Резцов припустил по коридору, Свирин – за ним. Теперь всё зависело от скорости. Чтобы убить ребёнка, много времени не нужно, и с учётом того, что у Менгеле была фора, а полицейские даже не знали, где он спрятал Алика, шанс, что мальчика удастся спасти, казался минимальным. Но после того как Резцов увидел убийцу, кромсающего беспомощного спецназовца, в нём проснулось желание не позволить Менгеле унести ещё одну жизнь.

Он выбежал на чёрную лестницу и остановился, прислушиваясь. Снизу донеслись торопливые шаги. Похоже, Менгеле всё-таки подстрелили, и он передвигался не так уж быстро. На ступеньках темнели какие-то пятна – то ли краска, то ли лужи, то ли кровь.

Резцов помчался вниз, хватаясь левой рукой за перила, чтобы вписаться на площадках в повороты. Свирин не отставал: позади отчётливо слышалось его сосредоточенное сопение.

Хлопнула дверь. Менгеле ворвался в подвал! Теперь счёт шёл на секунды! Резцов перепрыгнул через последние ступеньки, но не удержался на ногах и кубарем покатился по полу. «Только бы не выронить пистолет!» - подумал он, сжав его изо всех сил.

Железная дверь была распахнута – она запиралась только снаружи, и закрывать её за собой было попросту бессмысленно. Из подвала донёсся пронзительный крик.

Резцов перевернулся, опираясь на руки и колени, вскочил и бросился вперёд.

В подвале было темно, однако полицейский разглядел у дальней стены чёрный силуэт. Менгеле работал быстро и увлечённо. Он не мог не слышать, что полицейские настигли его, но даже не обернулся.

То, что мальчика не спасти, Резцов понял сразу: на его глазах Менгеле нанёс ребёнку два удара ножом, почти до рукояти погружая лезвие в живот – и эти удары были не первыми.

Резцов вскинул пистолет и нажал на курок.

Первая же пуля отшвырнула убийцу к стене. Менгеле ударился о бетон, но тут же обернулся. В левой руке у него появился пистолет. Всё это заняло секунду. Резцов выстрелил снова, к нему присоединился вбежавший в подвал Свирин. Небольшое помещение наполнилось гулкой канонадой.

Менгеле не успел ответить. Пули пронзали его тело, пригвождая к стене. Он сполз и лишь конвульсивно дёргался, похожий на подключённую к току большую лягушку. Две пули угодили ему лицо, оставив по красной дыре.

Когда патроны кончились и вместо выстрелов раздались сухие щелчки, полицейские опустили пистолеты. Они тяжело дышали от возбуждения, не отрывая взглядов от того, кто казался неуловимым, а теперь лежал в подвале в луже крови. Он был убит, но ушёл он в иной мир, прихватив с собой столько душ, что одна мысль об этом вызывала содрогание.

«Надеюсь, они будут терзать тебя в аду!» - подумал Резцов.

Свирин осмотрелся.

- Да у него здесь целая коллекция! – проговорил он, направляясь к установленным вдоль боковых стен стеллажам. – Проклятый ублюдок! Вот где он их хранил!

Резцов же подошёл к сыну Парамонова. Мальчик лежал рядом со своим убийцей, истерзанный ножом, с закатившимися глазами и приоткрытым ртом, полным крови. Он был прикован ржавой цепью к вмазанному в стену железному кольцу. Другой конец крепился замком на металлическом ошейнике. Последняя жертва!

***

Резцов рассматривал коллекцию Менгеле. Головы стояли в ряд, занимая две полки. Высушенные, помещённые в формалин или лишённые плоти и ставшие голыми черепами, они производили жуткое впечатление – свидетельство безумной жестокости одного и бессилия других.

Самого Менгеле, нашпигованного пулями, вот-вот должны были упаковать в пластиковый пакет. Освещённый прожекторами, которые полицейские установили в подвале, он лежал на полу в луже крови, невысокий, но мускулистый, с коротко стрижеными волосами, в которых виднелась небольшая седина. Голубые глаза были раскрыты и смотрели в потолок, изо рта стекала красная струйка. На правой скуле и в челюсти зияли дыры от пуль.

Сейчас Менгеле выглядел совсем не опасным, даже жалким. Глядя на него, трудно было представить, что этот выродок столько времени терроризировал население Питера, похищая, мучая и уродуя детей.

Тело Алика Парамонова, отстегнув от цепи, уже вынесли, и Менгеле остался в одиночестве – если не считать сотрудников полиции.

- Увозим? – спросил Курников, имея в виду труп убийцы.

Резцов бросил на распростёртое тело взгляд. Труп кишел болезнетворными микробами, разрушавшими организм ещё при жизни. Организм, обречённый на быстрое старение и короткое существование. Несовершенный. Слабый. Всего лишь Homo sapiens.

Полицейский чувствовал, что потерял интерес к личности и мотивам этого сумасшедшего садиста. Главное, что люди избавлены от него.

Дело сделано. Теперь Резцов сможет поехать домой и с чистой совестью сказать жене, что кошмар закончился, бояться нечего, и она может не опасаться за Катю.

Резцова позвал вошедший в подвал Свирин:

- Андрей, этот урод оставил на своём ноутбуке видеозапись, - сказал он, показавшись на пороге. - Называется «Завещание». Хочешь посмотреть? - из-за отсутствия в здании кондиционеров, жара была невыносимая, и по лицу следователя градом катился пот.

Резцов вышел из подвала. Они поднялись со Свириным на второй этаж, где обнаружилась комната, в которой обитал Менгеле. Всего их было шесть, и у каждой имелось своё предназначение – лаборатория, склад, прозекторская, кухня, кабинет и спальня.

Резцов вошёл в комнату, служившую убийце кабинетом, и сел в вертящееся кресло перед светящимся монитором.

Что и кому мог оставить Менгеле? Свои бредовые идеи, жестокость, плоды нелепых псевдоисследований? Новый мир, который он так ненавидел, не нуждался в них. И всё же Резцов знал, что посмотрит. Посмотрит всё от начала до конца – чтобы тем самым завершить историю убийцы.

На экране была рамка видеоплеера, стоп-кадр представлял собой портрет мужчины лет сорока, с тёмными кругами под синими, слегка воспалёнными глазами. Он был в белом халате. Сейчас его, упакованного в чёрный мешок, выносили ногами вперёд.

- Включаю, - объявил Свирин, нажимая на кнопку «Воспроизведение».

Колонки тотчас ожили, зашипели, и через мгновение из них донёсся негромкий, слегка надтреснутый голос.

Меня зовут Дмитрий Ансаров, и я, возможно, последний человек на Земле. По крайней мере, свободный человек. Остальные либо погибли во время эпидемии, либо были убиты мутировавшими особями, либо взяты в плен вампирами и помещены на пищевые склады, где дожидаются своей очереди, чтобы быть разделанными на куски и развезёнными по магазинам. Так вампиры называют распределительные пункты, где они получают мясо. Когда я вижу проносящийся по улицам города белый фургон, набитый расчленёнными трупами, среди которых, возможно, находятся части тех, кого я знал, с кем дружил, кого любил… внутри у меня всё переворачивается! Но я отвлёкся. Это послание я записываю на случай, если… Господи, да я понятия не имею, зачем я это делаю. Просто чувствую, что не могу взять и всё бросить. Это было бы… концом для меня. Поэтому я оставляю миру отчёт о его последних днях. Потому что мира, который я знал, больше нет. Он исчез за несколько лет, полностью разрушенный эпидемией Кальмиса. Впрочем, те, кто выжил и мутировал, со мной не согласились бы: они называют этот мир Преображённым.

После того, как население Петербурга сократилось в результате всех этих смертей с пяти миллионов до неполных двухсот тысяч, с тех пор, как новые хозяева города, вампиры, были вынуждены жить в тёплой и влажной атмосфере, напоминающей комариное болото, они решили, что рациональней переселиться в небоскрёбы – они называют их «башнями», где легко соблюдать необходимые условия при помощи кондиционеров и центрального отопления при минимальных энергозатратах. Теперь эти небоскрёбы, эти упыриные ульи – практические единственные здания, светящиеся по ночам. Правда, некоторые из них окружены, как сателлитами, заведениями и учреждениями, не влезшими в «башни», но их очень мало, и, вероятно, в ближайшем будущем, они будут соединены с небоскрёбами тоннелями или переходами и таким образом станут их частью.