Прежде, чем провалиться в черное забытье, он услышал крик стражника:
– Лекаря! Быстрее!
– Как ваше самочувствие? – в сотый раз спросил Хжай, проверив тугую перевязку на животе тгона.
– Да хорошо всё со мной, хорошо!
– Благодарите богов, что лезвие не задело важные органы. Еще бы чуть-чуть – и вас бы ни один лекарь уже не спас.
Усаживаясь поудобнее на кровати, Релин прислонился спиной к стенке, украшенной витеиватой резьбой. В боку стрельнуло.
– Парня-стражника не наказывай, – сказал он. – Это не его вина.
– Он слишком поздно среагировал. Следует…
– Это приказ, – настоял Релин.
– Разумеется.
– И зажги побольше ламп и свечей: здесь темно, как в заднице!
Он закрыл глаза, позволяя всем мышцам расслабиться. Уловил приятный запах старых и новых книг, плотно подогнанных друг к другу на полках шкафов. Библиотека – единственное богатство, которое забрал из дома. Отец, несмотря на знатное положение, с трудом разбирается в иероглифах, поэтому ему фолианты и свитки ни к чему. А здесь, в забытом всеми, кроме редких торговцев, городишке, книги позволяют забыться. Даже "Основы" Стонтаса, в которых собраны самые известные на данный момент теоремы, интересно читать: ведь автор снабдил свитки историями из своей насыщенной жизни путешественника.
– Раб мертв? – спросил Релин.
– Да. Этот дуболом раз десять проткнул его мечом. Идиот! Козий сын! Сколько сведений мы могли вытащить из илота-предателя! Я бы сам лично начал пытки! Выдернул бы ему все ногти и снял кожу на ногах! А после того, как он бы раскололся, влил расплавленный металл в глотку.
– Жаль, конечно. Но повторяю: стражника не трогать. Собственнолично прослежу.
Хжай подал Релину бокал с вином.
– Лекарь разрешил вам пить, – сказал он. – Это притупит боль.
– Услада для моих ушей!
Сделав несколько больших глотков, он обвел взором покои. Вдоль стен стоят шкафы, забитые книгами и свитками, купленными и доставленными в Юкнимею практически со всех стран. Возле окна-бойницы простой, деревянный стол, сделанный руками самого Релина. Несколько шкафов возвышаются по левую сторону от двустворчатых массивных дверей, ведущих на единственную открытую террасу на втором этаже. Всё кажется таким незнакомым и пугающим…
Почему? Дело в покушениях? Или потому, что за все годы он так и не прижился на новом месте?
– Мы должны вернуться к нашему старому разговору, – начал Хжай, облизав губы. – Это неизбежно.
– Только не сейчас. Может, позже…
– Нельзя больше откладывать! – возразил слуга. – Давайте раз и навсегда покончим с мятежниками. И всего-то нужно отправить армию прошерстить трущобы.
– Если ты не заметил, Хжай, вся Юкнимея – трущобы. Ты предлагаешь мне проверить каждую лачугу? Хотя нет… Я задам другой вопрос: сколько солдат, их жен и детей в городе?
Хжай пожал плечами:
– Вы спрашиваете, сколько у нас всего свободных?
– Именно так.
– Сто, великий господин.
– А рабов? – поинтересовался Релин.
– Я понимаю, к чему вы клоните. Четыреста.
Отпив в очередной раз из бокала, тгон хохотнул:
– Один к четырем, Хжай. Если ситуация выйдет из-под контроля, то нам придется туго. Никакие солдаты не помогут против разъяренной толпы. Единственное, что мы сможем: убежать. Но сам понимаешь, эта идея не из лучших. До ближайшего города далеко. Пустыня нас сожрет.
Из открытого окна-бойницы послышался стройный хор мужских и женских голосов. После того, как наступила глубокая ночь, рабы – в основном старики и старухи! – завели песню-молитву. Многие слова знакомы, однако смысл все равно ускользает. Релин копался в книгах, пытаясь понять, к какому народу принадлежат илоты Юкнимеи, но у него ничего не получилось. Наверное, всего понемногу: капля крови нокронговцев, капля аккаратцев и тошатханцев. Может, даже есть что-то от предков, живших в горах Юшмандр.
– Опять поют, – зло бросил Хжай. – Надо запретить. Великая Сеетра видит: жалкие рабы испытывают мое терпение!
– Пусть поют. Это не многое, что у них осталось.
– Может, они в данный момент проклинают вас? В этой белиберде же ничего не понятно!
– Видимо, песнь на местном диалекте.
Со словами молитвы в покои ворвались запахи цветов и еще чего-то сладкого. Ноздри приятно затрепетали, даже боль в боку утихла.
– Господин, нам надо найти мятежников, – вернулся к первоначальной теме слуга. – Иначе до вас доберутся. Я не смогу вернуться к вашему отцу с печальными известиями. Мне придется перерезать себе горло ржавым ножом у вашего хладного тела!
– А если мятежники – все рабы? – спросил Релин. – Вдруг они меня все ненавидят? Что тогда? Казним всех?
– Вот тогда и будем думать, великий господин. Но сейчас нужно действовать!
Тгон мучительно выдохнул:
– Ладно, твоя взяла. Завтра отправлю солдат шерстить городок. Но чтобы ни одна хижина не сгорела! Ты понял?
Слуга часто-часто закивал.
– Конечно-конечно! Вы невероятно мудры, великий господин! Вы не пожалеете о своем решении! Я лично прослежу за ходом поисков! Пусть боги проклянут меня, если с жалких рабов упадет хотя бы один волос!
– Прежде, чем уйдешь, поставь графин с вином так, чтобы я мог до него дотянуться. Я должен был напиться еще вечером, но не сложилось. Не хорошо.
Засмеявшись, Хжай выполнил приказ, легко поднялся с огромной постели и направился к двери, ведущей в коридор. В шаге от неё остановился.
– Чуть не забыл! – воскликнул он. – Два дня назад в город вернулся наш шпион, великий господин. Караван из пяти торговцев движется к нам. Верблюды их столь нагружены тюками с товарами, что едва ноги перебирают! Думаю, можно будет содрать с них большую мзду! Других оазисов в наших окрестностях нет.
– С кого с "них"? – ехидно спросил Релин. – С верблюдов?
– Ваш юмор как всегда проницателен.
– Хорошо, я понял тебя. Встретим как подобает. Я даже натяну на себя одеяния тгона, возьму в руку скипетр власти и буду сидеть, как последний напыщенный дурак, на троне, дабы произвести впечатление на вонючих и глупых торговцев. И даже не напьюсь. Наверное.
Хжай отворил дверь и уже на пороге проронил:
– Мне кажется, ваш отец никогда не мог оценить вас, господин, по достоинству. Но в последний год вы слишком сильно изменились. Пьете так часто, пренебрежительно относитесь к своим обязанностям, распустили рабов… И сами не заметили, как стали походить на того, кого отец видел в вас. Пожалуйста, я взываю к вашему разуму.
– Закрой за собой дверь, – спокойно ответил Релин. – Дует.
Когда по спине пробежала очередная капля пота, он принялся недовольно барабанить пальцами по подлокотнику трона, бросил тихое проклятие в адрес нерасторопных торговцев. Они уже давно должны были войти в город и прошествовать за тгонскими воинами в башню-дворец, чтобы преклонить колени. Но прошло не меньше четверти дня, а он сидит как болван и ждет! Весь в золотых одеждах, украшенных драгоценными камнями, с тяжеленной короной на голове, от которой сводит шею! И практически один в огромном зале за исключением двоих стражников.
Обливаясь потом, Релин со скуки в миллионный раз осмотрел помещение, хотя давно пересчитал все трещины на плитах и даже падающие из окон солнечные лучи. Высокий потолок утопает в сумраке. Чтобы осветить его, понадобится не меньше десяти тысяч свечей. Лишь в очень редких случаях – например, когда приезжает отец Релина или царский сборщик налогов из столицы – слуги взбираются по лестницам наверх, ставят свечи в специальные металлические чашки и поджигают их. Во мраке потолка доносится радостное чириканье – случайное привезенные из Аккарата воробьи давно облюбовали весь первый этаж башни. Их периодически пытаются истребить, но проще реку повернуть вспять, чем выкурить этих тварей.
Взгляд опустился на пузатые колонны. Циклопичные, необъятные – рядом с ними даже самый могучий воин кажется мелким и незначительным, как муравей. На стенах – горельефы, на которых древние герои борются с мерзкими чудовищами. Отрезают мечами когтистые лапы, протыкают копьями чешуйчатые животы и отсекают великанскими топорами кривые конечности. Поначалу, когда Релин только-только приехал в городок, он терпеть не мог горельефы в центральном зале, но после того, как увидел, сколь сильное впечатление они производили на приезжих купчишек, полюбил их всем сердцем: есть некоторое особое удовольствие наблюдать, как напыщенные людишки неуютно вздрагивают и стараются смотреть на мраморные плиты под ногами.
