Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда беден народ, то рождаются подлость и низость. Бедность родится в нехватках; нехватки родятся тогда, когда люди не пашут. Когда же не пашут, то нет и зацепки на земле. А нет раз зацепки на земле, то все из деревни бегут и к дому, к семье уважения больше не знают. Народ стал что птица, что зверь. И будь то высокие стены, глубокие рвы, свирепый закон и тягчайшие кары – не могут они все равно стать удержем для населенья.

Подумаем ведь только, что холод берет от одежды, не требуя, чтобы все было легко и тепло; что голод от пищи берет, не требуя, чтоб все было и сладко и вкусно. Когда ж подбираются к телу и голод и холод, то тут человек уж не смотрит на совесть и стыд. Человек так устроен, что стоит в день ему раз или два лишь поесть, как голоден он; и если год целый не шьется одежда, то он уже зябнет. Представьте ж, что чрево голодное пищи своей не имеет, что кожа иззябшая не получает одежды. Тогда даже самая нежная мать не сможет сынка своего обеспечить. Как сможет тогда властительный князь народ свой считать своим? Разумный властитель, он знает, что это именно так. Поэтому он и старается, чтобы народ прилежал к земледелью и туту. Он снижает поборы и подать, расширяет запасы и скопы. Все это для того, чтоб наполнить амбары, сараи на случай и засух. Поэтому народ ему возможно взять в свое влиянье. Народ – это то, что верховным пасется, как стадо. Стремится он к выгоде так же, как воды, идущие вниз, во всех направленьях, не разбираясь.

Заметим, что жемчуг, и яшма, и золото, и серебро голодным не может их есть, а зябнущий их не наденет, а между тем люди ими все дорожат. Объяснить это надо лишь тем, что в ходу они только у высших.

Ведь какая ж это вещь! Легкая и мелкая, легко ее запрятать. В ладони помещается вполне, и можно с ней вокруг Страны среди морей объехать и не бояться с ней ни голода, ни холода. Она заставит служащего князю легко показать свою спину властителю. Народ же легко будет прочь уходить из деревни. Воров и грабителей есть чем привлечь, беглец-дезертир получит легкий достаток. Просо и рис, холст, шелк рождаются в нашей земле, растут в свое время, с земли собирает их сила людей; не могут они в один день быть готовы. Тяжесть в несколько даней-«камней» – их средний человек не одолеет; воспользоваться этим подлецу не так удобно. Но если хоть на день нельзя достать их, то голод и холод сейчас же настанут. Вот почему разумный государь на первом месте чтит все пять хлебов и ни во что не ценит золото и яшму.

Возьмем теперь крестьянскую семью в пять едоков. Из них не меньше двух в повинности идут. Они сумеют запахать всего лишь сотню му. Сбор с этой сотни му не будет больше ста «камней». Весной крестьянину пахать, летом полоть, осенью жать, а зимой сохранять, рубить топором валежник, дрова, ходить по делам в управленье узда, давать на повинность людей. Весной ему некуда деться от ветра и пыли, а летом ему тоже некуда деться от знойной жары; ему осенью некуда деться от хмурой погоды, дождей; зимою же некуда деться от стужи, жестоких морозов. Итак, средь этих времен года нет дня, чтоб он мог отдохнуть. Да к этому еще прибавить надо свои дела: то провожает он, то он встречает, то плачет вместе с кем-нибудь, хоронит, то навестить идет больного. Или берет он сироту, или растит свой молодняк, и все такое включено в его же времяпрепровожденье. Вот так страдает наш бедняк. А тут прибавятся еще на его голову напасти потопов разных и засух, свирепые наскоки от властей, жестокие терзания от них; и тут же все несвоевременные подати, поборы; приказ поутру, вечером – отмена. Когда есть что ему продать, он продает за полцены; коль нечего ему продать, тогда займет под увеличенный процент. И вот тогда бывает так, что он продаст свои поля, свой дом, своих детей и внуков – все для того, чтобы уплатить свои долги. А между тем вот вам купцы: те, кто из них побольше, покрупней, те деньги копят, в рост дают под очень крупные проценты; а те, кто меньше и слабее, сидят рядком, торгуют всем. У них в руках все замечательные вещи, с которыми они по рынку бродят целый день и пользуются тем, что в чем-нибудь есть острый недостаток, и продают втридорога тогда. Поэтому-то мужчины у них не пашут, не полют, а женщины их не работают в тутах, над пряжей они не сидят. В одежде своей они обязательно блещут, а в пище у них – все мясо да рис. У них никаких нет забот земледельца, но полностью все, что снимается с поля. В силу богатства, довольства они могут с князьями, графами дружить, влияньем своим превосходят все власти. Друг к другу льнут только, коль выгодно это. На тысячу ли гуляют надменно; их шапки и зонтики смотрят друг в друга. Едут в прочнейшем, стегают жирнейших, обуты в шелка, волочат атлас. Вот чем купец съедает, глотает совсем земледельца; вот почему земледелец струею бежит. Ныне закон презирает купца – глядь, а купец знатен, богат! Закон землероба держит в почете – глядь, землероб и беден и нищ! Выходит, что тот, кто толпой возвеличен, в презрении у государя, а тот, кто властями унижен, тот у закона в чести. Верхи и низы друг другу обратны, любовь-нелюбовь совсем разошлись… И вдруг теперь пожелать, чтоб страна богатела, закон чтоб был тверд! Нет, это не выйдет!

В нынешних наших делах нет лучше, как нам предоставить народу уйти в земледелие – только! И если хотим мы, чтоб весь наш народ ушел в земледелие сплошь, то дело за тем лишь, чтоб ценным осталось зерно. А путь к возвышенью зерна заключается в том, чтоб народу оставлено было зерном получать поощренье, зерном же и штрафы платить. И вот призываем китайский наш мир вносить все зерном губернаторам мест, чтоб этим себе чины добывать и этим свои погашать преступленья. Мы будем иметь положенье тогда, в котором богач получает чины, а бедный мужик – тот деньги получит: зерно обретает тогда большую подвижность-текучесть. И право, все те, кто смогут вносить все зерном, чтобы чин получить, все эти имеют, конечно, избыток. Если брать у того, кто в достатке, чтоб дать содержанье дворцу, то подати бедных людей можно сильно скостить. Это будет лишь значить, что мы отнимаем лишь там, где избыток, и тем отдаем, у кого недохваток. С каждым указом народу вольготней. То, что идет за народною волей, то, что полезно бывает народу, трояким я мыслю: во-первых, чтоб царь-государь имел все в полном достатке; второе, чтоб подать с народа снижалась; а третье, чтоб был поощряем его земледельческий труд. Теперь же велят, чтобы те, у кого в упряжке есть лошадь иль лошадь под верхом, избавлены были от трех рекрутов. А конь верховой, боевая телега – военное приспособленье, известное миру всему. Поэтому-то и снимаются с них три рекрута разом. Поученье бога-пахаря нам говорит: «Пусть будет из камня стена в десять сажен, бурлящие рвы на сотню шагов и сотни десятков тысяч носящих кольчугу солдат, но, если не будет зерна, удержаться не смогут они». Если так нам смотреть, то зерно – это важная царская вещь, основная забота правительств. Велите народу вносить все зерном, чтобы чины получать до пяти степеней больших магнатов и выше; и этим же рекруту дать одному свободу. Тогда это будет далеко отдела, в котором с отличием действуют всадник и конь.

Титул есть то, что во власти монарха: выходит из уст его, длится весь век. Ну а зерно – это то, что посеет народ: родится в земле и без всяких ущербов.

Меж тем получение титулов знатных, а также уход от заслуженной кары – вот то, чего люди отчаянно жаждут. Вам стоит велеть лишь людям вашего нашего мира, чтоб подать в зерне вносили они на границу – для чина иль для искупленья вины. Пройдет года три и не больше того, как зерна на заставах будет, конечно, много.

Искусство действовать на душу. Традиционная китайская проза - i_004.jpg

Хань Ин

«Книга од» в редакции Хань Ина в ее особом толковании. Глава «Любовь к народу»

Править народом – это как будто, так скажем, удить; это и есть – затаить себя в ладони, а вниманье все на крючке, так только и можно поймать себе рыбу.

Атак, чтобы, начав с ближайших мест, идти и управлять народом, живущим далеко, то это я бы, в общем, уподобил управленью лошадьми в военной колеснице; и вот как в ладонях все ловко! И слажено все в удилах – ведь только так конями править можно! Поэтому самое важное в высшей системе вещей – это то, что она без живого лица – не система.

5
{"b":"651984","o":1}