— Да поможет тебе Аллах! — воззвал он к небесам и, подхватив свой мешок, повернулся к двери, отпер засов и исчез в темноте коридора, оставив Джованни в одиночестве переживать затухающие прикосновения легких лепестков к губам и гадать, когда же теперь появится Фина.

Из небытия его вернул яркий свет лампад, наполнивших комнату. Фина стояла рядом, прикрыв ладонью рот. Это её громкий всхлип «Ах!» заставил Джованни очнуться. Позади неё стояли несколько девушек из числа работниц борделя. Флорентиец попытался изобразить нечто вроде улыбки на лице, мысленно спрашивая: «Красив?». Фина вдруг заплакала и прикрыла лицо руками. Девушки, не сговариваясь, отодвинули свою хозяйку в сторону, схватились за края простыни, заворачивая в Джованни в подобие искусственных носилок, дружно подхватили и потащили по внутреннему коридору, а затем вниз по лестнице в приготовленную купальню.

— Света! Нужно больше света! — стонала мадам, обнимая косяк двери. Джованни уложили в горячую воду, наполненной до краёв широкой лохани, чуть не утопив. — Господи Иисусе, что же это творится! Какой варвар! — продолжила выводить громким голосом свои рулады Фина. Джованни удивлённо наблюдал за ней, не понимая, что еще такого не видела мадам, чтобы так пугаться.

Оказалось, что было с чего так вздыхать, когда к глазам Джованни поднесли мутное зеркало. Весь подбородок и шея сливались в багровый синяк, оставленный следами пальцев аль-Мансура. «Так вот почему я ничего не чувствую!» — подумал Джованни, равнодушно себя разглядывая. На лице и плечах кожа, зацелованная горячим солнцем Майорки, была смуглой, и эти следы выглядели еще не так страшно, как на молочно-белой, скрываемой под одеждой: на боках, спине и бёдрах.

— Он тебя насиловал? Ну скажи хоть слово, милый! — продолжала заламывать руки и голосить Фина.

— Нет!

— Ты, наверно, не чувствуешь, — усомнилась хозяйка борделя, прижимая к груди так и не брошенное шитьё, — из-за боли! Переверните его на бок! Проверьте!

Джованни в сердцах ругнулся на неё на италийском, взмахнув руками: что из-за глупой женщины он не собирается отсвечивать задом всему борделю. Она мгновенно вошла в раж и выругалась уже на него, что он упрямый козёл, годный только свой зад подставлять кому ни попадя, и сколько человек уже там побывало — не хватит пальцев у всего борделя. Они так еще немного поругались на глазах ничего не понимающих марсельских женщин, потом обнялись, и Фина опять разрыдалась. В каменном сердце мадам всё-таки был маленький и трепетный кусочек жизни, способный сострадать именно Джованни.

Флорентиец не помнил, как оказался вновь на перестеленной кровати в отведённой ему комнате, просыпаясь лишь на настойчивые уговоры благодарной Лучи, которая теперь работала служанкой при постоялом дворе, открыть рот и поесть пряной похлёбки, восстанавливающей силы. Луче теперь была доверена вся забота о здоровье Джованни. Фина появлялась днём и под вечер, пытаясь выспросить, чем же таким ужасным напугал флорентийца мавр, что тот позволил с собой так жестоко обращаться. Он поначалу отмалчивался, потом, когда окончательно пришел в себя, рассказал предложенную легенду: мавр нашел ему покровителя, который заплатит за обучение в Болонье, поэтому в следующий раз они с Финой увидятся нескоро, а может — и никогда.

— Учёба же рано или поздно закончится! — с улыбкой попыталась развеять тучи мадам.

— Потом меня аль-Мансур увезёт в Египет, а там — как Господь рассудит! — отвечал ей Джованни, сам уже принимая на веру своё будущее.

Антуан появился вечером второго отпущенного дня, когда флорентиец потерял надежду и мысленно приготовился отправиться с утра в марсельский порт разыскивать корабль аль-Мансура без своих вещей. Единственное, что его волновало в этой утрате — это письма Михаэлиса, волшебная нить, что будет связывать его с прошлым. Уже на пороге дома Фины Антуану поведали обо всех несчастьях, что пришлось перенести Джованни, поэтому кифаред ворвался в комнату с разъяренным видом, с грохотом толкнув дверь, и немного успокоился, увидев перед собой лучившегося довольством флорентийца.

— Вот! — два тяжелых мешка с громким стуком упали на пол, и друзья обнялись. От одежды Антуана пахло конским потом, луковым супом, перебродившим пивом и еще какой-то гнилой тухлятиной, но кифаред уже принюхался к несвежести собственного платья. — Рассказывай!

— Сначала ты! Как тебя встретил брат Доминик? Прочитал письмо?

— Угу, — недовольно отозвался кифаред. — Он сказал, что как ты был дураком, так и помрёшь. Недостаток ума не лечится. А подлинное копьё Лонгина хранится в сокровищнице императора Священной Римской империи. И признано подлинным нашей святой матерью Римской церковью. А ты что? — он оглядел Джованни с подозрением. — И правда с этим рыжим сожительствовал? Будто на безрыбье… У нас красивые кардиналы перевелись?

— Брат Доминик не кардинал, — Джованни уже поднялся с постели, присел на полу и принялся перетряхивать привезённые мешки. — Он бывший инквизитор, который приказал меня пытать. Так где же они? — Джованни, разметав вещи, принялся за следующий мешок. — А теперь — глава канцелярии, доверенный человек Понтифика… Нашел! — письма в сохранности лежали, завернутые в бархатный платок, между двух туник.

— Ты меня не слушаешь? — окликнул его кифаред. — А я уже начинаю сомневаться в твоём вкусе! Этот рыжий церковник, чернущий мавр, кусок мяса де Мезьер, может, и палач из Агда не так уж красив? Отдали мы с Финой нашего ангелочка на растерзание! Миланца твоего помню, ни в какое сравнение. Молодой, статный…

— Нет, — протянул Джованни, прикладывая письма к груди, — Михаэлис лучше всех. Письмо Якуба у тебя?

Антуан покряхтел немного и присел рядом с Джованни, положив тому руку на плечо:

— Тут такое дело, зол я был слишком на твоего церковника, что выручать тебя из беды не захотел. Вот и сунул это письмо одному посыльному из канцелярии. Мы с ним в таверне выпили немного, я приплатил пару монет из твоих запасов…

— И где теперь письмо? — спросил Джованни, бледнея от ужаса, что кифаред отослал его в Агд.

— Едет в Париж, — извиняющимся тоном отозвался Антуан. — Я же понимаю, что палачу такое нельзя показывать про его брата. А про де Мезьера подумал: может, он поможет тебе. Королевский советник всё же…

***

От автора: без должной подготовки по истории Венеции дальше не смогу продвинуться, а еще и Болонья! Буду рад «ждущим», но несколько следующих глав пишутся набросками пока в режиме черновиков.

========== Глава 5. Отъезд из Марселя ==========

Джованни от страха покрылся холодным липким потом: решение его судьбы теперь будет в руках Готье де Мезьера, а что придёт на ум советнику короля — непредсказуемо. Уж он постарается повернуть всё с выгодой для себя!

— Я погиб, — в голос застонал Джованни, отнял от груди руки с письмами Михаэлиса. Его брови дрогнули, скорбно набухли в узлы над переносицей. Губы сжались, а потом затряслись бессильно, выпуская наружу плач. — Я же ему обещал… — голос прервался спазмом рыданий, из глаз покатились слёзы, — что больше ни с кем, кроме него. Он говорил… сделай выбор: со мной или уходи прочь. А я… — письма рассыпались по полу, Джованни спрятал лицо в ладони, продолжая изливать своё горе.

— Кому обещал? — Антуан приобнял его за плечи, крепко и до боли сжал пальцами, чтобы вернуть друга в сознание. — Палачу своему? Он что, не знает о твоём прошлом? Они же все — просто клиенты. Ты теперь с голода должен помереть, но задницу сберечь? Вот зачем ты позволил себя насиловать этому мавру? Я не понимаю!

Джованни распрямил шею, обратил разгоряченное и покрасневшее от слёз лицо к кифареду. В голове стоял вязкий тяжелый туман, все мысли и чувства затаились, беспомощно спрятавшись, воздуха не хватало, чтобы вымолвить и слово. Антуан с осторожностью убрал с его лба налипшую прядь волос, погладил по щеке, проверив большим пальцем границу, где естественный цвет кожи смешивался с уже бледнеющим синим:

— Ты запутался, перестал слышать слова Господа. Наплюй на всех, пойдём со мной в Компостеллу, пока не поздно.