– О, а вот и второй! А тебя где черти носят?

Я развел руками, в каждом глазу честности на маленький городок:

– Так петух не прозвенел, Михалыч! Уж я его и подкупом, и уговорами, ни в какую!

– Будильник заводить не пробовал? – тот махнул рукой – что взять с пропащего?

– А что, так можно было?! – Я постарался извиниться как можно более искренне, чтобы ему сразу же захотелось все мне простить. – Михалыч! Сегодня же! Всенепременнейше! Да я…

Крохотные черные точки глаз над некрасивым ноздреватым носом долгую секунду рыскали по моему лицу в поисках слабейшего намека на улыбку. Я замер, во взгляде – пустота космоса, всей фигурой выражаю стремление трудиться во имя, а так же выполнять и перевыполнять. Наконец, короткий палец воткнулся мне в грудь, будто стараясь ввинтиться сквозь ребра.

– Чтоб в последний раз. – Предвещающий адские муки взгляд переполз на Малого, обрекающий перст судьбы грязным ногтем уперся в его грудь, для чего несущему кары пришлось привстать на цыпочки. – Тебя тоже касается. Все поняли?

Переглянувшись, мы вытянулись перед ним, став еще выше, оглушив ревом.

– Рады стараться, вашепрсхотельство!

Слабая растительность на начальственной макушке дернулась под порывами ураганного ветра. Крадущегося по забору кота сшибло, ошалевший, тот бросился бежать, оставляя за собой быстро оседающее пыльное облачко.

– Ладно, идите уже, клоуны…

Он развернулся и покатился на кривых ногах к своему дому, что стоял через дорогу от мастерской. Мы же мышами проскользнули в помещение, захлопнув за собой визгливую дверь. Пока Малой воевал с раздолбанным замком, я поспешил в крохотную каморку, изо всех сил изображавшую из себя кухню. Получалось у нее, честно говоря, так себе.

– Кофе, чай?

Широкоплечий Малой появился в дверном проеме, полностью закупорив его. Секунду размышлял, потирая нос.

–Так чая вроде с неделю, как нет.

–Тогда кофе, два, черных.

–Принято. – Синтезированный голос был на редкость неприятным. Михалыч намудрил при установке, а перенастроить все не доходили руки.

Провалившись в побитое кресло я прикрыл глаза. Блаженная пустота навалилась мягким пологом, но вскоре сквозь ее ватность пропел кофейный автомат. Мысленно вздохнув, я вынырнул в жестокий мир и был встречен благословенным стаканом кофе. Малой со вторым стаканом обрушился в соседнее кресло, по всей видимости, намереваясь тоже залипнуть. Этого я не мог ему позволить, ибо спящий Малой суть Малой мертвый. Разницы никакой, разве только храпит и чешется. Разбудить эту двухметровую спящую красавицу могут только мать и Михалыч. Первый вариант недоступен, а второй крайне нежелателен ввиду объективных причин. Значит, выход один. Подкравшись к замершему в кресле и начавшему счастливо пускать слюни верзиле, я щелчком выбил из его рук стакан с кипятком. Тот перевернулся, окатив его, ничего не подозревающего, а я в два скачка вернулся в свое кресло, изо всех сил изображая, что только проснулся.

–А? Что?

Младший брат Эвереста вскочил, безуспешно стряхивая остатки кипятка. Он перестал вопить, теперь только шипел и плевался, рассматривая темное мокрое пятно, расползающееся по комбинезону ниже ремня. Я тоже поднялся, доверительно положил верзиле руку на плечо.

–Не спится тебе? Может, еще кофейку?

Малой неопределенно махнул рукой и торопливо угрохотал в сторону душевой. Не получивший конкретных указаний автомат проскрипел:

–Обрабатывать запрос?

–Давай, уже давно бы сделал! – Я вытянулся в кресло, потягивая кофе. Воспоминания о прошедшей ночи крутились в голове, заставляя довольно улыбаться. Общее впечатление портило только долгое и скучное возвращение домой. Тут он сам виноват – не проверил состояние двигателей, теперь его пикап в пятнадцати километрах от города. Нужно будет выпросить у Михалыча эвакуатор.

Вернувшийся на писк кофейного аппарата Малой отфыркивался, разбрасывая капли воды с неутертого лица. Я, недовольно поморщившись, спросил:

–Ну, а ты чего, тоже опоздал?

Малой впихнулся в кресло, опасливо держа стакан с кофе подальше. Наконец угнездившись, с удовольствием отхлебнул и прогудел:

–Тоже проспал, представляешь? В первый раз. Маманя еле растолкала.

Я невольно присвистнул. Малой – человек пунктуальный, всегда ложится в одно время, да и как иначе? Ангелина Романовна, добрейшей души человек, воспитала удивительно любящего и послушного сына. Чтобы он поздно лег, да еще и не сразу поднялся, должно было произойти что – то действительно невероятное…

–Мы с Никой пол – ночи гуляли, весь город обошли, представляешь?

…например, это. Что крайне маловероятно, опять же, благодаря воспитанию. Я на всякий случай поинтересовался:

–С Михалычевой дочкой, что ли?

Малой кивнул, и тут я окончательно убедился, что ничего не понял. Этот факт никак не вязался со всем, что мне было известно нашем шкафообразном тихоне. Ну никак эти двое не могли сойтись в одной точке пространства! Скорее что – то в лесу сдохнет, как говаривал батя. А у меня нет никаких причин не доверять человеку, давшему мне жизнь. Я уставился на него бараньим взглядом, завопив после секундного замешательства:

–Так чего же ты, рассказывай давай!

Все оказалось не таким интересным, каким виделось вначале. Наш простак Малой не оказался героем – любовником, сумевшим завоевать неприступную крепость Нику. От этой новости где – то в глубине меня опустила голову и снова засопела навострившая было уши ревность. О дочке Михалыча – красавице и умнице Нике – мечтала вся мужская часть населения Журавлева. Журавлев – это наш городок, если что. Так вот, все особи мужеска пола от двенадцати и до бесконечности тайно воздыхали по Веронике Громовой. Сперва отец глядел волком на каждого, готовясь отгонять ухажеров палкой, но вскоре отстал за ненадобностью. Приветливая и мило улыбавшаяся всем, Ника не отвечала на любые знаки внимания. И тем сильнее оказалось мое удивление, когда из всех она выбрала нашего цельнодеревянного Малого.

–Она меня попросила, чтоб я ее проводил вечером. У них там какое – то собрание намечалось, вот ее и позвали. Так – то она до этого Гешу просила, так он ветки распускать начал. Так вот, значит, подходит она ко мне вчера вечером…

–Так! Стоп, – оборвал его я, швырнув пустой стакан в угол. Тот угодил в груду таких же и, отпрыгнув, подкатился обратно. – У кого и что за собрание? И что там с Гешей?

–Да нормально все, – Малой любовно потер кулачище, довольно блеснув коровьими глазами. – А эти – так это бродяги. В том месяце приехали которые. У них там лектор оказался, толковый дядька кстати.

Про бродяг я, конечно, знал. С месяц назад к Белому дому подкатил длинный туристический автобус. Сначала из него высыпало с десяток крепких парней, а затем изволил выйти некто в черном. Пришельцы попросили аудиенции у мэра, причем, именно попросили, а не велели, как следовало ожидать при их откровенно бандитских рожах. Вышедший навстречу заместитель мэра пригласил их главного внутрь, а остальные расположились на крохотной площади напротив мэрии. Вели себя они на удивление тихо, местных не задирали, так что наши аборигены, ожидавшие веселой схватки, вынуждены были уйти ни с чем. Главный бандит появился через два часа в сопровождении Самого. Они долго жали друг другу руки, затем лихая братия погрузилась в автобус и отбыла. После чего мэр выступил по местной сети с объяснением ситуации.

Посетившие наш город товарищи были не организованной преступной группой, как могло показаться сначала. Не оказались они ею и на второй взгляд. А была это странствующая артель, вот ни больше, ни меньше. Человек сто, с семьями, с детьми, целый конвой из грузовиков и прицепов. В передовой дозор назначили сплошь головорезов, для устрашения и во избежание, так сказать. Причем, в итоге ребята оказались не опаснее Малого. Они пристранствовали откуда – то с севера, их главный хвастал, что возводили там электростанцию и прочее по мелочи, и нахвастал на контракт. Так они и стали у нас жить, заселив полувымершие Кузовки – деревушку на полсотни домов разной степени сохранности. А заодно реанимировали рассыпающуюся ферму, обещая по три урожая в год.