– Признавайтесь, развратники, что тут делали? Прямо у отца под окнами, эх!

Ника оживленно помотала головой, стегнув волосами Малого по лицу. Тот не заметил, продолжая прижимать ее к себе, словно главную ценность. Что ж, наверняка так оно и есть, хотя не понимаю, что он в ней нашел. Позади скрипнула, открываясь, дверь. На пороге появился Михалыч, зеленый, с огромными мешками под глазами. Он ожег тяжелым бульдожьим взглядом щебечущую парочку, невесело вздохнул:

– Как чувствовал, что этим все и кончится. Нужно было его еще в детстве прибить.

– Михалыч, да хватит тебе, он парень надежный, а что простоват – так это ж счастье! Ему же и в голову не придет семейный бизнес у тебя отобрать. – Я заговорщически подмигнул. – Да и внуки будут крепкие, но послушные.

Он со злостью ухватил меня за ворот рубашки, яростно выдохнул:

– Все шутишь, клоун?! Дошутишься однажды, костей не соберешь!

Я сжал зубы, готовясь к удару, когда девичий голос из беседки звякнул сталью:

– Не смей его трогать, он нам нужен. Запрещаю.

И что-то такое было в этом голосе, морозом пронесшееся вдоль позвоночника, что я сразу поверил: действительно, запрещает. И Михалыч не тронет меня. Он дернулся, как от удара по лицу, и разжал руки. Медленно отступая, он зло прошипел:

– Надеюсь, вы оба сдохнете.

Он отвернулся, еще более постаревший и жалкий, и убрел обратно в дом. Ника высвободилась из лапищ Малого и, подойдя, легонько коснулась моей руки сухими горячими пальцами.

– Никому не позволено вас трогать, вы добровольцы, в городе уже все в курсе.

– Вот так, значит. И так никому не нужен был, а сейчас последних разогнали? – я встретил ее твердый взгляд и осекся. – Что, все так серьезно?

Малой прогудел из беседки:

– Слышал же, мы добровольцы, люди святые. На нас возлагаются большие надежды.

Перед глазами появилось доброе, понимающее лицо Пророка, мысли проскакали, расставляя все по местам, объясняя и убеждая. Из глубин души начала подниматься благодарность за предоставленную мне честь… Я мотнул головой, отгоняя наваждение, успевшее захлестнуть с головой, оно схлынуло, но не ушло совсем, наполняя теплом и любовью. Я смахнул навернувшиеся на глаза слезы благодарности.

– Так где тут у вас раздают ответственные героические задания?

Сам инструктаж, скомканный и какой-то торопливый, впечатлил мало. Точно в назначенное время мы собрались в большом зале. Я обратил внимание, что одного из парней, выбранных Пророком, не было. Остальным, похоже, было все равно, так что я тоже не стал сушить голову, ну, нет и нет. Я не успел еще заскучать, как в зал вошел Пророк. Не останавливаясь, он приказал следовать за ним. Пройдя пустыми коридорами, мы спустились в неожиданно оказавшийся хорошо оборудованным подвал. Пустой зал, по размерам едва ли уступающий верхнему, был до отказа набит разнообразнейшей техникой. Половину из увиденного я даже представить не мог, она могла с легкостью оказаться как довоенной, так и новоделом. Пророк указал нам на стулья, а сам принялся колдовать над панелью. На широком экране поползли, сменяя друг друга, изображения колоссальных металлических строений, выглядевших монолитными. Картинка увеличилась, становясь более детализированной. У меня перехватило дыхание: и без того огромные, строения оказались просто титаническими! Мозг тасовал воспоминания, пытаясь найти в них хоть что-то, с чем можно было хоть отдаленно сравнить увиденное. Судя по раздающимся вокруг восхищенным вздохам, я оказался не одинок. Пророк окинул нас взглядом, голос его прозвучал резко и отрывисто:

– Перед вами – те самые города-могильники. Дата-центры, как они их называют. Практически никакой охраны, по крайней мере, нам не удалось ее обнаружить. Собственно, она им и не нужна: город неприступен. Да, выглядит внушительно, согласен. Этим они и брали простаков вроде вас. В каждом, по некоторым прикидкам, до полумиллиона душ.

Присутствующие завозились на своих местах. Я сам нервно дернулся. Полмиллиона! Как ни старался, но представить не удавалось, оставаясь лишь абстрактной цифрой.

– Почти все здания представляют собой генераторы и преобразователи, сами накопители с… душами размещены под землей. Всего таких порядка десяти тысяч. Вашей целью будет этот, он ближайший к вам.

Камера поднялась выше, еще выше, наконец, пошла над самой высокой башней. Открывшаяся панорама поражала: до самого горизонта тянулись шпили и матовые бруски зданий. Внизу все превратилось в причудливое смешение красок, сверхчеткая объемная картинка вызвала тошноту. Камера повисела над бездной еще пару секунд, затем изображение сменилось. На экране появились какие-то карты и планы. Пророк указал на них, поясняя:

– Вот наша цель. Межконтинентальные баллистические ракеты. Недалеко отсюда мы обнаружили несколько пусковых шахт низкой защищенности. Вашей боевой задачей будет извлечение и доставка одной такой к цели. Вы должны понимать, что ваша святая обязанность – освободить заблудшие души. И не забывайте, что часть вины лежит и на вас: долгие годы у вас под боком процветало зло!

Он еще долго распространялся о великой миссии, о ее важности и святости, часто срываясь на высокий слог, но я слушал уже в пол уха. Чего разглагольствовать, раз задача поставлена? Как по мне, достаточно было просто показать на карте и в двух словах разъяснить ситуацию. Я осторожно оглядывался, надеясь увидеть такие же скучающие лица, но все были на удивление сосредоточены и внимательны. Один, самый молодой, даже раскрыл рот, вон, язык торчит, фу. Наконец, я уловил некое изменение тона выступающего. Пророк действительно заканчивал. Окинув нас напоследок тяжелым взглядом, он отчеканил:

– Вы отправитесь сегодня после обеда. Три часа на сборы. Здесь вас будет ждать водитель, его зовут Семен. Задача ясна?

Мы вышли под жаркое солнце и остановились у дверей. Я проводил взглядом спешно удаляющихся парней, кивнул Малому:

– Как они тебе? Справятся?

Малой посмотрел им вслед, задумчиво помолчал.

– Не знаю. Как-то все сумбурно и скомкано, инструктаж этот, слишком быстро он закончился, не находишь?

– Да все понятно, эти, – я кивнул в сторону уходящих, – как расходники. Из подготовленных только Семен будет. Думаю, на нас весь расчет, мы к нему в усиление пойдем.

– Согласен. Жалко ребят, конечно. Ладно, пойдем, погрызем чего-нибудь, пока время есть.

По лицу Малого было видно, насколько ему жалко. Мне, собственно, тоже плевать с высокой колокольни. Открыто этого не прозвучало, но дураку понятно, на кого Пророк делает ставку в предстоящем походе. Я по его взгляду сразу все понял, по тому, как он предложения строит, если хотите. Да и как иначе может быть? Я согласно угукнул, и мы двинулись сквозь дрожащее марево. Еще утро, а так припекает! Надеюсь, у Семена транспорт с кондишеном.

Малой потопал к себе, ему предстоял серьезный разговор с матерью. Хотелось бы посмотреть, как эта башня будет отпрашиваться, Ангелина Романовна человек добрый, но и сын ее никогда дальше станции не выбирался. Перед глазами встала эта картина: не знающий, куда девать руки верзила возвышается на две головы над скорбно поджавшей губы женщиной. Потупившись, едва не шаркая ножкой, тянет басом:

– Ну маааа…

Довольно хохотнув, я взлетел на крыльцо. Готов спорить на что угодно, что так оно и будет. Вплоть до деталей. Нужно будет потом у малого выпытать… Дверь оказалась не заперта. Неприятно удивленный, я вошел, и, скинув обувь, пошагал на кухню. Так и есть: моя мать тоже оказалась дома. Что там насчет Малого? Я сам неожиданно оказался в такой же ситуации.

– Мам, а ты чего дома?

Она замерла за столом, руки скрещены на груди, наткнувшись на ее взгляд, я вздрогнул. Не было в нем недовольства, только грусть.

– Да вот, решила посмотреть, кто тут у нас решил отбыть не попрощавшись.

– Настюша сказала? – я опустился за стол напротив нее. – Я собирался попрощаться…