Они закончили в библиотеке на пару часов раньше, чем кончался учебный день. Первым порывом Вари было просто сбежать, не показываясь на глаза Пропеллера, а то ведь заставит еще сидеть последние два урока. Глеб сначала сопротивлялся, все-таки прогульщиком он был еще только начинающим, за его плечами не было одиннадцатилетнего опыта побегов от учителей. Да и какой тут будет опыт, если учителя приходят к тебе домой, а там еще за тобой неотрывно следит гувернантка, нанятая заботливым папой? К слову, гувернанток Астахов-старший подбирал исключительно по собственному вкусу, и надолго они в их апартаментах не задерживались.

Но потом Варя доходчиво разъяснила, что не собирается сидеть на занятиях лишнее время, которое им добросовестно разрешили пропустить, и после отобранного телефона и пяти минут бега с препятствиями по библиотеке, Глеб, наконец, согласился с ее мыслью. Выдрав лист из тетради, Варя написала записку бесценной классной руководительнице, прилепила ее на дверь библиотеки, а ключи отнесла охраннику.

Будучи практически чемпионом по скоростному одеванию, Варя буквально за несколько минут умудрилась собраться и выскочила на улицу. Когда морозный воздух ударил в лицо, она поняла, что забыла внутри шапку: так торопилась удрать из школы, что даже не подумала о ней.

Улицу было практически не видно из-за густого снега, валившего с неба стеной. Само небо казалось каким-то серым, будто это и не небо было вовсе, а мокрая вата. На дороге была слякоть, а тротуары покрылись слоем воздушного, еще белого снега.

На противоположной стороне улицы стояла знакомая машина — черный внедорожник, на которых ездила, казалось, вся семья Астаховых. Он тоже пострадал от снегопада: на крыше образовался приличный такой слой, а стекла окон и ручки были все в следах налипшего снега.

Пока Варя стояла на крыльце памятником самой себе, размышляя, идти или не идти, а на ее плечах медленно оседали снежинки, дверь школы широко распахнулась. На пороге появился Астахов, который, увидев Варю, слегка опешил. В руках он сжимал ее шапку.

— Я думал, ты уже успела убежать, — сказал он, выдыхая облачки пара. Он протянул Варе шапку, и та тут же натянула ее на голову, не особенно следя за тем, где оказался помпон, который по идее был создан для того, чтобы носители могли идентифицировать переднюю часть.

— Я собиралась, — подтвердила она, — но вспомнила, что шапку забыла.

Помявшись пару секунд, Варя кивнула самой себе и повернулась, чтобы спуститься по крыльцу вниз. На деревянных перилах висел мокроватый от снега листок А4, распечатанный на школьном принтере. Он растекающимися буковками просил школьников быть бдительными и спускаться осторожно.

— Домой едешь? — спросил ее Астахов внезапно. Он все еще стоял у двери и крутил перчатки в руках.

Занеся ногу над ступенькой, которая поблескивала из-под снега металлическим блеском, Варя повернулась к Глебу и угукнула. Каждое произнесенное вслух слово влекло за собой пар, который задерживался в шарфе, обмотанном вокруг половины Вариного лица. Чем больше она не то, что говорила, а даже дышала, тем больше пара оставалось внутри и тем мокрее становилась шерсть.

— Хочешь, подвезу? — продолжил Астахов, когда Варя уже решила, что на этом диалог окончен. Его вопрос застал ее врасплох, и она схватилась за деревянную балку, чтобы не свалиться кубарем по лестнице.

Стянув пальцами шарф к подбородку, она сказала:

— Я на метро.

— Все равно я в ту же сторону еду, — закатил глаза Астахов, теребя несчастную перчатку. Его руки на морозе медленно, но верно краснели, однако перчатки он все никак не надевал. — У Леси какой-то концерт вроде в местном Доме Культуры, мама просила ее подождать там.

— Спасибо, но я сама доеду, — сказала Варя, отворачиваясь. Вернув шарф на прежнее место, она сделала шаг вперед, отпуская балку…

Не зря ступеньки так призывно и невинно блестели. Стоило Варе ступить на них, как нога сама собой поехала на намерзшем льду. Она попыталась устоять, взмахивая руками так, будто собиралась взлететь, но другая нога так некстати нашла опору в скользком от холода металлическом обрамлении ступеньки ниже…

Правую лодыжку пронзила адская боль, слезы сами собой брызнули из глаз. Коленки подкосились, и Варя полетела вниз. Астахов даже среагировать не успел: так быстро все случилось.

— И все-таки я сегодня упала, — простонала Варя, садясь на снегу. Нога ужасно пульсировала и горела огнем. Варя закусила губу и вытерла рукавом выступившие слезы.

Астахов побежал к ней, перепрыгнув через злополучные ступеньки.

— Ты как? — взволнованно спросил он, слоняясь над ней. — Встать сможешь? Хотя нет, не надо, вдруг перелом… — пробормотал он, становясь на колени. — Я тебя подниму…

— Руки убрал! — рявкнула Варя, отталкивая его загребущие конечности от себя. Вот еще, будет она как кисейная мамзель на ручках кататься из-за какого-то там растяжения!

Пыхтя словно ежик и покрываясь равномерным румянцем от злости на саму себя, ступеньки и Астахова, Варя подтянула к себе здоровую ногу, медленно перенесла на нее вес тела и, словно делая одно из упражнений в зале, резко вытолкнула корпус вверх, стараясь не опираться на правую ногу. «Пистолетик» она всегда ненавидела глубоко и беспощадно, так как это упражнение было единственным, которое у нее упорно не получалось, но сейчас оно ей здорово помогло.

Приняв относительно вертикальное положение, Варя попыталась встать на поврежденную ногу, но молния боли пронзила ее насквозь, едва она просто напрягла ступню. Варя быстро задышала, прогоняя боль из головы. Она знала о силе самовнушения, сама неоднократно видела, как это делается, у нее даже один раз получилось домедитировать до состояния, в котором она сумела пробежать по горячим углям и ничего не почувствовать, но… Этот случай явно пролетал мимо.

— Так как, говоришь, ты домой собираешься добираться? — поинтересовался Астахов, наблюдавший за этой картиной со стороны. В его голосе звучало легкое самодовольство, будто бы он заранее знал, что Варя поскользнется. Полгода назад она бы решила, что он специально толкнул ее, чтобы поумничать, но теперь Варя знала его лучше. В его характере было скорее натереть воском ступеньку.

— Хватит издеваться, — буркнула Варя. — Лучше помоги.

— А что мне за это бу-у-удет? — протянул Астахов, явно наслаждаясь ситуацией.

— Хм, дай-ка подумать, — скрестила Варя руки на груди, слегка пошатываясь. — Я не натравлю на тебя своего пса в следующий раз, когда вы встретитесь.

— То есть ты предвидишь нашу встречу? — ухмыльнулся он, подходя к ней. Глеб нагло разъединил ее скрещенные руки, закинул одну себе на шею, а сам крепко ухватил Варю за талию. — Но-но, — покачал он головой, когда Варя недовольно скрипнула зубами, — если не хочешь, чтобы я тебя на руки поднимал, то замотайся обратно в шарфик. А то помогаешь ей, помогаешь, а в ответ только недовольные комментарии…

Уже в машине Варя сняла сапог, беззастенчиво закинула ногу на сидение и ощупала поврежденную лодыжку. Перелома не было, однако она болела так, что будь Варя самую чуточку менее терпеливая, она бы орала в голос. Уж лучше бы перелом, чем это.

Астахов уселся сзади вместе с ней вопреки Вариным воплям, что втроем – он, она и лодыжка — они на заднем сидении не поместятся. Аргументировал он это тем, что дороги нынче коварные, один резкий поворот — и Варя улетит на пол, так что почетную и от того еще более опасную миссию — придерживать ее в дороге — он принял на себя.

Теперь он сидел, вжавшись в дверцу, а Варя мысленно проклинала все на свете. Особенно ей не нравилось то, что ее нога лежала у него на коленях. Но больше ее положить было некуда, разве что только на коробку передач, но она была не настолько наглой. Банка Кока-Колы практически ничем не помогала, только задевала больное место на кочках.

— Слушай, — внезапно произнес Астахов, отвлекая ее от ноги и от его пальцев, которые периодически задевали лодыжку. — А у меня ведь скоро день рождения.