Ледяная морская вода, рассвет. Дагур как-то ожесточённо черпал воду ладонями, плескал на разгорячённое лицо. Он помнил, как смотрел в даль, на линию горизонта, чувствуя, как сердце разрывает чья-то ладонь. Дагур встречал солнце, понимая, что ночь, подарившая ему самые желанные мгновения жизни, прошла. Что этот яркий шар, под покровительством богов, будет смотреть на него зверски. Будет мучить его душу до тех пор, пока не скроется с алым рассветом, окрасив небо кровью всех влюблённых мира. Берсерка понимала только луна… Только та самая луна, под которой он сидел вместе с Хедер на корабле охотников и рассказывал ей разные истории. Смешные и не очень. Луна видела, как в Дагуре рождались чувства к сестре. Луна специально освещала Хедер так, что Дагур невольно засматривался на неё, забывая о том, что хотел сказать. Просто смотрел. Долго, внимательно. Ещё не осознавая, что влюбляется. Просто видя в ней девушку. И… Невыносимо прекрасную девушку.

А теперь, спустя столько месяцев, он провожал луну с тоской. Он верил этому холодному шару в небесах, что никогда не поворачивался к нему спиной. Он помнил все моменты, что провёл с Хедер. Все до единого. Но больше всего запомнились ему те, что сопровождала луна.

Дагур вспоминал её кожу, и лёгкие сжимались, растворялись в нём. Дыхание становилось таким тяжёлым, что со стороны казалось, что берсерк умирает. Он помнил блеск её глаз, её губы, руки… Помнил, как она сказала: «Всё равно». Помнил, как Хедер кричала от боли и наслаждения. Помнил, как кромсал её на куски, убивая самого себя своей страстью. Боги… Она даже кричала красиво. Он помнил огонь, который потух, не в силах побороть то пламя, что уничтожило в Дагуре разум.

С криком, берсерк замахнулся, метнув топор в мишень. Дерево раскололось пополам так, что Тройной Удар не успел завершить работу своего наездника. Повернув голову, дракон непонимающе посмотрел на Дагура. Но тот лишь покачал головой и, готовый закричать вновь, опустился на землю, зарываясь пальцами в волосы. Он хотел увидеть Хедер. Хотел сказать ей всё, объяснить… Хотел вымолить у неё прощение, хотел оживить её. И не мог. Потому что знал — она убежит от него.

— Дагур!

Берсерк резко поднял голову, обернувшись. Но это был всего лишь Иккинг, быстрым шагом направляющийся к нему.

— Я тебя по всему Краю ищу! Где ты был всю ночь? — спросил Хэддок на ходу, остановившись рядом с Дагуром.

Берсерк ничего не ответил. Медленно поднявшись, он отвернулся, смотря на разгромленную арену. Он уничтожил здесь всё, но и на каплю не смог погасить того чувства, что пожирало его. Перед глазами этот пустой взгляд, который нужно было стереть с глаз Хедер. Вырвать с силой, заставить вновь блестеть. Злобой, любовью, ненавистью — чем угодно! Лишь бы глаза её ожили.

— Тренировался.

— Дагур, послушай…

— Тренировался! — повысил голос берсерк, резко разворачиваясь и направляя на Хэддока кинжал.

Иккинг попятился, с ужасом смотря на лицо Дагура. В этот момент сын вождя Олуха увидел в своём «братишке» такое отчаяние, которое невозможно было сравнить с чем-либо на земле. В глазах берсерка вот-вот, казалось, и появились бы слёзы. Закрыв глаза, Дагур отвернулся, опустив плечи, и выронил кинжал из пальцев. Лезвие глухо ударилось о землю. Берсерк не мог сдержать в себе ярость.

— Скажи, что случилось? — осторожно спросил Иккинг, едва коснувшись ладонью плеча Дагура. — Поверь, ты не сможешь держать всё в себе и…

— Да пошёл ты, — грубо перебил Хэддока Дагур, скидывая его руку с своего плеча. — Просто иди сейчас к Астрид. Тебе нужно больше быть рядом с ней.

Иккинг сжал губы, опустив глаза. Он почему-то чувствовал себя виноватым за то, что происходило с берсерком. Хотя Хэддок даже на долю не представлял, какие демоны рвали душу его «брата». Он хотел было уже оставить Дагура одного, как вдруг тот сказал каким-то неестественно серьёзным голосом:

— Ты не ценишь то, что у тебя есть, Иккинг. Правда. Ты влюблён в Астрид, а она в тебя. Вы просто теряете время, которое могли бы провести рядом, — он повернул голову, смотря на растерянного «братишку». — Просто скажи ей всё. Ты можешь. У тебя есть право.

Иккинг некоторое время стоял в полной растерянности. Ему казалось, что он начинает догадываться, что происходит внутри берсерка. Он начинал понимать, что такие слова мог сказать только тот, кто уже чувствовал. Слова справедливые, но прозвучавшие как-то… Странно. Нет, Хэддок всё понял точно.

— Дагур, неужели… Ты любишь?

Заданный напрямую вопрос. Некоторое время Дагур стоял, ничего не отвечая. Просто смотрел на Иккинга с некой отстранённостью в горящих вечным безумием глазах. Наконец он поднял лезвие кинжала и, подставив его под луч молодого утреннего солнца, произнёс с лёгким смешком:

— Возможно.

— Но кого? — решив пробить стену берсерка, Иккинг стал более настойчивым в вопросах. — Я не понимаю…

— Всё просто до смешного. Но понимать не стоит, — ухмыльнулся берсерк, пытаясь согнать с себя груз мыслей и вернуть прежнюю маску. Однако получалось у него плохо, и он сдался, опустив глаза. — Этого тебе не нужно знать.

***

Хедер чувствовала, как кровь начинает стучать в висках. Пока драконьи наездники тренировались на другой стороне острова, отрабатывая новую тактику, она пряталась в хижине Астрид, за бочками с ледяной водой, в тени. Просто считая секунды, минуты, часы, выжидая момент… Пока Хофферсон не ушла из хижины, оседлав Громгильду и отправившись вместе с Иккингом на другую сторону острова. Странно… С самого утра он довольно часто заходил в хижину Астрид, придумывая какие-нибудь пустяковые поводы. Прислушиваясь к их диалогу, она понимала, что Хэддок явно хочет сказать Астрид что-то. Что-то до глупости простое, но важное. Искреннее и чистое. Но никак не находит слов или решимости в себе.

И, когда они с Астрид вновь уходили из хижины, Хедер глубоко вдыхала в себя воздух и, откинув голову назад, билась ею о стену. Тихо, почти без боли. Просто пытаясь не потерять связь с реальностью.

Она ненавидела себя больше, чем что-либо в жизни. Ненавидела за то, что позволила Дагуру пробиться внутрь своего сердца. Ненавидела за то, что отдала ему свою чистоту. Ненавидела за то, что… Полюбила его. Всё это нисколько не отвращало её от брата. Нет. Даже после того, что произошло ночью, Хедер всё так же дорожила им. Всё так же чувствовала странную боль в сердце, странный ком в горле. Чувствовала, что ей необходимо увидеть его, но останавливала себя. Просто потому, что потом… Будет сложнее.

И снова перед глазами Дагур. Его дыхание, тяжёлое, словно он поднимал лёгкими землю. Его глаза, которые… Она видела. Несмотря на то, что сказала ему обратное. Она видела, как менялось лицо брата, когда он смотрел на неё. Она видела безумие, с которым он коснулся тогда её шеи. Впервые, ставя точку прежней жизни и начиная новую с большой буквы. Просто одним лишь прикосновением, взглядом, ударом руки… Он дал понять, что никогда не отпустит её. Он сказал одним лишь выдохом, что Хедер значила для него столько же, сколько и он для неё. Жестоко… Но чувства к Дагуру Хедер сравнивала с ударами ножа.

Слёзы снова потекли по щекам. Как это — любить и знать, что вам просто нельзя быть рядом? Нельзя целовать друг друга, нельзя касаться… Как бы мерзко ни звучало — Хедер до безумия нравилось, когда Дагур касался её. Она готова была поставить на повтор тот момент, когда он развязывал на ней бинты, давая дышать. Готова была отдать всё, чтобы вновь почувствовать его ладони на своей коже. Потому что это стало нужно. Это стало важным. Потому что это было с Дагуром. Поцелуи, касания… Секс. И любовь была только с ним. Хедер понимала, что эти чувства никогда не отпустят их. Что им придётся либо умереть, либо оставить друг друга. Потому что боги не позволят им быть вместе Они разлучат их. Размажут по стенкам других историй, измерений, но не дадут пить друг друга в жестоких, но таких настоящих поцелуях.

Хедер понимала, что во всём этом виновата она. Не появись она в жизни Дагура… Всё было бы иначе. Не придумав план, как приблизиться к охотникам через него, она бы никогда не узнала его таким, какой он есть. Не полюбила бы его всего, от души до кончиков растрёпанных волос, по которым можно было бы вечность проводить ладонью. Не было бы тех ночей на корме корабля под звёздами, когда Дагур рассказывал ей что-то, а она терпеливо слушала, не придавая значения его словам. Да и вообще не придавая ему значения. Но что изменилось? Просто когда Дагур приблизился к ней тогда… Стоящей в наручниках около клетки, понимающей свой провал. Когда спрашивал её о сестринских чувствах… В тот момент она вдруг погрузилась в его глаза. Увидела за стеной безумия душу брата. Увидела её такой, что запомнила на всю жизнь. И полюбила. За что? Почему? Она не могла ответить. Просто внезапно ей стали небезразличны его объятья. И касания, и слова, и взгляд.