Первой спать ушла Маша. Точнее, она скорее утекла, чем ушла, так как сделала это настолько незаметно, что никто, кроме наблюдательной Лили, не заметил этого. За ней отправился финн, сказав, что у него режим. К тому же фильм, который они сели смотреть после уничтожения торта, ему совсем не нравился, о чем он не преминул заявить. Постепенно разошлись и остальные.

Девушки уже почти были готовы ко сну, когда в их комнату внезапно постучался Руслан. Варя как раз досушивала волосы после душа и сначала стук не услышала. Руслан, робко потоптавшись у порога, зашел внутрь и присел на кресло. Варя, убедившись, что волосы высохли, выключила фен. Повисло неловкое молчание.

— Варя, — внезапно громко сказал Руслан, теребя в руках ажурную салфетку, бесстыдно снятую с тумбочки рядом, — а ты не хочешь пойти вниз и попить какао перед сном?

Варя недоуменно покосилась на него, на как-то резко отвернувшуюся Лилю, которая при Руслане отчего-то помрачнела.

— Да нет, что-то не хочу, — ответила она.

— А мне кажется, хочешь, — с нажимом произнес Руслан, глядя на нее с каким-то намеком, который Варя не смогла уловить, как ни пыталась. Потом до нее, как до жирафа, дошло, и она пожала плечами, поглядывая на напряженную спину Лили.

— Точно хочу? Может, потом как-нибудь?

— Точно, — кивнул Руслан, проявляя нетипичную для него решительность. — Прямо изнемогаешь.

Снова посмотрев на Лилю и не встретив никакого сопротивления, Варя встала, подобрала со стула джинсы и выжидающе уставилась на Руслана. Тот сначала тоже играл в жирафа, а потом густо покраснел и, подскочив, отвернулся. Варя быстренько скинула пижамные штаны, натянула джинсы, накинула поверх майки кофту, и все это — в полнейшей тишине. Не слышно было даже недовольного сопения Лили, что было и вовсе странно.

Выйдя за дверь их комнаты, Варя неожиданно обнаружила, что и впрямь не против выпить какао. Было ли это последствием настойчивости Руслана? Возможно, но попав в коридор, Варя поняла, что если не сделает этого, то спокойно уснуть не сможет. К тому же Лиле и Руслану явно было нужно остаться на какое-то время наедине, и полчаса она вполне могла им дать. Не сидеть же под дверью в коридоре?

Поплутав некоторое время в хитросплетении коридоров, Варя вырулила-таки на кухню. К ее удивлению, она уже была оккупирована одной француженкой, сидевшей в позе лотоса на кухонной стойке в одних только коротеньких шортиках и полупрозрачной майке. В руках она держала миску с салатом, который ела прямо руками.

Варя хотела незаметно выйти, но не успела.

— П’гивет, — произнесла Мими, глядя на нее своими большими черными глазами. Под ее внимательным взглядом Варе сразу стало как-то неуютно. И еще неуютно было от того, что Мими сидела чуть ли не голая, совсем того не смущаясь. Зато Варя смущалась за двоих.

— Привет, Мими… — пробормотала Варя. Отступать было некуда. — Ты не знаешь, где здесь можно найти какао?

— Вот в том симпатичном шкафчике, — указала француженка, неправильно ставя ударения. Варя сдержала лицо, которое так и норовило выдать какое-нибудь неприятное выражение, и открыла шкафчик. Там действительно было какао. Предложив Мими и получив отказ, Варя стала рыться в холодильнике в поисках молока.

— Я тебе не н’гавлюсь, — внезапно заявила Мими. Варя дернулась и чуть не ударилась о дверцу.

— Что, прости? — переспросила Варя, потирая лоб.

— Я тебе не н’гавлюсь, — совершенно спокойно повторила Мими, хрустя салатом. — Это но’гмально, я часто вызываю такую ‘геакцию у шенщин.

Справившись с собой, Варя закрыла холодильник и постаралась пройти мимо Мими, осуществляя сразу две сложных задачи: не пялиться, куда не следует, и сохранить нейтральное выражение лица.

— Я тебя только сегодня встретила впервые, — сказала она, наливая молоко в кастрюльку. — Нет причин для того, чтобы ты мне не нравилась.

Мими засмеялась, снисходительно глядя на нее. Варя, чтобы не идти вразрез с только же выданным утверждением, только пожала плечами, стараясь удерживать лицо на заданном выражении.

— Я к’гасивая, умная, ха’гизматичная, успешная, — стала загибать пальцы Мими, — модель и к тому же ф’ганцуженка. Мужчины не могут пройти мимо спокойно, а их женщины негодуют и ‘газд’гажаются, — сказала она и победоносно вскинула голову вверх.

Несколько секунд Варя просто моргала, пытаясь понять, что только что произнесла модель, так как хотя она и говорила по-русски так, как никогда не светило Варе говорить по-французски, понять ее было порой сложновато. Потом мысль до нее дошла, и она снова заморгала, но на этот раз от удивления. Со стороны, правда, первый и второй процесс особенно не различались, поэтому казалось, будто у Вари начался нервный тик.

— И скромная к тому же… — пробормотала она, но увлекшаяся самовоспеванием Мими этого не заметила.

— Я уже давно п’гивыкла к тому, что на меня об’гащают внимание, — продолжала, тем временем, она, — это но’гмальное явление, ведь я, чего уж там, шика’гна. Модели к этому быст’го п’гивыкают и не, как вы это гово’гите, па’гятся. Ну, как па’г, — видя недоумение на Варином лице, добавила француженка. Поняв, что сообщение не дошло до адресата, она возвела глаза к потолку: — Как п-ш, п-ш.

— А, как пар! — воскликнула Варя, и пантомима тут же обрела смысл.

— Exactement, — кинула с облегчением Мими. — Так вот, о чем я гово’гю… Мужчины — существа весьма п’гостые, они похожи на маленьких щеночков. Большинство женщин этого не понимают, и начинают о’г, когда их д’гагоценные щеночки пускают слюнки на вот этот вот, — показала она на себя, — кусок м’гамо’гной говядинки.

К этому моменту какао уже сварилось, и Варя наливала его в чашку. Мими повелительно пододвинула к ней свою, беря музыкальную паузу на несколько секунд. Отхлебнув и одобрительно кивнув, она продолжила свой монолог.

— Это ведь ничего не значит сове’гшенно, но эти ст’ганные мадам возводят их ‘гобость и ‘габолепие пе’гед пе’гвозданной к’гасотой, кото’гую подде’гживает миллион стилистов и, э-э-э, па’гикмахе’гов, к чему-то постыдному и неп’гавильному. Ну ‘газве плохо восхищаться к’гасивыми женщинами?

— Подозреваю, что… нет? — подала голос Варя, поняв, что от нее по сценарию должна быть реплика. Ей надоело стоять на месте, и она, следуя пагубному примеру француженки, присела на стол.

— Конечно, нет, — заявила она. — Это естественно. Вместо того, чтобы заняться своим телом и лицом и тоже стать такими же п’гек’гасными, эти женщины начинают поедать мозг их мужчин ложкой для мо’гоженного. Вот несчастные щеночки и кидаются на г‘гудь мне, и я же потом остаюсь виновата, — сокрушенно сморщила лицо Мими. — А ‘газве есть моя вина в том, что я п’госто д’гужелюбная? — она надула губы и выжидающе уставилась на Варю.

— Наверно… нет?

— Ты п’годолжаешь меня ‘гадовать. Поэтому Ва’гя, будь котиком, не ешь мозг Глеба ложкой для мо’гоженного, хо’гошо?

Варя поперхнулась какао, и оно брызнуло во все стороны. Пока Варя пыталась откашляться, задрав руки вверх, Мими брезгливо рассматривала коленку, на которую попала капля Вариного удивления, если не сказать шока.

— Я?.. Я ничего!.. При чем тут?.. Что?!

— Да не волнуйся ты так, — захихикала Мими, — выглядишь так, будто сейчас взо’гвешься. Думаешь, я не видела твой взгляд, когда вы п’гиехали? — она откинула назад сползшую на лоб кудряшку. — У меня чуть лицо не поджа’гилось, а Глеб, наве’гно, точно получил ожоги. И ладно бы ожоги на почве ст’гасти…

— Ты ошибаешься! — чересчур слишком громко и уверенно воскликнула Варя. — Ничего такого не было, и все ты выдумываешь.

— А небо че’гное, а я из Бангладеша, — умильно кивнула Мими.

Варя почувствовала, как щеки неизбежно наливаются краской, а пальцы начинают подрагивать. Поставив чашку на стол и сжав пальцы в кулаки, Варя бросила француженке что-то сложно определяемое, в котором одинаково читалось и краткое иди-в-пятую-точку, и пожелание спокойной ночи, и кое-что погрубее.

Вылетев из кухни, Варя хотела было убежать в комнату и спрятаться где-нибудь, где не будет никого и ничего, и ей можно было бы дрейфовать на волнах отказа думать о том, о чем думать все-таки хотелось. Но потом она вспомнила, что там отношения выясняют Руслан и Лиля.