентиец говорил на своём языке, а мавр отвечал на своём. — И его тебе тоже придётся учить своему языку.
— Зачем мне два раба там, где все считают себя свободными? — продолжил расспросы Джованни.
— Ты слишком давно не был на своей земле, — аль-Мансур перешел на италийский, который понимали лишь они двое. — Вы все христиане, однако я слышал, что рабы есть и в твоей родной Флоренции, а в Венеции, которая продаёт рабов с земель, лежащих далеко на севере, их достаточно много. Когда ты назовёшь Али и Халила своими рабами, то там это не вызовет никаких вопросов. Мигелю Мануэлю скажешь, что их послал я, поскольку тебе не доверяю.
— А матери что соврать? — Джованни начинал злиться: двое новых спутников казались тяжкой обузой. Ладно, мальчик, у него есть своя история. «А Халил? Собираю шлюх, хочу открыть своё дело? Объединимся в цех с Луциано?»
— Ты лучше беспокойся о том, чтобы в вашей Флоренции эту драгоценную жемчужину не украли, а не о собственном вранье! Другого такого кормчего у тебя не будет. А о кораблях ты знаешь настолько мало, что в одиночку не справишься.
Мавр говорил слишком туманно, не желая рассказывать большего, что заставляло Джованни недоумевать: причём здесь корабли? Бывшего раба Франческо Лоредана они вообще не должны волновать. Он их боится и путешествует по суше. Вопросов оказалось больше, чем ответов.
