Теперь что касается тех, кто с другою фамильей, но, чувствуя силу в себе, было двинулись Вас супротив, то, к счастью, Хань их всех уже поборола. А все ж не легко было выследить их. Одной же фамилии с Вами все двигались точно по тем же стезям, как то и доказано явно. И положение дел всегда неизменно такое именно было. Все, что несет с собой беда, несчастье, все это изменить никто не знает как, и даже если на престоле сидит теперь владыка просветленный и тот не может к спокойствию мир привести, как быть тогда грядущим поколеньям?

Дань, резчик рогов, мог за день их разделать двенадцать туш, а лезвие ножа не затуплялось. Чем это объяснить? А тем, что нож его, куда б ни шел, где б ни рубил и чтобы он ни резал, разнимал, по общим линиям всей туши направлялся. А там, где кости и хрящи, он брал иль тяпку, иль топор. Но надобно сказать еще, что человеческий резон, и честь, и толща доброты – все это лезвие ножа в руках у властелинов наших, в то время как авторитет и власть, закон и суд – топор и тряпка. Теперь возьмем владетельных князей – они все вроде тех костей, хрящей: отбросить от себя топор и тряпку, а действовать лишь лезвием ножа, по-моему, то значит лишь идти на то, чтоб затупить его иль вовсе обломать. А почему не применяли их к тем мятежам на юге от Ху-ай иль к северу от Цзи? Там создалось такое положенье, что не пришлось, и все…

Я как-то раз когда-то проследил дела былые эти, и, в общем, так выходит, что все, кто посильней, бунтуют ранее других. Так, князь страны Хуайинь еще был князем в Чу; он был сильнее всех и взбунтовался первым. Хань Синь, на варваров-номадов опираясь, восстал затем. Гуань Гао получил поддержку в Чжао – и тоже начал бунтовать. Чэнь Си с отличными войсками восстал вослед, Пэн Юэ использовал Хуайнань – восстал и он. Лу Гуань был самый слабый – и он поэтому восстал совсем последним. Чаншаский князь имел всего дворов лишь тысяч двадцать и еще пять тысяч, за ним их числилось не много, но был он лучше всех других; по силам был он очень слаб, но был честнейшим среди всех. Не то чтоб только он отличен был особою натурой, но расстановка сил была уже такая.

Представим же себе, что в те былые дни и Фань, и Ли, и Цзян, и Гуань, забрав себе десятки городов, на царство сели бы тогда. Сегодня, правда, их уж нет, но ведь представить это можно. Затем, допустим, Синь, Юэ и им подобные вояки сидят еще среди князей. Они могли б сидеть средь них и жить до самых наших дней! Итак, выходит ведь, что для Страны под небом нашим в больших чертах нам можно знать, что для нее пригодно. Так, если захотеть, чтоб все царевичи, князья, покорно и лояльно нам служили, нет лучше, чем велеть им быть такими, как тот Чанша. Теперь, коль пожелать, чтоб дети феодалов Ваших не превратились в крошево из мяса, нет лучше, чем велеть им быть как Фань и Ли. А если пожелать, чтобы вообще в Стране под нашим небом царил лишь образцовый мир, нет средства лучше, чем как можно больше феодалов здесь насадить, но силы их ослабить. Когда их силы слабы станут, то ими будет Вам легко, как должно, с честью управлять. Ведь если государство слабо, то у него не будет зряшных мыслей; и надо вообще создать такую силу в Империи среди морей, которая б напоминала тело, что двигает своей рукой, рука же пальцем управляет, и ни один из них не отойдет от послушанья воле тела. Теперь, когда владетели-князья уж не дерзнут питать в себе желанья не те, которые должны бы, то все, как спицы в колесе, сплотятся вокруг Вас, себя Вам отдадут, вверяя Вам теперь, как Сыну неба, свою судьбу. Что это мир и есть, то понимают все, и даже маленькие люди из народа. Вот почему в Стране под нашим небом все будут понимать те светлые начала, которые угодно Вам развить. Нарежьте всем определенные куски земли, создайте им режим – и пусть из этих разных там и Ци, и Чу, и Чжао у Вас получится такое-то число несходных государств. Пусть сыновья и внуки князя Дао-хуэя, и князя Ю, и Юаня-князя – все по порядку получают удел земли наследственного рода. А земли кончились – на этом и предел. С другими вотчинами, вроде Янь, Лян и прочими древнейшими из них, – со всеми поступите точно так же. В тех случаях, когда удельных единиц довольно много, а сыновей и внуков маловато, основывают им особенный удел, создав его порядком лишь условным, в пустых словах, и предоставив всем на свет рождающимся детям, внукам их быть тех уделов господами. А земли рядовых князей пусть отчуждаются у них и конфискуются в казну для дома Хань, князья снимаются, им назначается совсем другое место, и там потомству их отводится удел, им компенсируя количество земли. Вершок земли – и человек на нем, а Сыну неба – никакой корысти. Ему, по-честному, лишь утвердить спокойствие и мир бы – и это все! Тогда вся Поднебесная узнает, что Вашему Величеству угодно быть честным и умеренным всегда.

Когда таким порядком вся земля получит установленный режим, то дети, внуки царской всей родни не будут сокрушаться мыслию о том, что им-де быть на троне не удастся. Тогда с их стороны, как подданных внизу, не будет возникать желанья бунтовать, у Вас же наверху необходимости не будет, чтоб их казнить. Тогда в Стране под нашим небом все будут знать, что Вы, Ваше Величество, гуманны и добры. Когда же установятся законы и нарушений их уже не будет, когда приказ пойдет, ему ж наперекор никто уж действовать не станет, то все подвохи Гуань Гао и Ли Цзи не смогут даже и родиться, а каверзы Чай Ци, Кай Чжана и других не будут в зародыше своем. Простой народ потянет на добро, чины империи, из тех, кто покрупнее, свою покорность Вашим начертаньям докажут все, и вот тогда вся Поднебесная узнает о нравственных, незыблемых устоях, для Вашего Величества священных. Тогда готовьте краснотелого младенца для власти над Поднебесною страной – в ней будет мир, поставьте Вы над нею того, кто все еще в чреве остается, пусть принимает всех в аудиенции лишь скинутый кафтан – не будет в Поднебесной смуты.

Для современников великий будет мир и устроенье, а в будущем потомстве Вас прославят как совершенномудрого царя. И вот одним лишь мановеньем пять завершений дел приложите к себе. Кого боитесь Вы, Величество, теперь, что долго так не делаете это?

По положенью дел сейчас в Стране под нашим небом она теперь больна разбухшими, как опухоль, частями. Когда голень моя разбухает, становится она как поясница, а палец – тот таким, ну прямо ляжка. И я не могу ни согнуть, ни разогнуть такие пальцы, как хотел бы. Когда вот так один или два пальца судорогой сводит, то я всем телом ощущаю неудобство и весь как есть настороже… И ежели сейчас же не лечить и этот случай упустить, то обязательно усилится болезнь и застареет. Потом зовите хоть Вянь Цяо, не сможет он покончить с ней. Да эта ведь болезнь сидит совсем не в опухолях только – нет, из-за нее еще больны конечности почти параличом. Ведь сын Юаня-князя – кузен царя, а нынешний правитель, ван – кузена сын. Сын князя Хуэя – он родитель – он сын племянника того. Выходит, что ближайшая родня порой удела не имеет, чтоб чувствовать себя довольной в Поднебесной, а дальняя родня – бывает с нею так, что власть себе она большую забирает и наседает с ней на Сына неба. Вот почему покорнейший слуга Ваш, государь, еще раз скажет так: не только опухоль болезненна сейчас, но и конечности, считай в параличе.

О чем же плакать и жалеть, как не об этаких болезнях?!

Когда сверхмудрый царь сидит вверху народа, народ не зябнет и не голодает, то дело здесь не в том, что царь пахать умеет и этим кормит свой народ иль что царица ткет и одевает свой народ. Нет, дело в том, что он откроет путь верный к благосостоянью. Вот почему при Яо и при Юе потоп был целых девять лет; при Тане засуха была и тоже длилась семь годов, а между тем в стране никто не был заброшен и не болел. Происходило это оттого, что накоплений было много, предупрежденье зла шло полным ходом, и давно уж. Теперь у нас, внутри морей, Страна вполне единой стала; обилием земли и жителей на ней не уступает Юю, Тану. Прибавим к этому еще, что нет ни засух, ни потопов – небесных бедствий многолетних. А между тем в своих запасах мы отстаем от древних лет. Как это так и почему? Дело в том, что земля обладает еще не использованной своей силой. Земля, что рождает хлеба, не запахана вся целиком, а запасы гористых и низменных мест не проявлены полной чредою, и бродячий наш в поисках пищи народ не ушел еще весь в земледельческий труд.