Почему Вор позволил себя связать? Западня? Но Камень обследовал все близлежащие территории и ничего и никого не нашел. Может, всё-таки ошибка? Нет, конечно же, всё по-настоящему! Но почему Вор не боится наказаний, не боится смерти, наконец?

И сегодня Ренай узнал ответ: потому что того нельзя убить. Вместо крови в его венах струится свет. Любая, даже самая серьезная рана заживает за несколько мгновений.

Погладив густую намасленную бороду, Камень тяжело выдохнул, пытаясь успокоиться. Напряг мускулы на руках. Витиеватые татуировки вздулись. В конце концов, он всего лишь воин храма. Бывший Поющий. Решения принимает архимаг. Вряд ли тот недооценивает всю серьезность ситуации. Что-нибудь придумает.

А пока замуруем Вора в стене до приезда дознавателей из Кулгера. Не сдохнет – так хоть помучается.

Стало чуть легче.

Рука отозвалась острой болью, словно кто-то её поджег. Ренай резко открыл глаза, вскочил с кровати. Его татуировки испускают ровный синий свет, достаточно сильный, чтобы прогнать ночную тьму и придать комнате мистический вид.

С губ срывается сияющая дымка. Стянув с себя холщовую рубаху, Камень осмотрел себя. Дрожащие пальцы заскользили по старым шрамам, портящим некогда безупречную карту татуировок. Однако колючий синий свет, несмотря на безумие происходящего, продолжает исходить из тела! Мелькнула мысль: это всё Вор! Это он что-то изменил внутри него и теперь…

Нет.

Ренай одернул себя. Узник здесь ни причем. Память услужливо подкинула воспоминания годичной давности. Он, как сейчас, вскочил посреди ночи от боли в руке. Осмотрелся. Татуировка на плече – одна из немногих не перечеркнутых шрамами – едва-едва теплилась, слабо горела синим свечением. Тогда Камень никому не рассказал о чуде.

Затем каждый месяц сияние становилось лишь сильнее. Ренай хмыкнул. Он давно смирился со своей незавидной участью – стать убийцей, дознавателем и ручным покладистым псом архимага. Он больше не Поющий. Восемнадцать лет подготовки ушли псу под хвост из-за одного маленького шрама. Сила ушла, вытекла из души, как молоко – из разбитого кувшина. Хвала богам, что его вообще не выкинули на улицу, а оставили в храме.

И вот теперь он снова пылает! Великий Баамон, высший из богов, смилостивился над жалким рабом и вновь одарил своей милостью! Татуировки испускают синее свечение, несмотря на шрамы; где-то чуть ниже солнечного сплетения покалывает от переполняющей мощи, а в памяти просыпаются, казалось, давно забытые мантры.

Не обращая внимание на боль в руке, Ренай нерешительно встал в нескольких шагах от двери. Больше нет смысла скрывать его маленькую тайну от архимага. Но что делать? Сейчас ночь. Побеспокоить настоятеля в такое время – верх глупости. Решение озарило тут же: он спустится в зал для молитв служек и явит чудо тем немногим братьям, что сейчас читают священные мантры. А те уже обо всем расскажут архимагу. Больше не надо чувствовать себя изгоем и прятать глаза.

Воодушевленный, Ренай вышел из покоев. Узкий коридор встретил его абсолютной тишиной. В ноздри ударил въевшийся в стены запах пота. Расставленные через равные расстояния факелы на колоннах словно потянулись к нему. Сияние татуировок разогнало последние прячущиеся в углах тени. Знакомые места преобразились. Горельефы героев древности провожают его заинтересованными взглядами. Каменные арки словно становятся выше, когда он проходит под ними.

Забыв об узнике, забыв обо всех проблемах, Ренай идет вперед. Эхо шагов громом разносится по коридорам. Поющий, на котором давным-давно поставили крест, вернулся! Вскоре показался гигантский вход в один из священных залов. До ушей докатился тяжелый монотонный гул, от которого завибрировали кости, а сердце болезненно сжалось. Улыбаясь, Ренай встал напротив циклопической мраморной арки в форме раззявленной пасти ящера.

Сотни Поющих сидят на коленях и синхронно, как одно существо, выплевывают в воздух священные мантры. Море человеческих голов и спин, украшенных витиеватыми татуировками, вызывает невольное восхищение. Факелы в зале не горят – но они и не нужны: чистый свет, идущий из шепчущих ртов, раскрытых глаз и сложных узоров на коже, разгонит даже самую чернильную тьму.

Ренай заставил себя двинуться дальше – пока еще здесь ему не место.

Он дошел до зала молитв послушников. И разочарованно скривился – никого нет. Наплюй. Делай, что планировал. Если твое исцеление – воля богов, то утром священный свет не погаснет. Архимаг обязательно узнает. Камень рухнул на колени, мраморные плиты под ним дрогнули. Это просторное место подавляет: пузатые колонны не обхватить и четверым, потолок утопает во тьме, а бесчисленные факелы, расставленные по стенам, не способны прогнать сумрак. Камень бросил взгляд сначала на массивный пьедестал, украшенный древними иероглифами, а затем – на скульптуру. Огромный шар-глаз Великого Баамона испепелил жгучей ненавистью.

Ренай закрыл глаза. Боясь нарваться на божественный гнев, неумело зашептал слова молитвы. Язык, непривычный к разговорам, ворочается неохотно, а звуки приходится буквально заставлять вытягивать из себя.

Боль в правой руке усилилась, растеклась жидким огнем от пальцев до локтя. Скривившись, Камень продолжил шептать молитву, однако резь под кожей стала острее, будто кто-то закопошился ржавым лезвием по мясу и сосудам. Суставы на глазах распухли, татуировки засияли ярче.

Продолжай.

Невидимое пламя разгорелось, медленно перетекая с плеча к груди. Отчего-то пульс в кончиках больных пальцев отдался сильнее, чем в остальном теле. Бум, бум, бум – точно бьют тяжелыми палками по барабану.

Не останавливайся…

Ренай всё же замолчал. Мысли крутятся лишь вокруг правой руки. Вдруг она сейчас откажет? Может, надо было пойти к архимагу? Если Вор-таки как-то повлиял на него тогда, в каземате?

Сейчас всё пройдет…

Сияние татуировок стало ослепительным – пришлось зажмуриться.

Восстановление невозможно без боли!

В этот момент сила, прячущаяся в нём, пробудилась со всей мощью. Грудь стиснули невидимые тиски. Из глаз и рта вырвались крючковатые лучи, закрутились у ног маленькими солнечными вихрями. Ренай попытался подняться, но что-то ударило в спину и опрокинуло на плиты. Правая рука с хрустом согнулась под неестественным углом.

Трясясь от чудовищной боли, Камень начал умолять богов прекратить страдания. В виски впились мириады игл и с удовольствием мелких демонов поползли сквозь плоть – к мозгу. Перед мысленным взором закрутился калейдоскоп видений. Разрушенные города. Выжженные поля. Солнце-око, скрытое под тяжелыми черными тучами. Дождь, прожигающий кожу. Горы человеческих тел.

Вдруг всё прекратилось. Невидимая пробка в горле исчезла, в легкие вновь проник воздух. Тяжело и хрипло дыша, Ренай раскрыл глаза, поднялся. Священный свет исчез, татуировки больше не горят, правая рука висит плетью – похоже, сломана. В голове туман; мысли разлетаются испуганными попугаями, ни одну не поймать.

Что произошло?

В ответ плиты под ногами вздрогнули. За спиной раздался тяжелый грохот. Ренай решительно поплелся к выходу из зала. Потихоньку онемение в ногах исчезло, удалось перейти на бег. Коридор напоминает поле боя. На стенах змеятся трещины, с потолка сыплются камни. Тут и там на мраморных плитах можно разглядеть черные подпалины.

Под ногами что-то грохнуло, затем – еще раз и еще. Из-за угла выбежал послушник. Лицо искажает гримаса ужаса. Татуировки испускают ровное багровое свечение. Бедняга сделал шаг к Камню, когда из земли вырвалась искрящаяся белая лента и хлестнула его по животу. Он затрясся. Губы страшно исказились, глаза в одно мгновение выгорели, оставив после себя два черных провала. На пол послушник рухнул уже мертвым.

Ренай ускорил бег. Сейчас важно добежать до своих покоев, схватить меч и молнией кинуться к архимагу. Возле священного зала он всё же остановился. Холодная ящерка ужаса скользнула по спине. Показалось, вместо крови по его жилам потёк жидкий лёд. Мертвецы… десятки мертвецов. Взгляд то и дело падает на раскрытые в немых криках рты, на выжженные глаза и побелевшую кожу.