Затем взгляды всех присутствующих устремились на мистера Спока.

Споку, который нередко чувствовал себя чужим даже среди своего народа, замечание Кирка вовсе не показалось странным. Несколько секунд он размышлял над проблемой.

В прошлом, когда ему приходилось, находясь среди примитивных землян, выдавать себя за одного из них, его сложение ни у кого не вызывало подозрений. Брови его выглядели несколько странно и вызывали замечания, но скорее язвительного, чем опасного характера, которые легко было игнорировать. Из всех немногочисленных внешних различий между вулканцами и землянами лишь одно представляло опасность: его уши.

Распахнув плащ, он развязал пояс рубашки и повязал им лоб. Повязка прикрыла его брови и, что ещё важнее, скрыла острые кончики его ушей.

– Полагаю, – сказал он, – североамериканцы двадцатого века примут меня за выходца из дальней, но не инопланетной, страны.

Джеймс Кирк одобрительно кивнул.

– Это чрезвычайно примитивная и параноидальная культура. Мистер Чехов, выдайте каждой группе фазер и коммуникатор. На связь выходим только в самых крайних случаях. – Джим обвёл присутствующих взглядом, убеждаясь, что они полностью уяснили предстоящую опасность. Учитывая страхи землян двадцатого века, будет, пожалуй, лучше, если его люди не будут выглядеть столь официально. – Чехов, Ухура, вам лучше снять эмблему Звёздного Флота.

Они понимающе кивнули и последовали его указанию.

– Есть вопросы? – спросил Кирк.

Никто не произнёс ни слова.

– Отлично. Давайте возьмём то, зачем прилетели, и уберёмся отсюда. Наш мир ждёт нас.

Утро понедельника хуже всего, если дело касается мусора. Скребя толстыми перчатками по асфальту, Джэви сгрёб разбросанный мусор и запихал его в урну. Вообще-то они с Беном должны были только забирать мусор из урн, но Джэви больно было смотреть, как всякий раз после уик-энда Голден-Гейт-Парк захламлён мусором, поэтому он иногда позволял себе нарушить правила.

Изрыгая выхлопные газы в туманный, с запахом моря воздух, мусоровоз задним ходом приблизился к Джэви. Вскинув урну на плечо, Джэви опорожнил её в мусородробилку. В течение первых недель на этой работе он каждый день придумывал для машины другое название, но, в конце концов, не так уж много названий можно придумать для дробящих всё зубов и перемалывающих челюстей. Больше всего ему нравилось сравнение мусороперерабатывающей машины с прессом, давящим брошенные автомобили. Отходы мелкие и отходы крупные. Но эту идею он ещё не отшлифовал как следует. Что бы ещё такого придумать? Он попробовал сравнить неотшлифованную метафору с бесконечным романом, который он писал, точно так же, как пытался сравнить мусородробилку и дробилку автомобилей. Мелкое неоконченное дело и главное неоконченное дело. Может, ему следует выбросить свою рукопись в мусородробилку.

Ты перегибаешь палку с символизмом, Джэви, сказал он себе.

Подняв вторую урну, он опорожнил её в мусородробилку.

Порой Джэви подумывал, а не стать ли ему опять учителем. Но он знал, что тогда не сможет уделять своему роману столько времени, сколько сейчас. Ему нужен именно физический труд. Теперь работа над книгой продвигалась намного быстрее. Но закончить её он всё ещё не мог.

Встав сзади на подножку мусоровоза, Джэви выждал до следующей остановки, где их ожидал целый ряд урн. Бен вышел из кабины и присоединился к нему.

– И что дальше? – спросил он.

Джэви рассказывал ему отрывок из своего будущего романа. Все книги для начинающих авторов, и все известные ему преподаватели, обучающие, как следует писать, в один голос утверждали, что те, кто рассказывают о своих будущих книгах, никогда не могут написать их. Много лет Джэви верил этому и никогда ничего никому не рассказывал прежде, чем написать это. Но недавно он встретил писателя – настоящего писателя, чьи книги издавались и продавались.

«На самом деле всё совсем не так, Джэви, – сказал ему этот писатель. –  Никогда не слушай тех, кто говорит тебе делать так же, как они. Не позволяй другим навязывать тебе свои правила. Они норовят тебя зажать. В нашем деле правил не существует». Тот писатель был пьян, так что, возможно, всё это была чушь, но ради эксперимента Джэви нарушил этот непреложный писательский закон и стал рассказывать о том, что собирается написать. Рассказывать Бену. А потом возвращался домой и писал это. Он ещё не продал написанное, но, по крайней мере, он его закончил. Пока что он получил три письма с отказом. Джэви даже привязался к своей коллекции отказов. Порой это беспокоило его.

Схватив с земли скомканную газету, он отправил её вслед за остальным мусором.

– Да рассказывай же, Джэви, что там дальше? – спросил Бен, опорожняя очередную урну в мусородробилку. Джэви постарался не обращать внимания на то, что из этой урны посыпалось. Первые несколько недель он с интересом смотрел, что именно люди выбрасывают, но теперь зрелище мусора раздражало его. Он надеялся, что со временем перестанет замечать его, но тогда, пожалуй, настанет время искать другую работу.

– Так я ей сказал, – сказал Джэви, подражая голосу своего персонажа, – если ты думаешь, что я собираюсь выложить шестьдесят баксов за какой-то паршивый тостер овен, подумай лучше о чём-нибудь другом.

С моря подул ветерок, принеся на смену выхлопам двигателя солоноватый запах. Очень скоро туман рассеется. Джэви нравилось работать в раннюю смену; он любил рассвет даже в туманные дни. Несколько минут назад, перед самым восходом, он и Бен видели падающую звезду, необычайно яркую в тумане.

– И что она ответила? – спросил Бен, будто Джэви рассказывал ему о настоящем споре с настоящей женщиной. Бен был замечательным слушателем. Единственным недостатком его было то, что он никогда не покупал книг. Бен смотрел телевизор. Изредка он ходил в кино. Джэви подумал, не лучше ли ему написать по своей книге сценарий – на телевидение он, конечно же, не пройдёт, для этого он грубоват – и отправиться с ним в Лос-Анджелес.

Ветерок усилился, затем резко стих.

Внезапно разбросанный по земле мусор поднялся в воздух; ветер опрокинул урны, выдул из них содержимое, закружил пыль и листья, задул с такой силой, что Бену пришлось ухватиться за борт мусоровоза, чтобы устоять на ногах. Джэви споткнулся, и Бен подхватил его.

Ветер прекратился так же внезапно, как начался. Он не затих; он именно прекратился.

– Что это было? – спросил Джэви.

Его передёрнуло от резкой боли в ушах. Боль превратилась в высокий, пронзительный, режущий звук. В предрассветных сумерках вспыхнул яркий свет. Джэви взглянул в направлении этого света – и увидел в тумане сверху спускающийся из ничего трап и появляющихся из ничего людей. Он застыл, не в силах произнести ни слова.

Бен схватил его за руку и потащил к дверям машины.

– Убираемся отсюда, быстро!

Слишком ошеломлённый, чтобы сопротивляться, Джэви плюхнулся на место водителя. Бен толкнул его на пассажирское сиденье, захлопнул дверцу, схватился за руль, включил передачу и, отпустив тормоз, вдавил ногу в газовую педаль. Мусоровоз рванулся вперёд.

– Подожди! – закричал Джэви. Он потянулся было к дверце со своей стороны, но Бен схватил его за шиворот и оттащил назад. Джэви пытался сопротивляться, но Бен был вдвое крупнее его. – Ты видел это?

– Нет! – проорал Бен. – И ты тоже ничего не видел, так что заткнись!

У Джэви мелькнула мысль выпрыгнуть из машины, но Бен уже разогнался до пятидесяти миль. Он попытался что-нибудь разглядеть в зеркале заднего вида, но свет и трап исчезли, и он не смог увидеть ничего, кроме теней.

Джим вышел первым и, дождавшись, пока спустятся остальные, дал сигнал убрать трап. Трап исчез в маскировочном поле. Люк закрылся, отрезая их от света внутри корабля.

– Слышите это? – спросил Зулу.

Низкий шум быстро затихал вдали.

– Это их транспорт, – сказал Джим. – Наземные машины с двигателями внутреннего сгорания. В такой ранний час их не должно быть много, но чуть позже все улицы будут забиты ими.