– Да, разумеется, – перебила ее Биртин Фей – перебила! – и бесстрашно продолжила: – Но в тот день, когда медные вирмы убили Аурбанграса, наши воины как раз отступали в Мензоберранзан. Я уверена: этот фак т не послужит на пользу Ллос в ее переговорах с богиней Тиамат.

– Внук Дантрага Бэнра летел на последнюю битву на спине одного из белых драконов, – самодовольно напомнила Верховная Мать Бэнр, однако ни от кого не укрылась ее обеспокоенность.

– Это был всего лишь один из немногочисленных воинов дроу, оставшихся на Серебристых Болотах, – возразила Биртин. – Если бы вся наша армия находилась внизу, на поле битвы…

– Исход сражения между драконами не изменился бы, – резко произнесла Верховная Мать Бэнр.

– Но это упрочило бы положение Паучьей Королевы в глазах Тиамат. Не следует закрывать глаза на собственные ошибки, Верховная Мать. Давайте лучше вместе рассмотрим, как мы можем плодотворнее послужить Госпоже Ллос.

Вот оно, поняла Мез’Баррис. Она едва сдерживала довольное хихиканье. Слова «вместе рассмотрим» верховные матери произносили в разговорах друг с другом чаще в качестве обвинения, чем как предложение сотрудничества, особенно в зале заседаний Правящего Совета. Эта фраза являлась старейшим из словесных «уколов» дроу. Верховные матери дроу никогда ничего не «рассматривали вместе», кроме трупа третьей матери, с которой они заключили временный союз и от которой потом избавились.

К восторгу Мез’Баррис, все члены Правящего Совета беспокойно заерзали на своих местах, и даже треклятая Квентл как будто лишилась дара речи. Сейчас она больше походила на ту прежнюю, безмозглую и никчемную Квентл Бэнр, которую Мез’Баррис знала прежде, до недавнего необъяснимого превращения.

Однако мгновение спустя Квентл вновь обрела невозмутимое спокойствие, непринужденно откинулась на спинку кресла и взглянула на Биртин Фей с таким видом, будто происходящее забавляло ее. Она походила на коварную кошку, которая заглядывает в крысиную нору и всем своим видом обещает, что обитательница норы скоро послужит ей обедом.

В этот момент двери зала с грохотом распахнулись, в помещение ворвались два рослых существа. Они походили на массивных мускулистых гуманоидов с собачьими головами, увенчанными козлиными рогами. Кроме того, у чудищ имелась вторая пара рук, оканчивающихся гигантскими клешнями, способными перекусить пополам дроу.

Следом за уродами в зал заседаний вползло существо, похожее на нагу, с телом змеи и обнаженным торсом прекрасной женщины, однако в каждой из шести рук «женщина» сжимала по топору или мечу весьма грозного вида.

Все верховные матери вздрогнули, некоторые даже вскочили на ноги, другие начали колдовать – все, за исключением самой Верховной Матери, Сос’Умпту и, разумеется, этой никчемной марионетки, Дартиир До’Урден.

Мез’Баррис быстро успокоилась, как следует разглядев демонов; это были два глабрезу, а в женщине она распознала марилит или айшапру – эти два вида могущественных демонов слишком сильно походили друг на друга, так что она не могла быть уверена.

– Они пришли сюда с благословения Ллос, – объяснила Сос’Умпту.

– Прошу прощения за вторжение, – заговорила демоница, и по ее голосу Мез’Баррис поняла, что перед нею действительно Марилит – самая крупная среди своих сородичей.

Затем Мез’Баррис вспомнила, что подобная внешность действительно была характерна для Марилит: ее левая грудь значительно превосходила размерами правую по каким-то символическим соображениям, недоступным пониманию дроу. Такие могущественные демоны при желании могли легко исправить любой физический недостаток. Мез’Баррис также поняла по тону и взгляду демоницы, что злобное и опасное существо не нуждалось в прощении и едва ли понимало смысл этого слова.

– Я услышала о заседании вашего Совета и захотела узнать, сколько моих старых знакомых осталось среди правящих верховных матерей, – продолжала Марилит. – Прошло больше ста лет… срок короткий, без сомнения, но мне совершенно нет дела до дроу, так что воспоминания о вас быстро испарились у меня из головы.

За дверями, в коридоре, разнеслось эхо какого-то скрипа, подобного чириканью гигантских птиц. В зал вошли новые странные существа, наполовину люди, наполовину стервятники – вроки, как их называли. Они имели угрожающий вид и ростом не уступали десятифутовым глабрезу. Их сопровождали двое взволнованных дроу часовых, чей ужас был вполне понятен.

– Но все равно приятно вернуться сюда, – заметила Марилит.

Она развернулась, описав огромную дугу, и уползла прочь, а гиганты глабрезу последовали за ней.

Когда дверь закрылась, верховные матери услышали крик темного эльфа, полный ужаса и страдания, и все поняли, что теперь среди стражей священного зала заседаний Правящего Совета стало одним воином меньше.

Что поделаешь, демоны – они и есть демоны.

Я никогда с такой четкостью не осознавал того факта, что мне не дано постичь того, чего я не знаю.

Я был совершенно ошеломлен, когда мое тело внезапно воспарило над землей на поле боя, посреди армии дворфов. Когда лучи света хлынули из кончиков моих пальцев, из ног, из груди, из глаз, я ни о чем не думал – я стал всего лишь пассивным проводником магии. И я был не менее остальных поражен видом лучей, которые устремились к небу и разогнали тучи, клубившиеся наверху и не пропускавшие на Серебристые Болота солнечный свет.

Когда неожиданная левитация закончилась, я рухнул на землю, друзья мои окружили меня, и я увидел на их лицах слезы радости. Дворфы и люди, хафлинги и эльфы – все, как один, упали на колени и вознесли молитвы Миликки, благодаря ее за то, что она прогнала тьму, окутывавшую Серебристые Болота, их дом, их страну.

Но дольше всех плакала от радости Кэтти-бри, Избранная Миликки, которая вернулась ко мне с благословения богини. Теперь, судя по всему, она нашла какое-то объяснение испытаниям, обрушившимся на нее и других моих друзей после возвращения в мир живых.

Кэтти-бри часто высказывала мнение, что ее поединок с Далией в пещере Предвечного в Гаунтлгриме был всего лишь сражением марионеток Миликки и Ллос, но, разумеется, она не могла быть в этом уверена. Однако после того как мое тело было столь драматическим образом использовано для победы над тьмой, Сумерками Паучьей Королевы, сомнений больше не оставалось. Кэтти-бри поверила в божественное вмешательство. Поверили все.

Тем не менее, несмотря на это, я по-прежнему не знаю, что произошло.

Меня это не убедило!

Я был орудием Миликки, так они говорят, и такой вывод напрашивается сам собой, потому что я не владею магией и уж точно не знаком с двеомером, который возник из моей смертной оболочки. Наверняка мной воспользовалась какая-то чужая сила, нечто инородное. Естественно, логично было бы приписать произошедшее воле Миликки.

Итак, если следовать этой логике, меня коснулась рука богини. Значит, присущий мне скептицизм и мое постоянное стремление найти всем явлениям и событиям прозаическое, «земное» объяснение мешают мне просто принять истину? Да, в тот момент я не ощутил никакого божественного вмешательства, но, с другой стороны, откуда мне знать, как чувствует себя тот, кого действительно благословила богиня?

В моем характере постоянно противоборствуют две склонности: с одной стороны, вечный агностицизм, а с другой – желание принять то, чего я не знаю и вряд ли смогу познать, а также твердая уверенность в том, что подобное знание или его отсутствие не имеют и не могут иметь под собой основы. Я пришел к Миликки потому, что желал дать имя тем убеждениям, которые жили в моем сердце. Когда я узнал о богине, о ее заветах и правилах, я как будто бы нашел мелодию, созвучную с «песнью» моих собственных убеждений и этики, моего собственного чувства общности с живыми существами и окружающей природой.

Мне казалось, что я нашел для себя идеальную религию.