С тех пор Марьяна Анатольевна не прекращала критиковать каждую девушку, которую знакомил с ними Леша, поэтому загадка, отчего тот до сих пор жил как радостный холостяк, была не такой уж и сложной. Конечно, как всякий раз добавляла при этом Варя, и характер ее брата играл тут немаловажную роль, но Леша предпочитал думать именно так.

Дома Варю поджидал очередной сюрприз в виде чужой обуви. Правда на этот раз мысленно возмущаться из-за безответственного гостя, который оставил ботинки посреди прихожей, времени не было. Еще на подходе к квартире они услышали яростный лай, но Варя понадеялась, что Астахову ничего не угрожает и Барни его просто пугает. Однако на деле ситуация обстояла куда хуже.

Марьяна Анатольевна еле держала огромного пса за ошейник, всем телом налегая на его тушку, рвущуюся растерзать несчастную жертву. Роль последней активно исполнял Глеб. Он, все еще одетый в зимнее пальто и шарф, стоял у шкафа, прижавшись спиной к зеркальной стенке, и круглыми глазами смотрел на приближающиеся клыки, обещающие долгую и мучительную смерть…

– Барни! – строго крикнула Варя, подбегая к маме, которая сантиметр за сантиметром проигрывала битву с псом. – Барни, нельзя! – твердо сказала она, хватаясь за ошейник, мысленно провожая сладкое видение того, какие бы следы оставила его пасть на филейных частях Астахова.

Натиск пса дрогнул. Варя, пожалуй, была единственной, кого он слушал в их доме, все-таки она вырастила его и самостоятельно воспитывала с щенячьего состояния. Она водила его на прогулки, вырывала зубы и вычесывала подшерсток. Она же, истошно вопя, бегала за ним по квартире с веником, пытаясь догнать нашкодившую задницу и навалять ей по первое число.

– Нельзя, – повторила строго Варя и щелкнула пальцами перед мордой собаки.

Барни издал недовольный рычащий звук, перемежающийся с поскуливанием, как бы говоря хозяйке: «Ну, давай еще чуть-чуть, я почти его сожрал». Перестав рваться вперед, песик размером с небольшого теленка укоризненно посмотрел на нее и вздохнул.

Увидев, что пес больше не пытается откусить ему что-то жизненно-важное, Астахов шевельнулся, чем совершил ошибку. Роковую, не будь Варя на стороже. Барни, будучи натренированным бросаться на врага без предупреждения, прыгнул вперед. Варя едва успела напрячь руки и упереться ногами в пол, и то Барни протащил ее вперед.

– Барни, нельзя! – закричала Варя, дергая собаку назад. – А ты, – недовольно добавила она Глебу, который снова вжался в зеркало с круглыми глазами, – замри, если не хочешь чего-нибудь лишиться. Моргни, если понял, – сказала она, когда увидела, что Астахов собирается кивнуть и спровоцировать Барни на дальнейшее членовредительство.

Секунда ушла на то, чтобы осознать услышанное, и Глеб моргнул, во все глаза глядя на Варю. При этом его взгляд был довольно… странным. В нем ясно читался страх быть покусанным, но при этом было еще что-то, чему Варя найти определение не могла. Но времени размышлять над странностями Астахова не было.

– Мам, принеси намордник, а то он его сожрет, – попросила Варя сдавленно, концентрируясь на том, чтобы не упустить пса. Барни был тем еще прохвостом: стоило ему почувствовать, что хозяйка чуть-чуть расслабилась, как он снова бросался вперед.

– Не-не-не, – остановил Марьяну Анатольевну Леша, осмотрительно оставшийся в прихожей. Он правила дома знал и не уходил дальше, пока Барни его не обнюхает и не пропустит. – Давай подождем, по мне так происходит все просто замечательно!

Варя бросила уничижительный взгляд на брата, но того это совсем не смутило. Его вообще было сложно вогнать в краску, таким уж он был бесстыдником.

Барни, услышав ненавистное слово «намордник», шевельнул ушами и покосился на хозяйку. К этому адскому творению двуногих он относился с нескрываемой неприязнью. Едва он видел забытый где-то в пределах его досягаемости намордник, так тут же принимался грызть его и разрывать на части. Раз в пару месяцев Варя стабильно «забывала» его убрать на шкаф – единственное место, куда пес не мог запрыгнуть – и тогда Барни получал возможность выместить на мерзкой штуковине все свое собачье негодование.

Однако в такие моменты, когда к ним приходили гости, намордник был единственным средством предотвращения членовредительства. Если с особами женского пола Барни вел себя спокойно, то ко всему роду мужскому проявлял такую агрессию, что остановить его можно было только путем облачения в намордник. В комнате Барни было лучше не запирать, Варя проверила это на собственном горьком опыте. К его злости и инстинкту защищать прибавлялась обида, и он начинал мстить. Результатом становились разодранные в клочки вещи, сгрызенные провода, разбитые вазы и сломанные стулья.

Когда Марьяна Анатольевна принесла намордник, Варя стала медленно его надевать на пса, зорко следя за тем, чтобы тот не уворачивался и не просовывал лапы под кожаные ремешки. Барни процесс перенес стоически, обиженно кося глазами на Варю. Та только потрепала его по холке и шепотом пообещала вечером дать вкусняшку. Пес, уловивший только то, что ему дадут что-то вкусное, обижаться не перестал, но укоризна из глаз пропала.

Полчаса спустя все сидели за одним столом и мирно завтракали. Точнее, так казалось только со стороны.

Леся с удовольствием поглощала уже третий кусок запеканки, запивая ее какао. Она увлеченно рассказывала Глебу о своем путешествии к Варе домой, о том, что они делали и как сильно она соскучилась по своему йоркширскому терьеру.

Глеб практически не слушал ее, по выработанной привычке поддакивая в нужных местах. Одним глазом он косил в сторону Барни, который сидел рядом с Варей и не сводил с него внимательного взгляда. Другим Астахов посматривал на Лешу, который нарочно ел запеканку так, будто она сильно ему задолжала и вообще должна была подвергнуться пыткам. Венцом сей чудной картины была Марьяна Анатольевна, сидевшая во главе стола. Положив подбородок на сцепленные пальцы, она смотрела на Астахова с загадочной полуулыбкой на лице, с какой обычно смотрит глава мафии на пугливого новичка.

После того, как пыл пса был остужен, Глеб порывался забрать Лесю и бежать сломя голову из гостеприимной квартиры, но «донна Ворониане» мягко улыбнулась и сказала, что они не выйдут наружу без завтрака. Глебу ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Варя в очередной раз узрела чудо: низенькая пухленькая женщина, похожая на ромашку, одним движением брови уложила всех на лопатки и каблучком наступила на горло.

Пока дети кушали, мать-мафиози вела допрос, тщательно законспирированный под вежливую беседу ни о чем. Она выяснила у Астахова его семейное положение, где он жил до этого, куда он хочет поступать и почему в этом году переехал в Россию. Он сам не замечал, как выдавал ей информацию. Главное, что все это замечали, за исключением гостей. Леша с Варей уже напрактиковались в противостоянии маминым психологическим атакам, когда она, притворяясь мягкой и пушистой, медленно вынимала душу из собеседника. А вот эти двое были свежим мясцом.

– Кстати, – внезапно подал голос Астахов, когда Марьяна Анатольевна встала из-за стола, чтобы разлить чай. – Я, когда поднимался, видел нашего психолога…

Варя подавилась запеканкой и закашлялась. Леша пнул ее под столом и сделал страшные глаза Глебу, однако тот намека не уловил.

– Тебе показалось, – с нажимом сказал он, сжимая в кулаке вилку. Та была близка к трагической кончине.

– Да нет, у меня хорошая память на лица, – уверенно произнес Глеб.

Настала Варина очередь пинаться, так как если бы это сделал Леша, то сломал бы ему ногу. Астахов дернулся и наклонился потереть голень. Варя закатила глаза; она не настолько сильно ударила босой ногой, чтобы последствия были настолько катастрофическими.

– Заткнись, пока я Барни на тебя не спустила, – прошипела она, пока Леся удивленно спрашивала, что случилось.

– Что ты говоришь? – переспросила Марьяна Анатольевна, возвращаясь к столу с чайником в руках. – Ты видел Алю?

– Ему показалось, – твердо сказал Леша, показывая Глебу под столом кулак.