Прокатившаяся по составу волна дрожи свидетельствовала об отправлении поезда. Картинка за окном дёрнулась и сдвинулась с места, точно прокручиваемая кинолента. Суетливый и многолюдный вокзал Нового Уренгоя остался позади. Пока не выехали за пределы города поезд шёл медленно и только когда многоэтажные здания остались позади, уступив место одно и двухэтажным, приземистыми, домишкам с крохотными, подслеповатыми, окнами, поезд ускорил ход. Тихонько дребезжали алюминиевые ложечки в опустевших стаканах и колыхались края раздвинутых по краям окошка занавесок. Горазд начал было подрёмывать, но внизу завязался интересный разговор. Он сначала молча слушал, потом высунул голову с верхней полки, а затем и вовсе спустился вниз.

Говорили о распределении пилотов и формировании экипажей танков. Тайбарей доказывал, что при распределении, на первом месте, командование учитывало эффективность совместной работы формируемых пар. Ребята возражали и приводили в пример собственный случай, когда их было распределили в разные экипажи, но они оба подали рапорт и теперь вошли в экипаж одного мизгиря. Эффективность важна, но если между пилотами нет психологической совместимости, то о какой эффективности боевых действий может идти речь? Шагающий танк весьма надёжная машина и если он безвозвратно погибает на поле боя, то, как правило, выжить не удаётся ни одному из пилотов. Значит им предстоит ещё долго служить вдвоём и в этом случае совместимость с напарником даже важнее общей эффективности пилотского тандема как боевой единицы.

Свесившийся с верхней полки Горазд рассказал, что остался без напарника и знакомство с первым пилотом предстоит только в Ноябрьске. Ребята удивились, но вскоре сошлись во мнении, что это должен быть старый солдат и Горазду повезло заполучить опытного волка войны у которого можно будет многому научиться. Впрочем, говорили они без особой уверенности. Да и Горазд, вздумай командование поинтересоваться его мнением по этому вопросу, ответил бы, что, пожалуй, хочет служить с первым номером из вчерашних курсантов, а не с одной сплошной загадкой, которая ждала его по прибытию в Ноябрьск.

— Совсем ничего не известно о первом пилоте, даже фамилии? — поинтересовался Тайбарей.

Горазд кивнул.

— Сходи к электронщикам через два вагона, — посоветовали ему. — У них допуски выше, а фамилия твоего таинственного напарника наверняка не такая большая тайна, чтобы храниться в засекреченных базах данных. Может быть и подскажут.

— Они не электронщики, они связисты, — поправил товарищей младший лейтенант Вавля Тайбарей.

— Что же мне, с пустыми руками к связистам идти?

— Держи, — Горазду протянули наполовину полную бутылку среднего по качеству коньяка откуда доливали в чай. — Только вместе с ними едут операторы роя ударных дронов, не перепутай. У операторов допуск как у нас, они ничем не помогут, только зазря всё выпьют и не останется чем можно подмазать настоящих связистов.

— Спасибо, ребята!

— Какое спасибо, с тебя две таких, как только представится возможность.

Горазд благодарно кивнул: — Не вопрос.

Визит к связистам прошёл успешно. И хотя долговязого парня года на три старше Горазда не обрадовала обнаруженная в подношении недостача, но он согласился поискать в доступных ему хранилищах данных, честно предупредив, что если информация окажется закрытой, то он не будет даже пытаться её вытащить. И коньяк тоже не отдаст. На последнем Горазд и не настаивал, тем более, что принесённое им подношении жрецам тонкой электроники и информационных потоков, связывающих армию в единый организм, уже разлили по стаканам и самому Горазду налили тоже. Чаем связисты не заморачивались, поэтому каждому досталось по два пальца крепкого, дерущего горло, довольно посредственного коньяка.

Пощёлкав в планшете, жрец информационных технологий сообщил Горазду фамилию его предполагаемого напарника: старший лейтенант Золотилов.

— Дальше уже сам, — отмахнулся связист, — найдёшь по фамилии на общевойсковом портале.

— Спасибо!

— Иди, иди, броня, — вежливо выпроводил Горазда старший связист, возвращающийся на фронт после отдыха в Новом Уренгое. — Дай насладиться последним спокойным денёчком. Чувствует моя душенька, что как приедем, так сразу и начнётся и закрутиться, что ни сна, ни отдыха.

Едущие с ним в одном купе младшие товарищи, ещё необстрелянные, как и сам Горазд, с вниманием прислушивались к старшему коллеге.

Обогащённый знанием фамилии предполагаемого напарника, Горазд вернулся к себе, но заняться поиском в сети не хватило времени. Подошла очередь танкистов ужинать и пропустить такое событие было никак нельзя.

В столовой, от её бытности ещё вагоном-рестораном, осталась пара роскошных, пусть и изрядно побитых люстр с висюльками из толстого стекла, имитирующего хрусталь. Люстры не горели, столовая освещалась прикрученными к стенам светильниками, но тихонько покачивались в такт движения поезда и сверкали отражённым светом придавая скупой обстановке налёт некой аристократичности. Видимо поэтому их и оставили.

Горазд с товарищами уселись за застеленный отрезом белой ткани столик у окна. Снаружи уже сгустились сумерки и ничего невозможно разобрать, кроме самого факта движения поезда. В столовой работали два повара, выносящие тарелки с кухни на большой стол, откуда их уже должны были разбирать офицеры сами. Поварам было где-то по пятьдесят. Один седой, словно снег, другой практически лысый — так, узкая полоска коротких волос по бокам. У одного правую руку заменял качественный протез. Металлические пальцы крепко сжимали поднос с тарелками, а вот настоящая рука старика немного подрагивала. Второй повар мог похвастаться тем, что сохранил руки-ноги в целости, но потому как он двигался и по едва слышному жужжанию, когда он проходил мимо, становилось понятно, что и он успел потерять многое на этой долгой войне.

Танкистов ехало много, человек сорок или около того, и никто из них, разумеется, не пожелал пропустить ужин. Старики-повара не успевали выставлять готовые блюда на стол. Молодые, весёлые и, пожалуй, проголодавшиеся парни вежливо усадили стариков за один из немногих свободных столиков и сами, в два счёта, перенесли всё наготовленное из кухни на столы в столовой.

Повара с непонятным выражением смотрели на перешучивающихся танкистов, большинство из которых в первый раз ехали в сторону фронта, на вчерашних курсантов, средний возраст которых колебался вокруг отметки в семнадцать — восемнадцать лет. Смотрели молча. А голодные парни, не замечая их взгляды, жадно уплетали горячий ужин. Тем более, что войсковой паёк, положенный бойцам на передовой, а они к ним уже практически относились, откровенно радовал.

Нет, голод первых лет вторжения давно преодолён. Гигантские обогреваемые теплицы раскинувшиеся в республике Саха, в пригородах Якутска и его городках-сателлитах, давали урожай круглый год. Карское и Баренцево моря исправно снабжали морской рыбой, да и многочисленные озёра вносили свою немалую лепту. Подземные утеплённые животноводческие комплексы сглаживали недостаток мяса. Недооценённые северными народами грибы вносили разнообразие в рацион. Голода, как такового, не было вот уже несколько лет, но всё же фронтовой паёк на общем фоне выделялся в лучшую сторону.

Настоящее мясо, не из сои, не имитация, здоровенный кусок размером с кулак пехотинца. Варёная картошка. Свежий, ещё чуточку тёплый, плотный хлеб и много зелени, что не удивительно так как короткое северное лето только недавно закончилось. Из супов на выбор грибной или рыбный. Рыбный моментально разобрали и Горазду с товарищами пришлось довольствоваться грибным. А как он пах! Нет, Горазд никак не мог понять постного лица Тайбарейя сидящего над тарелкой грибного супа. Как выходец из народов крайнего севера, он не жаловал грибы, полагая их чем-то не полностью съедобным. Впрочем, армейская жизнь даже мусульман заставит с аппетитом уплетать свиные котлетки, а уж ненца грибы и подавно. Или Тайбарейне не ненец, а керек или вовсе камчадал? Он говорил, но Горазд позабыл. Да и не важно всё это сейчас: керек или камчадал. Главное, что русский. Главное, что вообще человек, а не инферал или не какая продавшаяся демонам тварь.