ГЛАВА ПЕРВАЯ

Детство. — Встреча с Янсеном. — За жемчугом. — Красота подводного мира. — Богатый улов. — Осьминог. — Охота на акул.

Я РОДИЛСЯ в Париже в 1844 году. Когда мне было около десяти лет, мать моя, поссорившись с отцом, уехала в Швейцарию. Там и прошли мое детство и юность.

Когда мне было 19 лет, я получил от отца письмо с предложением вернуться во Францию и поступить на военную службу. Мать решительно воспротивилась этому. Я уступил желаниям матери и остался с ней в Швейцарии. Мать много говорила о моей будущности и советовала мне поехать на Восток. Она думала, что такое путешествие будет мне полезно.

Вскоре я, получив от матери деньги, отправился в Египет, в Каир. Отсюда я собирался проехать и дальше, во французские владения на востоке Азии. В Каире я пробыл всего несколько дней и отправился в Сингапур.

Через несколько дней по приезде в Сингапур я познакомился с одним голландцем, Петером Янсеном, который занимался ловлей жемчуга. Это было в 1863 году. Мы скоро подружились с ним. Янсен рассказал мне, что у него в Батавии есть небольшая шхуна, вместимостью в 40 тонн. На этой шхуне он обычно и отправлялся в поездки за жемчугом. Шхуна эта называлась «Вейелланд».

— И теперь, — сказал Янсен, — я собираюсь поехать в некоторые места. Около южной части Новой Гвинеи много жемчуга. Но у меня не хватает денег на расходы по поездке.

Я понял этот намек и предложил Янсену войти с ним в компанию. Тот сразу согласился, и мы тотчас же приступили к необходимым приготовлениям.

Свои деньги я отдал капитану Янсену. Мы условились, что я буду иметь свою долю в барышах от поездки.

— Не будем заключать условия здесь, — сказал мне Янсен. — Мы сделаем все это в Батавии.

По приезде в Батавию мы заключили условие и занялись снаряжением судна в плавание. Затем мы наняли на островах голландского архипелага сорок опытных малайцев, которые должны были ехать с нами. Янсен выбирал людей с большой осторожностью и требовал, чтобы каждый выказал на деле свои способности. Он устроил им даже нечто вроде экзамена, заставляя нырять и возможно долго оставаться под водой. Один из малайцев был назначен как бы надсмотрщиком над остальными.

Заниматься добыванием жемчуга — дело нелегкое и не под силу непривычному человеку. Приходится нырять на большую глубину, долго оставаться под водой. Поэтому-то Янсен и предпочитал малайцев. Они исстари занимаются ловлей жемчуга, а живя на берегу моря, привыкли к воде. Некоторые из ловцов жемчуга могут оставаться под водой такое продолжительное время, в которое неопытный человек давно бы успел задохнуться. Однако и на сильного и выносливого человека это опасное ремесло оказывает гибельное влияние. Редко доживает до старости ловец жемчуга: если он не попадет на зубы акуле, то это постоянное нырянье на большую глубину само по себе подрывает его здоровье. Вот поэтому-то Янсен и выбирал людей так внимательно: ему были нужны здоровые и сильные ловцы.

Наконец, все было готово, и мы двинулись в путь. Нас было на шхуне 44 человека и кроме того прекрасная собака, принадлежавшая Янсену.

Морского дела я не знал совсем, но капитан Янсен так усердно занимался со мной, что я скоро приобрел много необходимых и полезных сведений. Через некоторое время я вполне овладел несложным искусством управления нашей небольшой шхуной.

Мы проплыли мимо многих тропических островов. Около одного из них мы остановились и запаслись свежей провизией — плодами, овощами, птицей. Затем мы направились к берегам Новой Гвинеи.

Около месяца провели мы в плавании, прежде чем достигли тех мест, где, по мнению Янсена, можно было найти жемчужные раковины. Мы бросили якорь и принялись за работу.

Поездки на ловлю и возвращение на шхуну зависели, понятно, от погоды и времени прилива и отлива. Впереди всех выезжал всегда сам Янсен на вельботе. За ним следовала небольшая флотилия маленьких лодочек с малайцами. В каждой лодке помещалось от четырех до шести малайцев. Лодок у нас было до полудюжины.

Янсен пристально всматривался в прозрачную воду. Когда он находил подходящее место для ловли, он делал знак остановиться. Малайцы бросались из своих лодок в воду. Но ныряли не все, — в каждой лодке всегда оставался один человек. Малайцы ныряли, понятно, голыми. Единственное, что оставалось при них, — это маленький нож в ножнах, висевший на поясе. Глубина воды обыкновенно не превышала 4–5 метров, но иногда достигала 15 метров и более.

Опустившись на дно, малаец ощупью искал там раковины. Как только он находил их несколько штук, он возвращался на поверхность воды. Раковины он или держал в левой руке, прижав их к груди, или клал в маленький мешочек, подвешенный на поясе. Правая рука малайца оставалась свободной. Обыкновенно малаец оставался под водой не более минуты. Минут пятнадцать он отдыхал в лодке, а потом снова нырял.

Каждый малаец складывал найденные им раковины в отдельную кучку. Кучки эти не путались, так что каждый всегда мог указать на свою.

Дно моря было покрыто прекрасной растительностью. Самые разнообразные водоросли вздымались кверху, тянулись над дном, расстилались роскошным ковром. Кораллы образовывали нечто вроде разноцветных зарослей — желтых, белых, красных, почти черных. На камнях и скалах, то тут, то там виднелись разнообразные полипы-актинии. Красные, розовые, желтые, фиолетовые, оранжевые — они, словно ярко-раскрашенные венчики цветов, мелькали в полумгле морской глуби. Среди водорослей и кораллов шныряли рыбки, оживлявшие эти подводные леса и луга. Красивы были кораллы и актинии, но только — в воде. Стоило вытащить из воды кусочек колонии кораллов, и прекрасные краски блекли.

На ловлю отправлялись во время отлива, а как только начинался прилив, возвращались на корабль. Иногда ловцы заплывали довольно далеко от корабля, один раз они отъехали на 10 километров. Если море начинало бушевать и лодки не в состоянии были возвратиться к кораблю, они подплывали к вельботу Янсена. Малайцы перелезали в вельбот, а лодки привязывались к его корме. Вы, может быть, спросите, что делал во время этих поездок я? Я почти всегда оставался на корабле один, с собакой Янсена. На мне лежала важная обязанность — я вел счет раковин, добытых каждым ловцом. Это было необходимо для расчета с малайцами.

Каждая поездка длилась часов около шести. По возвращении на шхуну малайцы сдавали мне раковины, по 20–40 штук каждый. Я раскладывал их длинными рядами на палубе и оставлял так на всю ночь. На следующий день я очищал их, а затем открывал крепким ножом. Не в каждой раковине я находил жемчужины. Случалось иногда, что откроешь сотню раковин, одну за другою, и все — без жемчуга. Жемчужина обыкновенно скрывается под мясистой складкой тела моллюска — жителя раковины. Она ведь не что иное, как слои перламутра, отложенные моллюском. Если в складки тела моллюска попадет песчинка или там поселится какой-нибудь маленький паразит, то они раздражают нежное тело моллюска. Тогда-то и начинается выделение перламутрового слоя. Слой за слоем покрывает песчинку или паразита. В конце концов получается жемчужина. По своему химическому составу перламутр — известь. И только потому, что эта «известь» определенным образом выделилась из тела, легла слоями, приняла особую форму — она получает ценность. Жемчуг — это такая же «красивая форма» извести, как алмаз — угля, графита.

Пустые раковины мы не выбрасывали, а прятали. Они и без жемчуга представляли немалую ценность: внутренняя сторона их была покрыта перламутром. В те времена (1864 г.) за тонну раковин платили около 2 000 рублей. Жемчужины я прятал в ящики из орехового дерева. Стоимость наших сокровищ, увеличиваясь изо дня в день, достигала уже многих тысяч рублей. Но об этом — после. Я тогда не имел никакого представления о ценах на жемчуг, да и откуда мне было знать это? Капитан Янсен уверял меня к концу ловли, что мы имеем чистого жемчуга на каких-нибудь 500 рублей, не считая раковин, которых набралось до 30 тонн. Самая крупная жемчужина, найденная нами, имела форму кубика и была около 3 сантиметров длиной. Но она была плохого качества, так что стоила немного. Лучшая же жемчужина была величиной с воробьиное яйцо, великолепного цвета и вида. Некоторые жемчужины были прекрасного розового цвета, другие — желтого, но большей частью попадались чисто белые.