— Хватит! — Станислав стукнул ладонью по подлокотнику кресла. — Разошелся! Отстань от мальца хоть на минуту и обрати свое драгоценное внимание на меня! Давай пошлем за чарконтролем?

— Посылай, — безразлично отозвался помощник. — Я не уверен, что они могут быть тут чем-то полезны. Даже скорей наоборот.

Следователь задумался. В комнате повисла тревожная тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.

— Я… я их…

Талькин обернулся к наследнику.

— Так вы же, граф, именно этого и хотели, разве нет? И потом, кажется, ваша профессия состоит как раз в убийстве врагов государства. Или я что-то путаю и Великокняжеский корпус теперь занимается благотворительностью? Чините крыши старушкам и моете пеленки в детдомах?

Николай покраснел — судя по всему от стыда и от злости сразу.

— Вы…

Свет погас. На мгновение потянуло могильным холодом, послышалось чье-то карканье, но через секунду невнятное видение исчезло — опять был день, а трое мужчин находились в богато убранной гостиной. В столовой, находящейся от их месторасположения через коридор, упало что-то тяжелое. Мужчины переглянулись и бегом отправились в комнату напротив.

Повсюду была грязь. На полу с запекшейся на лице кровью лежал практически неузнаваемый Михаил — лежал без движения, как брошенная кукла. Рядом незнакомый мужчина в черно-серых одеждах устраивал на диване пребывающую без сознания инкнессу. Платье ее было порвано, залито грязью и кровью, лицо — тоже, волосы спутались. Пожалуй, ее вид мог шокировать, если б до этого вошедшие не увидели гораздо хуже выглядящего Михаила.

— Чистые тряпки, горячая вода, сменная одежда, пара расторопных служанок, мази все, какие есть.

Шагнувшего было вперед Николая придержали как щенка, схватив за шиворот.

— Вы кто такой? — неприязненно поинтересовался Гастин, не торопясь подходить ближе.

Незнакомец обернулся. Лицо его было сероватым, глаза такими темными, что невозможно было понять, есть ли в них вообще зрачок. Короткие волосы топорщились в разные стороны. Это могло бы вызвать улыбку, будь такой беспорядок на голове какого-нибудь Коли Мережского, над видом сурового пришельца из ниоткуда никто не улыбнулся. Впрочем, может этому способствовали огромные тонкие ножи, небрежно свисавшие с пояса.

— Я — тот, кто ходит по изнанке мира, — спокойно ответили следователю. — Но вы можете называть меня Александр. Александр Мережской. Здравствуй, брат.

Николай попятился. Талькин посмотрел на одного, на другого, на портрет Евстафия, висевший тут же в столовой, и, найдя семейное сходство во всех трех лицах, облегченно выдохнул и вышел. Следовало распорядиться принести воды, тряпок, послать за доктором и прочее.

Капитан подозрительно оглядел незваного спасителя.

— У вас есть какие-нибудь документы?

— Есть. Но дома. С собой только значок 3 отделения чарконтроля.

Мужчина отошел от девушки и принялся осматривать лежащего на полу юриста.

Станислав заметно напрягся. Руку он словно бы ненароком положил в карман.

— В чарконтроле только два отделения.

Старший Мережской не обратил на движение следователя никакого внимания. Но тот почему-то очень четко осознал, что собеседник все видит, а кое-что возможно даже знает наперед.

— Вообще-то четыре. Но половина из них, как вы понимаете, секретные. На нашем лепестке конечно когда-то царствовала Инквизиция и ее подобия, но время предрассудков давно прошло, сменившись потребительским и рациональным отношением к магии. Наверху считают, что хороший чародей — всегда туз в рукаве государства, которому он служит. И правительство Лакории не единственное, которое так думает.

Этому вполне можно было поверить. Некоторые поговаривали, что даже в Илендии, всегда очень категорично относящейся к ведьмам, уже на протяжении лет восьмидесяти-ста ведутся тайные разработки в этой области. Не зря же пост третьего стратега с некоторого времени там занимает человек, долгое время обучавшийся в Срединном королевстве, где, как известно, накоплено гораздо больше магических знаний, чем на всем Тюльпане.

Гастин вытащил руку из кармана, запоздало демонстрируя доверие. Впрочем, оба понимали, что это просто вынужденный жест. Николай все так же стоял в ступоре. О брате он слышал, но помнил его плохо — Александр исчез лет двенадцать назад. Потом им время от времени слали письма, нейтрально повествующие о жизни заработавшегося брата и сына, а последние семь зим отец не получал ничего — даже открытки на Снежный день им не приходили.

— Не сердись, Коля, — попросил Александр, словно прочел его мысли. — У меня было слишком много забот, своих и конторских, а у вас не было проблем, требующих моего вмешательства.

Младший Мережской наконец отмер. Сжал кулаки, зло выкрикнул:

— А теперь зачем явился?

— А теперь, — спокойно пояснил чародей, стирая кровь с лица Михаила и осматривая порез у него на лбу, — ты создал большую проблему, которую я собираюсь решить.

— За наследством приехал?

В ответ кивнули.

— И за этим тоже. Тебе его явно доверить нельзя, так что, извини.

— Есть завещание.

— Есть. И Римский прекрасно знает, что в том случае если я буду жив, я являюсь основным наследником и твоим опекуном. А вот, если бы я был мертв, то другое дело — все перешло бы к тебе. Ну, кроме этого дома и одной фабрики.

— Она его не получит! Не отдам чужачке мамин дом!

— Отдашь, — сказал Александр и слово это легло гранитной глыбой в тишине комнаты. — Мать перед смертью специально просила отца, чтоб завещал дом чужим людям, тем, у кого нет чародейских сил — чтоб не разбудили ненароком спящие заклинания. Ибо охрана ею поставлена была для несмышленого ребенка, а не для семнадцатилетнего дурня, который решит пробудить заклинание просто потому что может.

— Аглая ска…

— Где она, кстати? — заметил вдруг Гастин. — Она же тысячу лет назад ушла за чаем.

Николай безразлично пожал плечами. Александр не ответил. Следователь посмотрел на стрелки часов. Ушла. Около 50 минут назад, как подсказали часы. И до сих пор не вернулась…

За доктором послали мальчишку с кухни. Дуня и еще две служанки едва услышав о случившемся (естественно сильно укороченную версию в стиле «хозяйке плохо») развили бурную деятельность по кипячению воды, сбору тряпок, трав, мазей и еще невесть чего. Арина, домовая кухарка, предложила Талькину перекусить.

— Я сейчас вмиг чай подогрею! — резво бегая по кухне, пообещала она. — И пирожки еще теплые!

Чай…

Помощник следователя присел на предложенное ему место.

— Скажите, а где экономка?

— Да небось побежала за чем срочным! — беспечно отозвалась кухарка. — Она у хозяев на хорошем счету: постоянно то одно дело выполняет, то другое, по поручениям ходит, когда мальца-то отравили, сама лично ухаживала, от сиделки отказалась. Верная она, семье-то этой служит всю жизнь, считай.

— Верная…  — задумчиво протянул Талькин. — Это да… А где у вас комнаты слуг?

Арина и рассказала, и показала, и выбила обещание зайти на чашку чая, он, дескать, вот-вот нагреется. Ее искренне поблагодарили и ушли в темный узкий коридор служебного флигеля.

Женщина сидела на кровати и что-то перебирала в маленьких узелках. На скрип двери вздрогнула, обернулась.

— Мы вас не дождались, — сообщил Талькин, с откровенным интересом рассматривая каморку.

— Я подумала, служанке не положено знать все тайны хозяев. Боюсь, Николай при мне о некоторых вещах не стал бы рассказывать.

— Бросьте! Вы же для него кто-то вроде доброй тетушки! К тому же о чете Мережских вы знаете гораздо больше их младшего сына.

Женщина горько вздохнула.

— Многие вещи лучше не знать. Вот так ляпнешь ненароком что-нибудь, а у него засядет в голове, и пошло-поехало. Как говорится, многие знания — многие печали.

— А это что? — Юрий показал на чемодан в углу. — Собрались куда-то?

— Собиралась, да. Хотела к сестре съездить, она родила недавно. Теперь уже наверно не поеду. Не оставишь же мальчонку совсем одного.