Мы просили знаками, чтобы нам отдали наши платья. Но дикари тут же, на наших глазах, изорвали часть их на узкие полоски. Ими они украсили свои руки и ноги.

В стане чернокожих мы провели ужасную ночь. Я не в силах рассказать о том, что мы чувствовали тогда…

На следующее утро некоторые из дикарей отправились на остров и привезли оттуда трупы наших матросов. Сначала мы удивлялись, зачем это они сделали. И только потом поняли.

Мы не видали всех их приготовлений, но почувствовали запах горелого мяса, а потом увидели женщин, несших отсеченные руки и ноги. Я думала, что мы обе сойдем с ума от всех этих ужасов. Наше положение было так ужасно, что мы хотели покончить с жизнью. Мы хотели повеситься на травяной веревке, но нам не удалось сделать это. Сторожившие нас женщины ни на минуту не оставляли нас без присмотра.

Вслед за пиром, на лужайке неподалеку от нас началась отчаянная схватка между четырьмя чернокожими из числа тех, которые принимали участие в избиении наших матросов. Мы догадались, что эта схватка должна решить — кому мы достанемся. И вот этот вождь оказался победителем. Мы были отданы ему в собственность…

Однажды нам удалось темной ночью уползти из стана дикарей. Мы побежали прямо к морю с намерением утопиться. Но нас хватились. В тот момент, когда мы уже зашли далеко в воду (у берега было совсем мелко), кучка чернокожих бросилась за нами вдогонку.

После этого случая нас стали держать под самым строгим надзором. Нас поместили в этом самом шалаше и ни на шаг от него мы не отходили. Теперь бежать было нельзя.

Три месяца наши чернокожие кочевали с места на место и таскали нас с собой. Они обращались с нами, как со скотом. Впрочем, и со своими женщинами они обращались не лучше. Пища туземцев — коренья, змеи, улитки и прочая гадость — возбуждала в нас такое отвращение, что мы несколько дней от нее отказывались совсем и ничего не ели. Мы думали, что, может быть, нам удастся умереть от голода.

Должно быть туземцы догадались о нашем намерении. Они силой заставили нас проглотить несколько кусков какого-то очень странного вида мяса. Вас удивит, может быть, что мы повиновались нашим мучителям. Но дело в том, что когда мы отказывались их слушаться, они нас только били. Они не убивали нас, а мы надеялись, что они так разозлятся, что убьют со зла — они только били. Били до тех пор, пока мы не подчинялись. Что нам оставалось делать?

Дни шли за днями. Надежд на избавление не было. Но вот мы начали замечать, что день ото дня все слабеем и слабеем. Нам не хотелось есть, мы стали мало чувствительны к боли. Мы не ходили, а лежали и лежали. Мы все слабели, и я думаю, что скоро умерли бы от слабости, если бы не вы…».

Таков был рассказ Бланш. Много пережили и выстрадали эти девушки! Я сравнил их участь со своей. Какая разница! Я был мужчина. Я с первых шагов в этой стране стал силой, ко мне относились с уважением, оказывали мне всякий почет. А эти девушки кроме унижений ничего не видели.

Они надеялись на меня, на мою помощь. Мои слова, что я не могу ручаться за успех, их очень огорчили. Но я и не мог ручаться. Я не мог увести их тайком. Этим я нарушил бы самые главные правила гостеприимства. Нужно было что-то другое. И вот у меня начал созревать особый план. Нужно было время для его осуществления. Я просил пленниц не беспокоиться и потерпеть еще немного.

— Я не уйду отсюда, — говорил я им, — а при мне вы в полной безопасности.

Ямба отправляется за подкреплением. — Вызов. — Бой с вождем. — Победа! — Похороны побежденного. — Мы уходим. — В пути.

В ТУ ЖЕ НОЧЬ я послал Ямбу к одному из дружественных племен, находившемуся в трех днях пути от нас. Я велел ей сказать вождю, что великий белый вождь (то есть — я) находится в большой опасности и нуждается в отряде смелых воинов, которых необходимо послать ему на помощь.

Ямба отправилась. Прошло несколько дней, и она вернулась в сопровождении отряда воинов, которые и вступили самым торжественным образом в стан племени.

Вождь, бывший владелец девушек, начал было упрекать меня в нарушении законов гостеприимства. Я не обратил внимания на его слова, а наоборот, заявил ему, что он незаконно завладел белыми девушками. Я сказал, что намерен взять их себе, а если он не желает отпустить их добровольно, то он может вступить со мной в бой.

— Пусть единоборство решит, кому владеть этими женщинами! — закончил я свою речь.

Вождь пришел в ярость. Он согласился на единоборство, а его воины уже заранее предвкушали удовольствие быть зрителями интересного боя. Вождь сильно надеялся на свою силу, и, правда, он был очень силен. Но я полагался на свою ловкость. Ведь я был недурным гимнастом. Схватка же наша должна была быть рукопашной, без оружия. Это мне было очень на руку. Решено было, что тот, кто из трех раз дважды перебросит через себя противника, будет считаться победителем, а стало быть и хозяином пленниц.

Можно представить себе, что чувствовали Бланш и Глэдис перед боем. Можно представить себе мое настроение! Ведь от победы зависела участь несчастных девушек.

Между тем туземцы стали готовиться к бою. Они очертили круг около 5 метров в диаметре. За черту круга борцы — то есть я и вождь — и должны были перебрасывать друг друга.

Мы — я и вождь — густо смазали свои тела жиром. Все воины, и свои и чужие, уселись полукругом на траве. Они охватили свои колени руками, а на руки уложили подбородки. Не сводя глаз, с самым живейшим интересом, они следили за всеми мельчайшими подробностями борьбы.

Я старался не терять ни минуты. Я боялся, что если начну раздумывать, то, пожалуй, и совсем раздумаю — откажусь от боя. Один прыжок, и я — на арене боя. Мой противник уже ждал меня.

Тотчас же огромные руки вождя охватили мою талию и плечи. Он хотел пригнуть меня к земле, поставить на колени, а затем опрокинуть на спину.

Я ловко вывернулся из его рук. В следующий момент я подскочил к гиганту, проворно охватил его бедра, потянул на себя, взвалил его себе на спину. Случилось все это так быстро, что не успел я опомниться, как вождь уже был переброшен через мою голову и лежал на земле за чертой круга. Туземцы громко закричали и захлопали себя по бедрам. Этим способом они выражали свой восторг.

Вождь, упавший на голову и чуть было не сломавший себе шею, поднялся на ноги. Он поводил кругом злобными глазами и, очевидно, никак не мог понять, как это я смог перебросить его — силача и гиганта — через голову.

Когда мы сошлись с ним опять, он был уже гораздо осторожнее.

Некоторое время мы молча боролись, упорно не поддаваясь друг другу. Я понимал, что мне дорога каждая секунда: враг был слишком силен и вынослив. Я схватил вождя и хотел перевернуть его на спину, но он увернулся. Когда мы снова схватились, он опять прибегнул к своему старому приему — старался повалить меня на землю силой своей тяжести. Это ему не удалось. Я спешил: — чем быстрее я действовал, тем больше было у меня шансов на победу. Я неожиданно толкнул вождя, ловко подшиб его и с силой перебросил через себя в сторону.

Никогда не забуду я, как его огромное тело перекатилось за черту. Громким одобрительным воем встретили туземцы это падение вождя. Надо сказать, что они его вообще недолюбливали. — Очень уж он был свиреп и грозен.

Вождь вскочил на ноги скорее, чем я успел опомниться и придти в себя от сильного напряжения. Он подскочил ко мне и со всего размаха ударил меня по зубам. Кулак вождя был очень увесист. Мой рот наполнился кровью, было выбито несколько зубов, разбиты губы. Удар этот ошеломил меня, я захлебывался от крови. Но обращать внимание на это было некогда…

Взбешенный таким вероломством (бить кулаками не полагалось по условиям боя), я незаметно выхватил короткий нож, который был у меня за поясом.