Жан наконец улыбнулся, до этого он был очень напряжён, словно на его плечи легла ответственность за судьбу всего мира. Принесли ужин. Мясо было неплохим, овощи прекрасными, а вино отвратительным. Ариэль подумал, что в царстве такое вино сочли бы испорченным, но из вежливости выпил стаканчик.

— Хочу спросить у тебя, Жан, что там случилось с сарацинами? Почему вас так удивили мои слова? Ведь мусульмане, действительно, славятся своим миролюбием, и к христианам они относятся с большим уважением.

— Вы, видимо, живёте в земном раю, любезный Ариэль. Кормят всех бесплатно, а мусульмане — невинные овечки. Нам такое не снилось, в нашем мире мусульмане уже много столетий ведут войну с христианами не на жизнь, а на смерть. Наши мусульмане бывают миролюбивы только после крупного военного поражения и лишь когда видят перед собой многократно превосходящие их силы противника. Впрочем, и это их «миролюбие» проявляется лишь в том, что они бьют нас не в лоб, а в спину из-за угла.

— А почему вы не смогли с ними договориться? Ведь можно же сесть и всё обсудить.

— Не знаю почему, мой дорогой Ариэль. Моя работа — война, а не переговоры. Я, кстати, видел, как великолепно ты фехтуешь. С кем вы там сражаетесь?

— Ни с кем. Нас учат фехтовать… на всякий случай.

— Наш мир как раз и есть такой случай.

Они разговаривали, лёжа на кроватях. Жан подробно объяснил Ариэлю смысл и предназначение денег. Ариэль так и не понял, почему нельзя отдавать друг другу плоды своих рук безвозмездно, но принял эту непостижимую особенность внешнего мира, как есть. Пытаясь осмыслить новую реальность, он на некоторое время замолчал, а вскоре услышал жизнерадостный храп своего нового друга. Ариэль улыбнулся и сел на кровати. Спать совсем не хотелось, он чувствовал себя совершенно бодрым. День выдался не такой уж и тяжёлый, он был готов к гораздо более серьёзным перегрузкам. Они с Жаном так и не успели договориться, кто дежурит первый, и вот вопрос решился сам собой. Он радовался тому, что некоторое время сможет побыть один, хотелось привести впечатления в порядок.

Когда Жан сказал, что ночью их могут прирезать, Ариэль не принял его слова в серьёз, решив, что это немного странный местный юмор. И вот теперь он вспоминал лица людей, которые сидели на постоялом дворе, когда они туда зашли. Он понял, что на этих лицах отражалось множество самых разнообразных грехов: лютая зависть к рыцарям, которые по положению были выше их; жадность, то есть стремление к тому, что эти людям вовсе не требовалось, но им этого хотелось; злоба — почти тотальное отрицание другого «я», желание причинять боль окружающим; и даже самолюбование, довольно странное для людей, которым, казалось бы, совершенно нечем было любоваться, глядя в зеркало. Что ещё? Он явно что-то упускал. И вдруг Ариэль осознал: на всех этих лицах отражалась скорбь. Совсем не та скорбь, которая свойственна святым, эти люди сильно страдали от бесчисленных грехов, которые переполняли их души. Они вовсе не были бесчувственными… Они постоянно испытывали боль, пытаясь прятать её за грубостью, за бессмысленными улыбками, за диким смехом. Они не обращали на свою боль никакого внимания, как не обращают внимания на воздух, которым дышат. Сердце Ариэля сжалось от сострадания. Можно ли полюбить этих людей? Очевидно, можно, потому что их души живы, иначе бы они не страдали. Но Ариэль тут же понял, что они действительно могут напасть на них, чтобы убить и ограбить. Это из-за ошибки, они думают, что утолят таким образом свою зависть, жадность, злобу, и им будет уже не так больно, а ведь на самом деле станет ещё больнее. В каком ужасном положении находятся эти люди… Помочь им словами было нереально. Ариэль вполне понимал, что у него нет тех слов, которыми можно победить грех, да ещё сразу же.

В этот момент он услышал за дверью тихие шаги и сразу всё понял. В щель между дверью и косяком медленно вошёл нож и отбросил крючок, на который была закрыта дверь. Ариэль присел на кровати. Дверь медленно отворилась, в проёме показалась физиономия хозяина постоялого двора. На ней отражалась удивительная смесь из подобострастия, плутовства и ненависти.

— А что же благородный рыцарь не спит? — с нарочитой озабоченностью поинтересовался хозяин.

— Не спиться, — с детским простодушием улыбнулся Ариэль.

— Ну это мы мигом поправим. Сейчас господа рыцари уснут вечным сном. Ребята, заходите.

В комнату ввалилась ватага разбойников. Хозяин бросился с ножом на Ариэля, который даже не удосужился встать с кровати. Уклонившись от удара, рыцарь ткнул нападавшему указательным пальцем куда-то в шею. Тот сразу обмяк и повалился на пол. Ариэль наконец встал и перекрыл разбойникам проход к кровати Жана, который всё ещё спал. На Ариэля сразу набросились трое. Одного он оглушил ударом кулака в висок, другого ударил ребром ладони по руке с ножом, после чего рука повисла плетью, третьего пнул в колено. Ариэль не хотел доставать кинжал, да в этом и необходимости не было, он даже руки старался не ломать, чтобы потом не возиться с накладыванием шин. Нападавших осталось на ногах ещё человек пять, они остервенело набросились на рыцаря, пока ещё не в состоянии поверить, что один кулак так ловко управляется против десятка ножей.

Громкие падения тел и крики травмированных наконец разбудили Жана. Вскочив с кровати, он сразу ринулся в драку, причём совершенно без затей и без ловких приёмов — он попросту сокрушал челюсти нападавших своими тяжёлыми кулаками с широкого разворота. Ариэль даже на минуту отошёл в сторону, чтобы его друг спросонья и ему не подправил челюсть. Когда он увидел в глазах Жана осмысленность и понял, что тот окончательно проснулся, он помог ему закончить драку несколькими элегантными движениями. Перед ними на полу валялась груда тел, иные из которых всё ещё были неподвижны, а другие корчились от боли, но никто не пытался сказать ни слова.

— Пойду верёвки поищу, — небрежно обронил Жан и, вскоре вернувшись с верёвками, начал связывать у грабителей руки за спиной. — Ариэль, я тут управлюсь, а ты бы поспал немного, а то уже скоро рассветет.

— Да, я, пожалуй, прилягу, надо отключиться хоть на пару часов.

Ариэль сразу погрузился в сон и проснулся ровно через два часа, чувствуя себя на удивление бодрым. Этот мир почему-то вызывал у него небывалый прилив сил. Жан сидел на кровати, увидев, что друг открыл глаза, он улыбнулся.

— Завтрак у нас сегодня, я так понимаю, бесплатный, — Жан развязал хозяина и спросил: — Чем покормите, ваше гостеприимство?

— Давайте кашу сварю, — виновато улыбнулся хозяин. Он ещё не был уверен, что ночное нападение сойдёт ему с рук и держал себя даже без гнилого подобострастия, а просто тихо и скромно.

Похлебав каши и выпив по стакану воды, Жан и Ариэль собрались в дорогу. Ариэль подошёл к хозяину и сказал: «Я заметил, тебе понравился мой камушек, держи ещё один, — он протянул ему средних размеров рубин. — Да будет тебе во благо».

На лице хозяина не отразилось ничего, кроме крайней растерянности. Не говоря больше ни слова, они расстались.

Покинув постоялый двор, они сразу почувствовали, что вокруг что-то не так. Оба привыкли к тому, что изменение обстановки таит в себе опасность, они сразу же остановились и начали внимательно осматриваться.

— Мы не там, где мы были, — сказал наконец Жан. — Смотри, на горизонте уже нет гор, и это не пустыня. Если бы рядом со мной не находился человек из сказки, я просто не поверил бы своим глазам, а с тобой, видимо, надо быть готовым ко всему.

— Но это ваш мир, не сказочный? — уточнил Ариэль.

— Да вроде бы наш, ничего особенного вокруг нет. Деревья, поля, дорога. Но местность незнакомая, и я теперь не знаю, как мы попадём в командорство.

— Если мы туда не попадём, значит нам надо не туда. Пошли, — весело сказал Ариэль.

— Пошли, — небрежно обронил Жан, решивший ничему не удивляться. — Надо бы нам коней купить, а то неизвестно, сколько ещё так путешествовать.