– Посиди тихо, – добавил человек за столом, недовольно перелистывая листы и сверяя какие-то данные с числами в мониторе.

Отложив папку от соблазна продолжить барабанную дробь, так его успокаивавшую, Данила оглядел скучный кабинет и демонстративно зевнул во всю ширину своей пасти.

Шкаф, стеллаж, несколько стульев, стол, компьютер, часы на стене, жалюзи на окнах, множество канцелярских мелочей, музыкальная минисистема, ксерокс, кипы бумаг и деревянный парусник, с оторванным бушпритом и покосившейся грот-мачтой. Из всей обстановки, виденной многократно, Данила выделил лишь его. Лишенный парусов кораблик появился здесь буквально на днях, он был потрепан, со свисающим невпопад такелажем, и будто специально воспользовался тихой директорской гаванью для ремонта, куда его вынесло после шторма.

Сузив глаза, молодой человек стал внимательно его рассматривать, замечая пустые шлюпбалки и пару вельботов, сдернутых ветром и брошенных на борт. Один, перевернулся килем вверх и повис на штурвале, другой показывал банки и походил на скелетик жука, распотрошенный острым клювом маленькой птички. Пытаясь прочитать название, Данила наклонился вперед, но вместо букв на корме, заметил глаза директора, смотревшие туда же через стол.

– Очень расслабляет, попробуй на досуге, – сказал директор, кивая на стеллаж, где среди папок и книг притаился кораблик.

– А ты уверен, что правильно его склеил? – спросил менеджер.

– Склеил и уронил.

– Ах, вот в чем дело. – Данила вновь откинулся глубже в диван и вытянул руку поверх его спинки. – Ну, так что?

Директор встрепенулся, будто ворон, повел затекшими плечами, и гладко выбритое лицо сразу приняло строгое выражение.

– У нас падают показатели, – буркнул он. – Разница с июнем почти шестьсот тысяч! А сегодня уже двадцать девятое!

– Мм да, – озабоченно протянул Данила, – за два оставшихся дня столько не покрыть. Впрочем, Геннадий Сергеевич, чему удивляться? Каждый год это происходит. Сольем по надуманным скидкам залежалый товар в сентябре, будем в плюсе. Кстати, ты собираешься штат добирать? В бытовом отделе постоянно нужно восемь продавцов, у нас их три. В каждой смене по новичку с нулевым опытом. Когда они в струю вольются, черт их знает. Гоняю по магазину, как пес цепной. Сейчас вот клоун… э-э… как его там… Бирилёв…

– Был такой адмирал в Петрограде, – перебил директор. – Алексей Алексеевич¹.

– Ну-у, что-то ты совсем углубился в морскую тематику… Может тебе во флот податься?

– И кресло освободить?

Данила гадко ухмыльнулся.

– Иди, работай. До конца еще больше часа.

– А, по-моему, пора закрывать, людей почти нет.

– Вот уйду во флот, тогда и будет по-твоему, – возразил мужчина, – а сейчас делай, что говорят.

Данила вздохнул, потянулся и встал, еще раз посмотрев на кораблик.

– С отпуском-то как? Подписал?

Директор, вновь уткнувшись в бумаги, лишь молча кивнул, и менеджер поспешил удалиться.

Под занавес рабочего дня, Данила вышел на парковку, где стоял его выстраданный 320-ый седан от «БМВ». Он долго его хотел, а теперь боялся расстаться, хотя автомобилю было уже девять лет, последние три из которых он был в подчинении своего молодого хозяина. Да, сейчас Данила зарабатывал не плохо, но все было поэтапно расписано в его семье – сначала автомобиль жене, затем увеличение площади однокомнатной квартиры, ну а потом, если они все-таки решатся завести ребенка, глава семьи будет вкалывать в одиночку, пока ни кончится декрет его суженой.

На все дорогие покупки они старались накопить, не прибегая к кредитам. Данила был их яростным противником и за все приобретения всегда платил наличными, без участия банков и помощи друзей. Но, прежде всего, за это он был благодарен Виктории. Ее бережливости мог позавидовать самый скупой московский скряга. Одеваться она, конечно, любила, а вот по магазинам ходить, выбирать, примерять – просто ненавидела. Тоже касалось и косметики – ее всегда ей покупала мать. Единственное, что позволяла себе Виктория, так это занятия шейпингом, которые она неохотно посещала по вторникам и четвергам с подругами.

А вот Данила шиковать умел! Большую часть зарплаты он ежемесячно спускал на рестораны и клубы, когда ухаживал за будущей женой. Он показал ей Москву с изнанки, он убедил, что ночи нет, он научил ее веселиться и праздновать, но сам был рад, что она не подсела на это, поселившись в уютной квартирке после свадьбы.

Но если Виктории все эти вечеринки оказались в новинку, и ей легко было вернуться в повседневные будни, то Даниле пришлось переступить через себя. Конечно, они иногда выходили в свет: в кино, в кафе, в гости, гуляли по городу, навещали родителей на дачах, и в отпуск ездили на курорт, но каждый раз Данила замечал, какое облегчение приносит Виктории возвращение домой. С каким блаженством она снимает туфли и босиком бежит в кухню, чтобы приготовить что-нибудь вкусное и порадовать возлюбленного. Виктория звалась королевой уюта и единственное, что ей приносило удовлетворение вне дома, была природа.

Полчаса Данила провел в дороге, в попытках объехать пробки, и уже в половине девятого открывал входную дверь квартиры, доставшейся ему в наследство от дедушки, умершего от сердечного приступа на полу ванной комнаты за месяц до свадьбы внука. И если отбросить всю личную скорбь произошедшей трагедии, дед сделал хороший подарок для молодой семьи, пожертвовав собою для потомков и избавив их не только от соседства с родителями и долгого путешествия по арендованным жилищным площадям, но главное от страшной рабской ипотеки, придуманной греками для обозначения «подставки» и изящно переделанного юристами в «подставу».

В эту квартиру на улице Чаянова молодая чета Данилы и Виктории Лихачевых переехала сразу же после свадьбы и, вместо медового месяца, занималась ремонтом и покупкой мебели, на что потратила все деньги подаренные гостями минувшего торжества. Ничего особенного здесь не было. Большая двуспальная кровать, складывающаяся в шкаф с раздвижными дверями, маленькая стенка, диван, стол и кое-что из личного интерьера Данилы – компьютер, плазменный телевизор, стереосистема и фотопринтер. Всю перечисленную электронику он привез из квартиры родителей, где до женитьбы жил. Просторная комната, лишь на первый взгляд могла показаться загроможденной, пока человек, впервые тут побывавший, не погружался в эту атмосферу и не почувствовал, что все находится на своих местах. Тоже относилось и к кухне. Она была хоть и крохотной, но кухонный уголок, встроенная плита, холодильник и обеденный стол гармонично соседствовали друг с другом. Все было новое и в тон. Старую мебель, так любимую дедом, пришлось отправить на дачу, а мелочь – всю, кроме книг – перевести к родителям. Так, после первых же ночевок еще до свадьбы, решил Данила. Проведя тут несколько дней и в одиночку, и с Викторией, ему постоянно чудилось, что дед не улетел на небо, а бродит по квартире, шумит, кашляет, скрипит полами. Через две недели это кончилось, но молодые, подстрекаемые предрассудками, все же решили сделать капитальный ремонт и избавиться от всего, чем владел бывший хозяин. Единственной вещью, занявшей прежнюю позицию на стене уже с новыми обоями, был пейзаж в золоченой раме. Эту картину деду, лет сорок назад, нарисовал какой-то фронтовой приятель.

Данила вошел и хлопнул дверью.

– Привет! – послышался женский голос из комнаты, голос приятный во всех отношениях, голос певучий и ласковый, голос заставивший разуться и быстро пойти на него, чтобы увидеть ту, кому он принадлежал.

Найдя жену с вытянутыми ногами на диване и ноутбуком на коленях, Данила нагнулся, чтобы получить поцелуй. Как всегда он оказался сочным, но не продолжительным. Одарив супруга нежным взглядом, Виктория вернула глаза на экран.

– Что интересного нынче в сетях виртуального разврата и паутине цифрового зла? – шутливо поинтересовался Данила.