— Спасибо, — искренняя благодарность, снова улыбка.
Диана вспоминает, как это делала Артемия. Легко переключалась с рабочих вопросов на личные, меняя даже лицо и позу. Поэтому Диана прислоняется к спинке стула, закидывает ногу на ногу. Снова напоминает себе расслабиться.
— Тебя это не бесит? — найти новую тему для разговора, не допускать долгого молчания.
— Неподатливость Рубина?
— Нет, всего города, — чуть податься вперёд, доверительно и убеждающе. — Здесь вообще в курсе какой век на дворе?
— И это ты Служительнице “первобытного” Уклада говоришь? — Артемия чуть хмурится, недовольно и неодобрительно.
— Не о тебе конкретно, и даже не об Укладе, — легко коснуться локтя в извиняющемся жесте, улыбнуться, но не так широко, как раньше. — Обо всём городе. Верховные посты у Хозяек, но все бразды правления у их мужей, слабое подобие равноправия, которое не встретишь за пределами аристократских домов. Ты знаешь, как отреагировал Сабуров на моё предложение взять в медсёстры Анну и Лару?
Диана не планировала именно этот разговор, хотя подобные мысли возникали у неё не в первый раз. Артемия не похожа на зашоренную человеку, несмотря на происхождение. Она наверняка поймёт Диану. И всё это — хороший повод показать себя с той стороны, с которой они ещё незнакомы. Артемия кивает, приподнимая брови.
— Он взъелся и сказал, что сама мысль о женщине-враче вопиюща, — Диана помнит его слова, как будто услышала их пять минут назад. Она копирует его ледяной тон, а потом хмурится, пускает в свой голос каплю язвительности: — И на меня смотрел.
— Перекочевало ли это убеждение от степняков или нет, — Артемия напряжённо упирает локти в колени, наклонившись вперёд, —но здесь уверены, что бремя отвечать за жизнь других людинь может выдержать только мужской разум.
— Архаизм на уровне горячечного бреда, — Диана распаляется, голос становится громче, но это позволяет тема разговора. — Но и эту болезнь можно вылечить. Medicummorboadhibēre.
— Снова латынь? Я думала, ты отказалась от этой дурной привычки.
Артемия говорит скорее с насмешкой, чем уязвлённо, но Диана понимает, что слегка превысила градус возмущения и, кроме того, снова перегнула с привычной горделивостью. Она не успевает загладить ситуацию, потому что Артемия продолжает:
— Но мне нравится, куда ты ведёшь, — она поднимает к Диане лицо, и её взгляд наполнен неясным, сердечным чувством, — Я тоже думаю, что такое положение вещей требует изменений.
— Ты думаешь, я справлюсь? — снова перевести немного на себя, чуть опустить голову, получить одобрение.
— Я знаю, что ты сделаешь всё возможное, — Артемия кладёт руку ей на плечо, смотрит в глаза. — Как и я. И Капелла.
Не всё в Диане — роль. Сказанное — её слова, и её мысли. Она и правда хочет сделать всё возможное. Если Артемия с Капеллой будут на её стороне — тем лучше. Особенно, конечно, Артемия.
Они недолго говорят о делах каждой. Артемия много не рассказывает, Диана и не требует — Уклад, Бойни и Термитник далеки от неё и её мыслей. Куда важнее, что Артемия делится личным: много устаёт, но по сравнению с периодом эпидемии — это просто отпуск; Зоя учится у неё, схватывает на лету, из неё, возможно, получится вырастить преемницу; она хотела бы присоединиться к проекту Дианы, чтобы реализовать свои знания, но на это совсем нет времени. Диана кивает, удачно вставляет фразы, отвечает тем же уровнем искренности: устаёт меньше, потому что пока ничего не готово, немного переживает из-за недостатка оборудования и персонала, вчера сожгла вещи, в которых приехала в город.
Диана уходит затемно, на прощание она легко проводит ладонью по плечу Артемии и улыбается, снова говорит, что была рада её увидеть. Всё получается так, как она планировала. Чуть больше прикосновений, нет неловких пауз, общие темы для разговоров. Этим легко управлять, ещё немного, и она сможет направить их встречи туда, куда ей нужно. Вернуть всё на круги своя. Диана заново рассматривает своё поведение как под микроскопом, делает сама себе замечания, вносит изменения.
***
Первый этаж «Омута» теперь выглядит как кабинет в сельской больнице. Всё стерильно белое, аккуратная койка, ящики с расходными материалами задвинуты под стол. Два письменных стола, несколько простых жестких скамеек для ожидающих, ширмы тоже перетянуты белой тканью и огораживают условный коридор от кабинета. Если вглядеться, видны потёки краски, следы от передвигаемой мебели на полу, некрасиво выделяются двери в кухню и комнатку Айян — Диана, подумав, вешает на них табличку «Для персонала» скорее по привычке. Чего здесь не видно, так это старой хозяйки дома — Евы. Диана не решилась выкинуть её шторы, ковры, косметику, любовные романы с пошлыми обложками и унесла всё на второй этаж, захламив его ненужными ей вещами. И внизу словно и не было никогда никакой Евы: пропали её цвета и запахи, её рука в обстановке. И второй этаж, нагруженный памятью и старым хламом, сейчас тяжелее первого — лёгкого, полупустого, светлого. Кажется, он скоро перевесит и обвалится на голову Диане и её несуществующим пока пациенткам.
Можно предпринимать следующий шаг. Диана останавливается на трёх кандидатках в медсёстры: Анна, Лара и Айян. На счёт последней она долго сомневается и берёт её только потому, что Юлия оказывается занята в восстановлении города, а Айян постоянно мелькает перед глазами. Если Лару и Анну ей удаётся отстоять перед Сабуровым относительно легко, то Айян он принимает только под заверения, что лечить она не будет, и всё равно с большой неохотой. Но одним им дело не ограничивается.
— Диана, я не позволю переманивать моих женщин из кабака!
Диана стоит, скрестив руки на груди. Андрей буквально схватил её за локоть, когда она проходила мимо кабака и сначала даже пытался вести разговор мирно. Надолго его не хватило, и он перешёл на крик.
— Андрей, Айян не твоя, она может делать, что пожелает, — её тон жёсткий и холодный, кричать, она, разумеется, не станет, но показать, как ей этот разговор противен, обязана. — В конце концов, она почти месяц живёт в «Омуте», а ты только сейчас опомнился?
— Отдохнула, пора и честь знать. Она моя, невесты не бывают сами по себе.
— Эта — будет, — Диана злится; ей страшно представить сколько таких же, как Айян, под крышей кабака или в степи чьи-то, не свои собственные. И она не может повлиять на них всех, но судьбу хотя бы одной изменить в силах. — Она уже сама по себе.
— Разве? — язвит Андрей. — Она как будто твоя теперь. Живёт с тобой, ест твою еду работать будет на тебя. Она тебе другие услуги не оказывает?
— Оставь свои отвратительные предположения при себе, — лицо Дианы заливается краской не то гнева, не то стыда. — Она дала согласие на эту работу. Вопрос исчерпан.
— А другие вопросы ты как будешь решать? Твирином ты её будешь снабжать?
— В последний месяц ты её снабжал? — вздыхает Диана. На самом деле, про возможную зависимость Айян она не думала до этого момента, нужно будет обсудить это с ней. — Нет? Ну вот именно. Разберусь без твоих советов.
Диана разворачивается и идёт в сторону моста. В ней клокочет злость на Андрея и на жизнь этого города вообще. Она не может просто взять и пригласить на работу тех, кто ей понравилась, как делала это для Танатики. Обязательно нужно пережить несколько скандалов, в каждом из которых ей ткнут в лицо, что она сама женщина, и для города это – уже много, и что никто из выбранных не имеет тут никаких прав.
С Айян и в самом деле оказалось много вопросов. Читать и писать она не умеет, и Диане приходится дать Ларе задание научить её хотя бы каким-то основам.Про твириновую зависимость упрямо молчит, и Диана, не сдержавшись, резко повышает голос. Только тогда Айян тихо бормочет, что всё уже в порядке, и твирин ей не нужен. Диане приходится поверить ей на слово.Кроме того, Айян пуглива, тиха и боится ходить в дома городских жительниц. Два дня Диана водит её чуть ли не за руку, представляя всем и каждому, и только после этого на неё можно положиться.
