Аль-Мансур жестом прекратил дальнейшие разговоры, вынул два коротких меча из своих сундуков и бросил поверх вещей Джованни:
— Это для защиты. Али, положи книги и лекарскую сумку своего нового хозяина сверху, и можете вытаскивать свои вещи. Подождёте на палубе, пока мы с Халилом поговорим наедине.
«Всё-таки скотина ты, аль-Мансур, — продолжил раздраженно говорить сам с собой Джованни, стараясь принять на себя всю тяжесть сундука. Али держал плетёную ручку спереди и остановил движение, когда они достигли тени мачты, — чёрный похотливый лев!»
— Али, ты знаешь, как нам разыскать нужный корабль в Пизу? — Мальчик кивнул, переводя дух.
Ожидать пришлось долго. Али спокойно сидел верхом на сундуке, болтал ногами, наблюдал за полётом птиц и мельтешением людей на пристани. Джованни всё больше нервничал: они могут опоздать на нужный корабль, сундук можно облегчить — трактат брата Беренгария уж точно оставить заботам аль-Мансура, еды и воды с собой нет, нужно время, чтобы их купить, денег мавр пока не дал, наверно, вручит кошель, когда будет провожать. Мыслей было великое множество: голодать и терпеть нужду одному было бы привычнее, но сейчас ему на голову свалились эти двое. Дверь в комнату мавра всё еще оставалась закрытой, и Джованни показалось, что он уже взглядом высверлил на ней дыру. О чём так долго говорить? «С красивой шлюхой, проклятие!»
Наконец появился Халил. В руках он принёс два увесистых кошеля с монетами. Взлохмаченные волосы, утаенный взгляд в сторону, еще не высохшие дорожки слёз. «Последнее прощай от аль-Мансура!» — подумал Джованни, принимая деньги.
Внезапно его взгляд остановился на свежих царапинах на ладони Халила. Они кровоточили. Тот смутился от внимания флорентийца, постарался слизать кровь языком. На ярком солнце «восточная шлюха» выглядела уже не так притягательно: то, что было незаметным, проявилось сразу. Губы были потрескавшимися, а во рту почти не осталось слюны. Джованни замер, наблюдая, всё больше хмурясь, и чувствовал, как внутри его уже закипает гнев:
— Отвечай, Халил, аль-Мансур тебя сейчас поимел в зад и даже не дал воды, чтобы обмыть тело? — он наклонился и задрал подол камизы, обнажая колени, на которых тоже обозначились кровавые следы трения о жесткие циновки.
— Да, господин, — услышал он над собой тихий ответ.
— Stronzo! — Джованни резко выпрямился, чудом избежав удара собственных крепких костей черепа о не менее крепкие на челюсти Халила. — Идём обратно! — он схватил своего новоиспеченного раба за плечо и потянул за собой. — Али, жди нас!
У двери флорентиец замедлился, памятуя, что здесь принято стучать, и, получив разрешение, решительно направился ко всё еще стоящему посредине комнаты мавру:
— Ты совсем в своей жестокости из ума выжил? — зло заговорил с ним на италийском. — Хочешь, чтобы помимо укусов корабельных блох, я еще горячку на второй день лечил? Почему не дал воды?
Аль-Мансур усмехнулся, медленно повернулся к нему спиной, склонился над низким столиком, наливая из кувшина воду в глиняную чашку:
— Насколько сильно тебя это волнует? — они вновь оказались лицом к лицу. Внешне мавр был спокоен, а Джованни изливал на него горячие волны собственного гнева:
— Ты сам поручил мне заботу об этих людях! Я не двинусь с места, пока не буду точно знать, что наше путешествие пройдёт благополучно.
Мавр протянул кружку Халилу. Тот выхватил её из рук, приложил к губам и принялся с жадностью пить. Рукава его халата складками сползли по рукам вниз, обнажая раны на запястьях, похожие на те раны от верёвок на руках флорентийца, что сейчас только затянулись и были обмотаны чистыми тряпицами. Джованни схватил руку Халила, внимательно ее рассматривая. Тот не сопротивлялся, лишь протянул чашку к аль-Мансуру, молчаливо упрашивая налить еще воды.
— Его привезли насильно, ведь так? — продолжил допрашивать мавра Джованни, а тот всё шире расплывался в улыбке. — Такие следы оставляют железные кандалы. Что смешного?
— Я радуюсь, Йохан.
— А я нет. Ты твердишь мне о важной миссии, а даёшь в помощники измученного пленом мужчину и слабого ребёнка. Напоить и то пожалел! Мы никуда не уедем, пока не получим от тебя то, в чём нуждаемся! — Джованни стоял перед мавром, сжимая от злости кулаки, еле сдерживая себя, чтобы не пустить их в ход и не стереть эту широкую улыбку с лица аль-Мансура.
— Ты молодец, Йохан, — тёплые ладони мавра опустились ему на плечи. Джованни даже не попытался их сбросить. Прикосновение аль-Мансура заставило замереть на месте, но не охладило кипучие страсти. — Теперь ты понял, что благополучие своих людей нужно защищать? Они — твоя семья, и ты принимаешь решения. Ты можешь сам голодать и терпеть, но твоим людям нужен хлеб и вода. Это твоя ответственность! И я спокоен: ты почувствовал это.
Джованни мысленно еще раз перебрал все известные ругательства, которыми посчитал справедливым наградить мавра:
— Значит, если бы мы спокойно отправились в путь, а я бы не вернулся…
— Не получил бы должного урока! — аль-Мансур прижал Джованни к себе, размашисто поглаживая по спине и успокаивая. — Я в тебе не обманулся, мой золотой тигр. Ты уже начал собирать своих людей. Конечно, для вас всё заранее подготовлено: и еда в путь, и вода.
— Stronzo! — Джованни ойкнул, почувствовав как в ответ на ругательство пальцы аль-Мансура попытались проникнуть в щель между ягодиц. — Я еще сажусь с трудом, козёл ты похотливый, тебе Халила мало? — он попытался отстраниться, встретился взглядом с аль-Мансуром и тот его отпустил. И тут же завладел подбородком, насильно целуя в губы:
— Не беспокойся, я дам вам лечебную мазь в дорогу. Хорошего друга я тебе выбрал, — он сделал легкий кивок в сторону Халила. — Пользуйся.
Пресная вода в порту была на вес золота. Её привозили в бочках на корабли и складывали как драгоценный запас для долгого пути. Никто не стал бы тратить её на омовение простого раба. Можно было бы просто зачерпнуть морскую воду ведром и вылить сверху, но аль-Мансур посчитал более милостивым обвязать верёвку вокруг пояса обнаженного Халила и опустить его в воду в щель между танцующих на легких волнах двух кораблей. На радость взглядов всех присутствующих, узревших «восточную шлюху» без одежд.
Вода была холодной, поэтому плавал Халил недолго. Джованни ревниво прикрыл его тело куском полотна, чтобы стереть остатки влаги. Простые матросы здесь не стеснялись и не боялись высказывать предложения и пожелания в отношении того, что видели их глаза.
— Что он тебе пообещал взамен, Халил? — шепнул ему на ухо флорентиец, прижимаясь, прикрывая собой от алчных глаз и чувствуя смущение раба и своё собственное.
— Корабль. Много кораблей, господин.
========== Глава 7. Тавро ==========
От автора: в этой главе упоминается вопрос физического значения понятия «обращение в рабство». Дело в том, что рабство (slavery) как социальное явление существует и по сей день, в историческом времени оно принимало разные формы, но оставалось в рамках отношений «хозяин-раб». Знаком принадлежности служило «тавро» или «стигмата» (на греческом) с именем хозяина, однако упоминания об этом знаке можно легко найти у авторов Древнего мира, затем идёт провал, когда рассматривается арабское и берберское рабство, и появляется вновь в источниках по американскому рабовладению. Доступные статьи и книги по средневековому рабству посвящены торговым путям, подсчету количества рабов, социальным, религиозным и правовым отношениям, всё в общем и без точных ссылок на источники. А вот по поводу именно такой детали (переводящей из статуса свободного в статус раба) — клеймения ничего нет (не нашел). Клеймение (branding) осуществлялось двумя способами: нанесение татуировки и шрамирование раскалённым железом. У греков, римлян и египтян выжигание клейма являлось больше формой наказания, как, например, литера F (fugitivus). В Европе оно также применялось к преступникам (вспомним лилию на плече Миледи). А у Ефремова в «На краю Ойкумены», например, египтяне наносят татуировку на спину рабам. Также эта практика была обычной и в Римской империи. Татуировку можно изменить при передаче новому хозяину, а глубокий шрам уже не удалишь. Поэтому у меня нет оснований считать, что у арабов, завоевавших страны Северной Африки и Малой Азии (до XVI века), был более жесткий способ клеймения (зачем товар портить?). Также нет оснований считать, что клеймо не ставилось: как тогда своих-чужих рабов различать, как вообще отличать хозяев от рабов? Рабы не носили обуви (по местным предписаниям), но тогда — надел сандалии и стал хозяином?
