Сомнительно, что я так долго был без сознания, куда как вероятней вариант, что для моего исцеления использовали магию. И ощущение переполняющей меня силы говорит в пользу именно этого; в противном случае, да после такого ранения я был бы слаб, как ребенок.

Для начала я осмотрелся. Место, где я оказался, представляло собой небольшую каморку размером примерно три на три метра, без окон, с одной, весьма крепкой на вид дверью. Каменные стены из крупных блоков той же цветовой гаммы, что преобладала на Танрро, позволяли предположить, что я нахожусь где-то в Риндо. Из мебели — только простая и крепкая кровать, на которой я очнулся, да небольшая деревянная тумбочка у изголовья. Источником света служили несколько обычных восковых свечей в бронзовом подсвечнике, закрепленном на стене.

Радовало одно — несмотря на достаточно скромную обстановку, это помещение ни в коей мере не похоже на место, где обычно держат пленников и заключенных. Слишком сухо, да и запах тут достаточно приятный: по витающему вокруг меня аромату я опознал несколько лечебных трав, что когда-то мне показывала Гуэр.

На тумбочке лежал сверток. Одежда. Моя, при том — начисто выстиранная и, где нужно, подлатанная. А что самое интересное — из нее не удалили мои «секреты» — несколько иголок, ампулы с ядом и прочее наследство от прошлого занятия Шан-Карра — все это было на месте. Даже сумка с амулетом и деньгами — и та была тут. Отсутствовало только оружие.

Кому бы я не был обязан своим нынешним положением, этот «некто», таким образом, явно желает продемонстрировать ко мне свое положительное отношение. Пленникам не оставляют яды, стимуляторы и прочее. Хотя из общей картины немного выпадает то, что меня лишили меча, кинжала и метательных ножей. То есть, доверяют, но все же не до конца? Звучит правдоподобно.

Одевшись, я только собирался выйти, дабы разведать обстановку, как дверь открылась, негромко скрипнув петлями. С подносом в руках внутрь шагнула женщина с туго стянутыми в хвост короткими черными волосами, одетая во что-то, похожее на охотничий костюм из приталенной кожаной куртки с капюшоном, таких же штанов и высоких, мягких сапог, сшитых из коричневой замши. Поставила свою ношу на стол и выжидающе, сложив руки под довольно заметной грудью, посмотрела на меня.

Она молчала. И я тоже не мог произнести ни слова, хотя еще несколько секунд назад вопросы просто переполняли меня. Но сейчас я был столь удивлен, что просто потерял дар речи.

Представьте себя на моем месте: вы очнулись, не понимая толком, где вы. И первым человеком, которого вы увидели, стала та, кто недавно умерла у вас на глазах, положив свою жизнь на алтарь ради мести. Представляете себе тот ступор, что охватил меня в этот момент?

Женщина, стоявшая рядом и бесстрастно смотревшая мне в глаза, кажется, даже не моргая, была практически зеркальной копией Гуэр. Правда, по мере того, как я в ответ сам рассматривал ее в слегка мерцающем, неярком свете свечей, становились очевидны различия между погибшей дочерью лекаря и этой женщиной.

В первую очередь, возраст. Нет, эта особа не была отмечена какими-либо однозначными признаками старости: ни морщин, ни седых волос. Просто она выглядела куда более зрелой, чем Гуэр.

А вторым, но, пожалуй, самым значимым отличием был взгляд. Глаза, как известно, это зеркало души. И светлая лазурь, все так же всматривающаяся в меня, говорила — у обладательницы этих глаз ее нет. Нет ни души, ни чувств, ни переживаний, ни эмоций. Мертвые омуты. Никакого сходства с серыми, но лучащимися жизнью глазами, что Гуэр унаследовала от Ста.

Главным же отличием, кроме возраста, было иное. На ее левой стороне лица, на щеке, был расположен приметный знак. Клеймо — круг, разделенный на две неравные части прямой линией, — было выжжено на гладкой коже и, судя по белесому цвету шрама, выжжено уже давно. И это был очень много говорящий знак даже для столь плохо разбирающегося в традициях Кшалы человека, как я.

На окраине Синуэды жила одна женщина-изгой с точно такой же отметиной, и она была, пожалуй, самым презираемым, пусть и молчаливо, человеком в деревне. Свободные люди даже с рабами общались охотнее и дружелюбнее, нежели с ней. А поводом такого отношения окружающих — и причиной для возникновения клейма, — стало то, что эта женщина, будучи связана узами брака, изменила своему супругу. Правда вскрылась — и двери дома мужа тут же закрылись перед ней, а раскаленное железо оставило несмываемую печать позора на ее лице.

Такое клеймо именовалось «Знаком Лжи». Его выжигали на лице того, кто нарушал клятву, причем любую — супружества, вассальной верности, ученичества или еще какую иную. Ну и сколько веры и доверия такому человеку было отмерено потом… Сами понимаете. И поэтому самих носителей подобной метки было крайне мало — многие предпочитали покончить с собой, нежели жить в вечном недоверии, презрении и под косыми взглядами. Такие вот нравы средневекового общества во всей его красе.

Так неужели эта клейменая женщина, что я вижу сейчас, и правда мать Гуэр? Та ни разу за время нашего общения не то, чтобы произносила имя своей матери — она даже вскользь о ней не упоминала. Аналогичная история и со Ста. Разумеется, этому должны быть какие-то причины. И знаете — что-то мне подсказывает, что это была не простая семейная ссора. И мертвый взгляд этой женщины наряду со Знаком Лжи на лице только подтверждают это.

— Эм… — я вспомнил о том, что следует проявить элементарную вежливость. Слегка склоняю голову. — Приветствую вас. Благодарю за то, что позаботились о моих ранах.

Может, благодарность была и не к месту, но с чего-то же я должен был начать разговор?

Она медленно кивнула в ответ.

— Как ты себя чувствуешь? Головокружение? Тошнота? Боль? — вопросы были заданы безэмоциональным, каким-то тусклым голосом.

— Нет, все отлично, — качнул я головой. — Чувствую себя неплохо. А вы…

Озвучить свою догадку не удалось — только услышав, что я в порядке, женщина, резко развернувшись, вышла прочь из помещения.

— Эй! — мой окрик она оставила без ответа.

«А она не из общительных», — заключил я, переведя взгляд на поднос. Кажется, мне принесли поесть: какая-то серая каша и буроватый напиток, но все пахло достаточно вкусно. Что ж, сильно сомневаюсь, что в еде или напитке есть отрава. Хотели бы меня убить — добили бы, пока я был без сознания. Да и тянущее ощущение в желудке подсказывало — пища лишней для меня точно не будет. Так что отказывать себе в насыщении я не стал.

Вернулась женщина-загадка вскоре после того, как я покончил с едой.

— Ты поел, — заключила она. Я медленно кивнул, про себя думая: озвучить ли мне свои мысли о ее предполагаемой личности или нет? Нет, лучше спрошу позже. Судя по клейму, если эта женщина и есть мать Гуэр, тема семьи для нее должна быть, мягко говоря, несколько неприятной. Тем более, сейчас для меня важнее понять свое положение в окружающем меня круговороте событий, чем разобраться в прошлом ныне мертвых друзей.

— Идем. Л’ларк-Шиан-Эр ожидает тебя.

«Кто?!» — и я резко вскинул голову.

Будет преувеличением сказать, что, услышав это имя, я застыл, будто громом пораженный. Но был сильно удивлен, этого не отнять. В мыслях я успел предположить многое о личности человека, стоящего за моим спасением. На мгновение даже подумал о Наместнике, но потом отбросил этот вариант, как бредовый.

Правда же оказалась куда как более невероятной. Это было нечто из рода фантастики: сама Коготь Владыки заинтересовалась мной!

Надо было понимать ситуацию: Эр-Кхан в местных реалиях был не много, не мало, живой Бог. И Белый Коготь Владыки, Л’ларк-Шиан-Эр является той, кто стоит к нему едва ли не ближе всех. Правая рука. Ученица. Почти дочь, наделенная невиданной силой и неограниченной властью. Эдакий Архангел Михаил, если брать параллель с христианской религией.

Пусть я и не проникся верой во Владыку в той же мере, что и местные жители, все же я не мог не признавать масштаба его личности. И встреча с кем-то, кто столь близок к местному Богу… Признаюсь, это побудило во мне изрядное волнение.