Поднимаясь в лифте на свой этаж, Варя снова стала гадать, что же случилось такого срочного, что мама попросила ее приехать домой поскорее. К ее сожалению, ни отражение в зеркале на стенке лифта, ни его тускло поблескивающие кнопки не могли дать ей вразумительного ответа.

Если бы что-то случилось с Лешей, то мама бы так и сказала. Она обычно не выбирала выражения, когда ее старшенький попадал в переплет. Да и не стал бы Леша лезть в петлю, все-таки, он уже вышел из того возраста, когда гормоны бушевали в крови и требовали хорошей драки.

«А вдруг это Барни?» – посетила Варю паническая мысль, и она чуть не выпала из открывшихся дверей лифта, споткнувшись на ровном месте. Бросившись к двери, она судорожно повернула ключ в замке, рывком распахнула дверь… и чуть не упала снова, врезавшись в довольную черную тушу, которая полезла ее облизывать.

«Не Барни», – выдохнула Варя, отбиваясь от пса.

Раздевшись, Варя уже собиралась позвать маму, которая, благодаря Барни, точно знала, что та уже вернулась домой, как увидела среди обуви на полу незнакомую пару сапожек. Увидела их и зависла. Никто из ее знакомых не носил зимние сапоги от «Burberry», да и размера они были слегка не того, какой носят взрослые, уже полностью сформировавшиеся люди.

– Варя, – позвала ее мать, не дождавшись, пока она сама дойдет до кухни. – Иди сюда!

Обуреваемая подозрениями, Варя прошла вперед, периодически отталкивая Барни в сторону. Он все рвался добраться до ее лица, но Варя была немного не в настроении на длительные слюнявые объятия. После них надо было сразу идти в душ, смывать собачью радость с лица и волос, а одежду бросать в стирку.

Войдя в гостиную, которая по совместительству являлась и кухней, и столовой, Варя не поверила своим глазам, которые до селе вроде бы ее не подводили. Она несколько раз моргнула, даже ущипнула себя за руку, но ничего не помогало. Видение в лице Леси Астаховой, сидящей на высоком стуле рядом с ее матерью и болтающей ножкой, почему-то отказывалось пропадать прочь.

– Что ты здесь делаешь? – воскликнула Варя, пребывая в состоянии, близком к истерике. Что-то ее настроение скакало, как мартовский заяц, почуявший зайчиху. Явно сказывалось время месяца.

С их последней встречи Леся совсем не изменилась, только чуть-чуть отрасли волосы, достигая подбородка. Если раньше она была похожа на взбесившегося ежика, то теперь ее волосы напоминали очень неудачное каре. Она была одета в черные джинсы и кофту с черепами, смотревшейся на ней так, будто изначально она принадлежала принцессе Фионе. Рядом ко стулу была прислонена большая сумка, больше походящая на кофр.

Леся почесала между ушами подлетевшего к ней Барни и проказливо улыбнулась.

– Вот, чай с баранками пью. Будешь?

– Мам, откуда в нашей квартире взялась младшая сестра Астахова? – повернулась Варя к матери, понимая, что от Леси внятного ответа можно не ждать.

Марьяна Анатольевна осторожно поставила дымящуюся чашку на столешницу прежде, чем заговорить. Варю порой бесила эта выдержка, чем та частенько пользовалась. Выведенная из себя дочь Марьяну Анатольевну очень смешила. По ее словам, Варя становилась похожа на злобный одуванчик.

– Прихожу я домой после работы, – сказала мама, перекидывая за плечо длинную косу, – а это чудо сидит у нас под дверью и передразнивает Барни лаем. Сказала, что пришла к тебе в гости.

Варя посмотрела на Лесю, которая невозмутимо грызла баранку, и подошла к ним, складывая руки на груди.

– А ну признавайся, зачем ты здесь, – требовательно сказала она, строго глядя на девочку.

Строгий взгляд подействовал бы на нее лучше, если бы они не были почти одного роста. К тому же Варя сама себя не воспринимала, как строгого взрослого, чего уж говорить о Лесе. Она покосилась на Варю с явным сомнением в глазах, взяла еще одну баранку и, мечтательно уставившись в потолок, произнесла:

– Я соскучилась.

Варя чуть ли не зарычала под стать своему псу. Бесить ее – это явно была семейная черта Астаховых, не зависимо от возраста или пола.

– Леся, правду, живо, – прищурившись, потребовала Варя.

– Но я правда соскучилась! – Леся округлила глаза так, что они стали похожи на пятирублевые монеты. Варя ей даже бы поверила, если бы только что не провела несколько часов наедине с лучшим актером их времени.

– А я британская королева, – язвительно заметила она, доставая из кармана мобильный. – Раз ты отказываешься говорить, то я просто позвоню твоему брату и узнаю все у него.

– А у тебя нет его номера! – воскликнула Леся, показывая ей язык.

Варя закатила глаза. Глянув на мать, ментально вопрошая, не хочет ли та вмешаться, и получая многозначительное «нет» в ответ, Варя поняла, что справляться придется в гордом одиночестве.

– И правда, нет, – кивнула она, резко выбрасывая руку вперед и хватая телефон Леси, лежащий рядом с ней на столе. – Зато у тебя он точно есть.

Проморгав в прямом смысле момент, когда ее мобильный оказался во вражеских руках, Леся бросилась на Варю, пытаясь вернуть его на историческую родину, чуть не пролив чай.

– Не надо звонить Глебу! Не надо, пожалуйста! – заверещала она, понимая тщетность попыток отобрать телефон у Вари. Пусть та и была практически одного с ней роста, но имела при этом ряд существенных преимуществ. Хотя бы то, что прошла суровую жизненную школу по отбиранию старшими вещей.

– Тогда говори, что случилось! – вытягивая руку с телефоном в сторону, ответила на это Варя.

Леся, вздохнув и недовольно посмотрев на нее, снова взгромоздилась на стул, скрестив руки на груди. Больше всего она сейчас напоминала нахохлившегося цыпленка, и обиженный до глубины вид, как она надеялась, не производила.

– Ладно, я скажу, – буркнула она, косясь на Барни зеленоватыми глазами. – Только обещай, что не сдашь меня родителям.

– Это зависит от того, что именно ты мне скажешь, – сказала Варя, присаживаясь рядом с ней. Марьяна Анатольевна за Лесиной спиной состроила одобрительную гримасу, одновременно отодвигая чашку подальше от экспрессивных рук Астаховой-младшей.

– Ну, тут на самом деле ничего такого, – пожала плечами Леся. – Просто отец снова улетел в Лондон, мама поехала в Милан на выставку работ какого-то типа крутого скульптора, а меня оставили с братом-придурком.

– Леся, что за язык! – одернула ее Марьяна Анатольевна. Варя уже ожидала, что девочка начнет ерепениться, но, к ее удивлению, она только пробормотала нечто вроде «простите» и продолжила рассказ.

– Короче, меня оставили с ним. И все нормально, вроде, он ж больной дома всю неделю валялся, поэтому меня особо не доставал, а тут приперлась его бабенция, устроила истерику… – на личике Леси проступило отвращение.

Повисла пауза. Леся, видно, считала, что на этом объяснения можно прекратить, но Варя была с ней в корне не согласна. Она лично не видела никакого криминала в том, что Вика была истеричкой. Горбатого, как говорится, только могила исправит.

– И? – поторопила она девочку.

Прежде, чем продолжить, Леся взяла в руки еще одну баранку, будто бы этот шедевр мучной продукции мог придать ей сил в нелегком рассказе.

– И вот они ругались, и ругались, потом помирились, потом снова начали орать друг на друга, я даже стала опасаться, что Глеб сорвет горло, ведь он только-только вылечился… – тон ее резко расходился со словами, но Варя не стала заострять на этом внимание. – Часа три они точно ругались, а потом я не выдержала. Собрала рюкзак, вызвала водителя и поехала сюда.

Пока Леся говорила, брови Вари поднимались все выше и выше, поэтому где-то к концу реплики на ее лице застыло выражение близкое к шоку. Живое воображение зачем-то рисовало животрепещущие картины, как именно ругались и после мирились Астахов и Новикова, а тараканы, вооруженные метлами, пытались стереть эти жуткие образы.

– Ладно, окей, но как ты узнала, где я живу? – спросила она, когда буря в голове слегка улеглась.

Леся смутилась, переводя взгляд на чашку.