Дома удивляют разнообразными пиками на куполообразных крышах. Если кто-то из богов решит спуститься с небес в Карлаг, ему предстоит нелегкая задача найти клочок земли, где бы не было шансов напороться на острую верхушку. Некоторые здания знати соединены канатными лестницами. Ходить по ним – сущий страх: деревяшки под ногами раскачиваются даже от легкого ветра, так и норовишь сорваться с высоты. Однако местным богачам нравятся канатные лестницы. Лучше бы канализацию провели. Простой народ в городах Карлага ютится в трехэтажных глиняных домиках, где в одной комнатушке порой живут по две семьи. Грязь, вонь, болезни – настоящая клоака для цивилизованного человека. И от того противнее, что у Метина пришлось врать и нахваливать эту проклятую страну.

– Слава богам, я сюда больше никогда не вернусь, – сказала Хара, поправив серебряный обруч на лбу. – Ты даже представить не можешь, как сильно я устала – будто всю душу высосали. Метин – мерзкий человечишка, способный пойти на чудовищные преступления ради выгоды.

– Настоятельница, не стоило брать этого мальчика, – не стал ходить вокруг да около Дживат. – Он опасен.

– Опять ты за свое…

Она развернулась.

Неброская одежда охранника ярко контрастирует с богатым местным убранством. От пушистых ковров, на которых искусно вытканы абстрактные геометрические фигуры, на стенах и на полу рябит в глазах, а от безвкусной мебели – столы с золотыми узорами, стулья с золотыми спинками, шкафы с золотой резьбой на дверях – к горлу подкатывает тошнота. Словно хозяин гостиницы еще в недавнем прошлом был нищим. Впрочем, что еще ожидать от карлагцев, кроме варварской тупости?

И как же приятно посмотреть на Дживата! Одет просто, но со вкусом: серая тканная рубаха-юбка, доходящая до колен, геткормейский широкий пояс, подчеркивающий тонкую талию, да кожаные сандалии. Бронзовый обруч на лбу слабо поблескивает в свете десятков подожженных масляных чаш, расставленных в углублениях стен.

– Я думаю, сейчас не самое подходящее время, – сказала Хара, зевнув. – Скоро, пожалуй, лягу. Сегодня был тяжелый день.

– Настоятельница, вы знаете, как всецело я доверяю вашему чутью, но мы не можем так рисковать. – Голос у Дживата удивительно низкий, грудной. – Вы видели клеймо на лбу мальца? Мне кажется, купец нас обманул! Такие знаки выжигают отнюдь не за убийства. Точнее – не только за них…

– Ты преувеличиваешь.

Она легла на большие подушки у окна. Спина оперлась о мягкую перину, руки опустились на шелковую ткань. Подушки тут же обволокли её, приняли форму тела.

– Я нисколько не преувеличиваю угрозу, госпожа! Я просто боюсь за вашу жизнь. В любой момент мальчик может потерять контроль и…

– Прекрати, – перевела тему Хара. – Всё скоро закончится. Можешь поверить в подобное?

Охранник тяжело вздохнул, провел ладонью по размытому пятну лица.

– Считаю дни до нашего отплытия, – признался он. – В этот раз всё идет наперекосяк. Вы только вспомните, как мы едва не нарвались на триремы у берегов Зигира! Если бы не дул попутный ветер, то вряд ли бы нам удалось уйти… А этот дурацкий налог в порту Миокмеи? Видите ли, у них новые правила! – передразнил охранник. – Теперь еще и этот мальчишка… Боги испытывают нас.

– Возможно, пытаются показать, что мне не стоит больше этим заниматься, – заметила Хара. – Я сама устала, Дживат. Десять долгих лет плаваю туда-сюда к дикарям. И зачем? Ради чего? Намного было бы проще отправить сюда своих помощников и скупить столько рабов, сколько позволяют средства нашего храма… Но нет! Вместо этого я сама каждый раз плыву на другой конец мира и неубедительно играю пресытившуюся купчиху! Смех – да и только!

– Детишки хорошие, здоровые, – похвалил Дживат, улыбаясь. – Из них получатся хорошие служители. Двоих можно будет отправить на учебу к Золотых Посохам!

– К сожалению, не всех удалось купить. Метин поднял цену, будто чувствуя, что я пришла к нему в последний раз. Хитрый лис!

Хара потянулась было к графину с вином на столике, когда в парадной раздался тяжелый грохот. Через несколько мгновений показался молоденький охранник Ниай, плюхнулся на колени.

– Беда, настоятельница!

По спине скользнуло холодом.

– Что такое?

– Мальчик с клеймом сбежал!

– Говори же яснее, Ифоотра тебя дери! – воскликнул Дживат.

Паренек затараторил:

– Я вместе с Зелом отвел детей в комнату возле конюшен, настоятельница. Там темно – хоть глаз выколи! Пришлось потратить время, пока не зажег тарелки с огненным маслом. Потом Зел по одиночке принялся снимать кандалы с рук и с шеи… Всё как всегда. Работа-то монотонная! От оков освобождаешь, на стопу крепишь гирьку с цепью, чтобы не убежали…

Дживат процедил:

– Или ты перейдешь к делу, или я сниму с тебя шкуру, ослиный ты дурак!

– Я же рассказываю, командир! Последним пацан с клеймом был. Я, значит, слежу, чтобы ничего такого не случилось, рука лежит на эфесе. А Зел только цепь снял, как этот мелкий ублюдок резко вывернул ему руку – да так, что хрустнуло! Зел, крича, скатился по стене… Когда я пришел в себя, пацан на улицу выбежал и скрылся в переулке.

Командир охранников грязно выругался и едва не сплюнул под ноги.

– Ничего вам, остолопам, доверить нельзя! Ведь чувствовал же: надо собственнолично говнюка заковать! А теперь его пойди разыщи! Ты хоть понимаешь, дурак, чем это грозит настоятельнице? Деньги ты ей вернешь? Хочешь, чтобы я взыскал с твоего жалованья? Будешь до конца жизни у меня нищим ходить!

Хара хмыкнула. Будь на месте клейменного обычный раб, Дживат уже бы обежал вместе со своими людьми весь город, но вместо этого намеренно тратит драгоценное время на бесполезные препирательства. Пора взять ситуацию в свои руки.

– Хватит разговоров, – спокойно сказала она. – Нам нужно отыскать мальчика – и как можно быстрее. Вряд ли он далеко сбежал. К тому же улицы хорошо освещаются. Поэтому, Дживат, возьми всех охранников, кроме Зела, и прочеши местность. Говорю сразу: без мальчика мы в путь не отправимся. Приложи максимум сил.

Кивнув, командир направился к выходу. У порога Хара бросила:

– Я пойду с вами.

– Это может быть опасно, настоятельница, – обернувшись, сказал он.

– Как-нибудь переживу. И чтобы ни один волосок с головы мальчика не упал!

Дживат и его люди разбежались по переулкам. Она и не думала гоняться наравне с другими охранниками, поэтому, приказав Ниайю идти вместе с ней, направилась по центральной дороге, не надеясь встретиться с рабом. Остается только ждать. Хара в который раз мысленно прокляла богов за то, что не может рассказать детям-невольникам об их истинной судьбе. Они-то считают её недалекой купчихой, которая собирается подороже продать живой товар богатым купцам, охочим до сладких утех.

Придется терпеть, дорогая. Обо всем расскажешь в Геткормее – сейчас же нельзя рисковать. Ну разболтаешь ты им всё – и станешь этакой доброй мамочкой, но, во-первых, они все равно не поверят и будут обозлены – не в первый раз путешествуешь, а во-вторых, вдруг кто-то из местных узнает правду? Меня повесят на глазах у всего честного народа. Нет, я не могу, надо отыгрывать роль, а клейменный найдется.

Их шаги повторяло громкое эхо, дробило по узкой улице и возвращало странно искаженным. Дорога, вымощенная мрамором, пуста – несмотря на яркое освещение, все горожане попрятались в домах. Можно лишь заметить вдали стражника, поджигающего потухшие масляные светильники. Ни тебе ночных пьянок, ни сомнительных бродяг, проворачивающих свои темные делишки – скука! В Геткормее даже в самом захудалом городишке жизнь кипит в темное время суток.

Вдохнув влажный воздух, Хара расправила плечи. В проклятущих шароварах всё время кажется, будто ноги голые. Одежда дикарей, но иначе нельзя: в долгих путешествиях платья непрактичны и неудобны, к тому же местные женщины носят просторные штаны и длинные рубахи – пытаются походить на мужчин.

– Только не забывай про легенду, – напомнила она Ниайю.